Далее, уроки истории имеют немалое значение именно для сферы военно-морской стратегии. В свете относительного постоянства условий эти уроки полезны для нее не только как иллюстрация принципов, но также как демонстрация прецедентов. Это менее очевидно в тактике, когда эскадры вступают в сражение на этапе, к которому подвели их стратегические соображения. Неуемный прогресс человечества ведет к постоянному усовершенствованию вооружений. Этому сопутствует постоянное изменение в методах вооруженной борьбы – в управлении и боевом построении войск или кораблей. Поэтому в среде тех, кто связан с флотом, появляется тенденция считать, что изучение прошлого опыта не приносит пользы, что оно является напрасной тратой времени. Такой взгляд, хотя и вполне естественный, полностью упускает из виду те широкие стратегические соображения, которые побуждали страны отправлять в море флоты, которые определяли сферу их влияния и, таким образом, видоизменяли и видоизменяют мировую историю, а значит, такой взгляд страдает односторонностью и узостью даже в тактике. В прошлых сражениях стороны побеждали или терпели поражения в соответствии с тем, насколько искусно они применяли правила войны. Моряк, внимательно изучающий причины побед и поражений, не только обнаруживает и усваивает эти правила, но также приобретает возрастающую сноровку в применении их для оперативного использования кораблей и вооружений. Он заметит также, что перемены в тактике не только неизбежно следовали за переменами в вооружениях, но что промежутки между такими переменами были чрезмерно продолжительными. Это, несомненно, проистекает из того факта, что оружие обязано своим совершенствованием творческой энергии одного или двух человек, в то время как перемены в тактике происходят в условиях преодоления инерции консервативного класса, а это большая беда. От нее можно избавиться лишь путем трезвого признания каждой перемены, внимательного изучения боеспособности и ее пределов в новых кораблях и вооружениях, а также последовательным усвоением методов использования присущих им свойств. Это и образует новую тактику флота. История свидетельствует о тщетности надежд на то, что военные в целом возьмут на себя этот труд, но одно то, что военачальник, который сделает это, будет сражаться, располагая большими преимуществами, не вызывает сомнений.
Поэтому можно согласиться теперь с французским тактиком Морогом, который столетие с четвертью назад писал: «Военно-морская тактика строится на условиях, основание которых, а именно вооружение, может изменяться. За этим, в свою очередь, неизбежно следуют изменения в конструкции кораблей, в управлении ими и в конечном счете в боевом построении и управлении флотами». Его дальнейшее утверждение «Нет науки, основанной на абсолютно незыблемых правилах» более открыто для критики. Более правильным было бы сказать, что применение этих правил изменяется с изменением вооружений. Применение этих правил, несомненно, меняется, время от времени, и в стратегии, но здесь изменений гораздо меньше. Поэтому распознание лежащего в ее основе принципа облегчается. Вышеупомянутое утверждение достаточно важно для того, чтобы обратиться к примерам из истории.
Абукирское сражение 1798 года не только завершилось полной победой англичан над французским флотом, но также способствовало решающим образом нарушению коммуникаций между Францией и армией Наполеона в Египте. В этом сражении британский адмирал Нельсон продемонстрировал наиболее яркий пример великой тактики, если ее действительно можно определить как «искусство эффективного комбинирования перед сражениями и в их ходе». Тактическая комбинация особенно зависит от условия, о котором уже шла речь и которое состоит в неспособности кораблей флота, стоящего на якоре в подветренной позиции, прийти на помощь кораблям, находящимся в наветренной позиции, до их уничтожения. Но принципы, которые лежат в основе комбинации, то есть выбор того сектора боевого порядка противника, которому труднее всего оказать помощь, и атака его превосходящими силами, еще не упоминались. (Многое из того, что сделал Нельсон при Абукире, применялось русским флотоводцем Ф. Ушаковым в 1787–1791 годах, в частности у мыса Калиакрия 31 июля (11 августа) 1791 года Ушаков отрезал турецкую эскадру от берега – именно это и сделал Нельсон в 1798 году при Абукире, выдавая за новацию. – Ред.) Операция адмирала Джарвиса у мыса Сан-Висенти, когда он с 15 кораблями одержал победу над эскадрой численностью более 27 кораблей, осуществлялась в соответствии с теми же принципами, хотя в данном случае эскадра противника не стояла на якоре, но находилась в движении. Однако мозг людей так устроен, что на них, видимо, оказывает большее впечатление скоротечность действий, чем неувядающий принцип, лежащий в их основе. В стратегическом влиянии победы Нельсона на ход войны, наоборот, действовавший принцип не только легко различим, но со всей очевидностью применим и в наше время. Успех кампании французов в Египте зависел от использования путей сообщения с Францией. Победа при Абукире привела к уничтожению их эскадры, при помощи которой только и возможно было гарантировать свободу этого сообщения, и тем самым определила конечную неудачу кампании. Предельно ясно не только то, что эта операция была проведена в соответствии с принципом нанесения удара по линиям коммуникаций, но также то, что тот же принцип действителен и сейчас – то есть он применим в одинаковой степени как в эпоху галер, так и в эпохи парусного и парового флота.
Тем не менее смутное чувство пренебрежения к опыту прошлого, который, как полагают, вышел из употребления, соединяется с естественной ленью – чтобы не дать людям осмыслить даже те постоянные уроки стратегии, которые лежат на поверхности истории флота. Например, многие ли смотрят на Трафальгарскую битву, венчающую славу Нельсона и его гений, иначе, чем на некий изолированный, исключительный случай? Многие ли задают себе вопрос стратегического свойства: как корабли оказались именно в этом месте? Многие ли понимают, что это был последний акт большой стратегической драмы, длившейся год или больше, в которой Наполеон и Нельсон, два величайших полководца, когда-либо жившие на земле (даже Наполеона, видимо, можно считать не «величайшим», а «одним из величайших» – в одном ряду с Александром Македонским, Ганнибалом, Чингисханом и другими. Нельсон же, как и Веллингтон, только «крупный» или «большой» – таких на памяти десятки. – Ред.), противостояли друг другу? При Трафальгаре потерпел поражение не Вильнев, но Наполеон. Победил не Нельсон, но Англия, которая была спасена (почему спасена? Вильнев шел из Кадиса в Средиземное море, в противоположную от Англии сторону и был перехвачен Нельсоном. – Ред.). Почему? Потому что комбинации Наполеона провалились, а интуиция и активность Нельсона позволили английскому флоту отслеживать действия противника и в решающий момент атаковать его корабли, стоящие на якоре[4]. Тактика при Трафальгаре, открытая критике в деталях, была в основных чертах сообразной с принципами ведения войны. И смелость этой тактики была оправдана как настоятельностью битвы, так и ее результатами. Но важные уроки эффективной подготовки, активного и энергичного ведения битвы, а также мышления и интуиции британского флотоводца в предшествовавшие месяцы являются уроками стратегии и, как таковые, остаются полезными.
В данных двух примерах события пришли к естественному и убедительному итогу. Можно привести третий пример, итог в котором, оказавшись не столь убедительным, дает основания обсудить, что могло быть сделано. В Войне за независимость против Англии Северо-Американские Соединенные Штаты выступали в 1779 году в союзе с Францией и Испанией. Флоты союзников трижды входили в Ла-Манш, однажды в количестве 66 линейных парусных кораблей, заставив английский флот спасаться в своих портах, поскольку он сильно уступал союзникам в численности. Теперь Испания ставила себе большую задачу – вернуть Гибралтар и Ямайку. Для возвращения почти неприступного Гибралтара союзники предприняли огромные усилия как на суше, так и на море. Они оказались безрезультатными. Возникает вопрос – и он относится к сфере стратегии, – что было бы более эффективным для взятия Гибралтара? Контроль союзниками Ла-Манша, их атаки английского флота в его собственных портах, сохранение угрозы подрыва морской торговли Англии, а также вторжение на Британские острова, с одной стороны, или более энергичные усилия, направленные против отдаленной и сильно укрепленной крепости империи, – с другой? Англичане, долгое время жившие в безопасности, были особенно чувствительны к опасениям вторжения, и основательные попытки поколебать их веру в непобедимость британского флота привели бы к падению воли к сопротивлению на островах. Каков бы ни был ответ, вопрос, в его стратегической постановке, является справедливым. В другой форме его выразил французский офицер того периода, предложивший сконцентрировать усилия на захвате Ямайки, которую можно было бы обменять на Гибралтар. Маловероятно, однако, чтобы Англия поступилась бы ключевым оплотом на Средиземноморье в обмен на обладание подобной зарубежной территорией, хотя и могла пойти на это ради спасения родных очагов и столицы. Наполеон однажды сказал, что завоюет Пондишери (в Юго– Восточной Индии, ныне союзная территория Пондишери. – Ред.) на берегах Вислы. Если бы он был способен контролировать Ла-Манш, как это делал некоторое время в 1779 году флот союзников, можно ли усомниться, что он завоевал бы Гибралтар на берегах Англии?
