Немногочисленные русские путешественники, встречавшиеся с Николаем Борисовичем в Италии, не без раздражения отмечали, что он и здесь, за границей, ведет свой обычный образ жизни – постоянно бывает в опере, в концертах и пляшет на балах. Николай Борисович всю жизнь считался отменным бальным танцовщиком. Не трудно представить Юсупова в танце – изящного, легко двигающегося, почти идеального партнера, чем-то напоминающего французского маркиза, а отнюдь не татарского князя, как некоторым казалось.

Разумеется, что вокруг Юсупова и в Италии постоянно вились самые красивые женщины. На юге они темпераментней, а потому и доступней, с легкостью смотрят на некоторое кажущееся нарушение приличий… Не особенно беспокоились и мужья; ведь княжеская благодарность всегда превышала размеры рогов.

С раздражением пишет обо всем этом родственник Николая Борисовича по матери В.Н. Зиновьев, посетивший Рим в 1785 году. «Нашел наших двух министров здесь Юсупова и Разумовского (Андрея Кирилловича, – неаполитанского посланника. – А.Б.). Первый все таков же: покупает здесь картины, весьма дурные, как мне кажется, разные инвенции шандалов делает, которые совсем татарского вкуса, занят маханьем (ухаживанием), здесь, как и в Турине, одним словом – все тот же, как и был»[125]. Надо полагать, для раскрытия подлинного смысла этого родственного описания очень подходит народная мудрость, – когда кажется, надо креститься. К тому же не следует забывать и еще одной неприятной стороны медали – у бездетного на тот период Юсупова вся родня ходила в потенциальных наследниках. Было от чего раздражаться, ведь тратились деньги, при иных обстоятельствах способные пополнить не слишком толстый кошелек и господина Зиновьева.

Николай Борисович частенько отлучался от Туринского двора. Послушать новую музыку и развеяться в приятном дамском обществе Венеции или Рима, как думали некоторые умные люди. На самом деле в это время князь выполнял ответственные государственные задания. Екатерина возлагала на него серьезные дипломатические поручения весьма деликатного свойства. Их характер оказывался таковым, что требовал для себя «легального прикрытия», как любили говорить большевики о своей нелегальной работе, – должности посла при мелком государстве. Самыми серьезными оказались переговоры Юсупова с папой Римским…

А Луи Дюкро. «Павел Петрович и Мария Федоровна на Римском Форуме». 1782. «Павловский дворец-музей».

В 1785 году граф А.К. Разумовский, имевший самое непосредственное отношение ко дворцу Московского Английского клуба на Тверской, повел себя при Дворе Неаполитанского короля так, как и подобает господину, чье родословное древо состоит из двух слов – из грязи да в князи. Прирожденному князю Юсупову пришлось ехать расхлебывать графское дело, а оно представлялось очень серьезным дипломатическим скандалом. Неаполитанская королевская семья сочла поведение Разумовского оскорбительным по отношению к королеве Марии-Каролине. Николай Борисович не без труда добился приема у короля Фердинанда I, которому передал самые дружественные извинения императрицы Екатерины II. Дело уладилось.

7 августа 1788 года Юсупов вновь в Неаполе. Он провел весьма сложные переговоры с королевским Двором относительно обострившихся в очередной раз отношений между давними врагами – Россией, Швецией и Турцией. Россия нуждалась в нейтралитете европейских государств, для соблюдения которого пресловутое «общественное мнение» играло немалую роль. Тяжелыми оказались переговоры князя в Венеции с дипломатическими представителями Англии и Австрии. Зато вечерами Николай Борисович имел возможность посещать любимый венецианский театр Ла-Фениче. Здесь же, в Венеции Юсупов познакомился и подружился со знаменитым театральным художником Пьетро Гонзага, если возможна дружба между внуком сапожника и легендарным «потомком самого пророка Магомета»…[126]. По крайней мере, обедал художник за княжеским столом постоянно, что вызывало удивление и раздражение вельможных коллег Юсупова по дипломатическому ведомству.

В 1784 году Николай Борисович побывал в Ватикане, получил аудиенцию у папы Римского Пия VI. Этому предшествовало получение секретной инструкции от императрицы Екатерины, которая датирована ноябрем месяцем.

«Инструкция Действительному Камергеру, Чрезвычайному Посланнику и полномочному Министру Князю Юсупову.

Благородный Нам любезноверный!

…Откланявшись от Туринского Двора, направить путь Ваш в Рим, где Вы явитесь в качестве Кавалера Двора Нашего, имеющего особую комиссию к Тамошнему Владетелю, а отнюдь не в образе Министра характеризованного, дабы инако не иметь нужды в установлении нового церемониала, следовательно же и не найтися в случае какого-либо затруднения с пребыванием в Риме…»[127].

Для разрешения сложных внешнеполитических проблем должность временного посланника в Риме мало что давала Юсупову и в политическом, и в дипломатическом отношении. Тут помогли личные масонские связи князя. Николай Борисович в качестве частного лица не только получил папскую аудиенцию, но и добился признания Папским двором «…отдельного самостоятельного существования в Российской империи римско-католической паствы, благодарил за дарование близкому к Русскому императорскому дому могилевского архиепископа Сестренцевича палладиума и возведения в кардиналы бывшегов России папского посла Аркотти»[128]. Кроме того, императрица через Юсупова выразила пожелание, чтобы Сестренцевича возвели в кардиналы.

Иоганн Ведер. «Портрет папы Пия VI». Камея. Г.Э. Из собрания кн. Н.Б. Юсупова

Этим самым Екатерина устраняла происки Римской курии на территории Российской империи, а заодно, «милостиво» даровала католикам звание своей очередной «домашней церкви», что называется, приводила их к собственному августейшему ногтю. По мудрой мысли Екатерины, «русских» католиков должен был возглавлять архиепископ Могилевский, назначаемый по ее личному указанию и действующий так, как удобно русской царице, а отнюдь не Ватикану и Римской курии. Епископ, а потом и архиепископ Станислав Сестренцевич-Богуш (1731-1826) прославился своей откровенно русофильской позицией, за что его искренне не любили в Риме, но отстранить от дел так и не решились. Во второй половине XVIII века многие униаты и католики Белоруссии и других территорий Российской империи, находившиеся в юрисдикции Сестренцевича, вернулись в лоно Православной церкви. Тогда умели решать проблемы не только униатов…

Д.Б. Пиранези. «Площадь святого Петра в Риме». Гравюра.

Папа принял Николая Борисовича так неожиданно дружественно, что даже позволил князю организовать копирование лучших живописных украшений Ватикана. До Юсупова разрешения на снятие копий Ватиканских фресок в таких объемах не получал никто. Надо заметить, что и после тоже. Впрочем, какие уж тут рафаэли, когда масонская дисциплина обязывала…

Вообще-то идея перенести, точнее – «пересадить все великое», что имелось в Европе, на невские берега принадлежала наследнику престола Павлу. Екатерина относилась к этому несколько скептически. В результате теперь нам остается любоваться в Эрмитаже только копиями Лоджий Рафаэля, тогда как остальные шедевры Ватикана остаются для русских людей практически недоступными.

Во время пребывания в Италии Юсупов неоднократно получал от Екатерины письма можно сказать личного характера. Их дружеский тон не оставляет сомнений в самых приятельских отношениях между царицей и князем. Екатерина не считалась страстным коллекционером скульптуры или картин, а любила исключительно резные камни. Живопись она собирала для государственного величия, камни – для личного удовольствия. Как раз о камнях она и советовалась с Юсуповым. Вот несколько фрагментов из ее длинного письма, адресованного к князю в Рим и посвященному как камнерезному искусству, так и искусству коллекционирования.