– Отец! – воскликнула Хэлли, слишком уставшая и взволнованная, чтобы убрать испуг из голоса и вести себя дипломатично. – Что ты здесь делаешь?
– Я как-никак врач, – сказал он, оглядывая Хэлли, как обычно, сверху вниз, что всегда заставляло ее чувствовать себя неполноценной. Неприятно удивило, что это по-прежнему на нее действует. – И это моя больница, – продолжал он. – К тому же я заведующий отделением.
– Я не знала...
– Ты многого не знаешь, Хэллоран.
– Да, ну что ж... – Презирая себя за неловкость и смущение, которые всегда вызывали в ней едкие замечания отца, Хэлли стиснула зубы и встретила его взгляд с прежним, как в юные годы, вызовом. – Надеюсь, ты пропустишь меня, я приехала увидеть мать.
– Конечно. – Джеймс Маккензи отступил. – Похоже, твоя мать упала и ударилась о скамейку. Было небольшое кровотечение, но ничего серьезного. Ей дали успокоительное, и все будет хорошо.
Разозленная на себя еще больше, чем на отца, Хэлли опустила глаза и поплелась, почти ничего не видя, в палату матери.
Медсестра у кровати взглянула на Хэлли и приложила палец к губам.
– Она только что заснула. Доктор дал ей успокоительное.
Хэлли понимающе кивнула. Она все еще не пришла в себя после встречи с отцом и ужаснулась, увидев забинтованную руку матери. Она осторожно поставила сумку на пол и наклонилась ближе, всматриваясь в милое, но бледное и слишком неподвижное лицо. Обычно оно такое живое. Внушительных размеров пурпурная шишка и кровоподтек искажали высокий лоб.
– Сотрясение? – спросила она шепотом.
Сестра помотала головой.
– Доктор не дал бы ей снотворного, если бы поставил такой диагноз. Вы, конечно, родственница. – Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Хэлли кивнула.
– Дочь.
– О! – воскликнула сестра, ее интерес заметно вырос. – В таком случае вы...
– ...также дочь доктора Маккензи. – Желая избежать дальнейших комментариев, Хэлли сказала: – Я привезла ей вещи. – И подняла сумку. – Куда мне их положить?
– На тумбочку, – ответила сестра, выходя из палаты.
Поездка домой прошла в тяжелом молчании, которое ни Майк, ни Коринна не были склонны нарушать. Дома Коринна хотела пройти прямо к себе, но Майк остановил ее.
– Мне надо поговорить с тобой. – Он прошел в кухню и потянул ее за собой. – Садись.
Коринна проигнорировала приглашение отца. Она оперлась на стойку и молча ждала, скрестив руки на груди.
Накопившаяся в нем ярость вырвалась на свободу: Майк шагнул к дочери, сжал ее плечо, словно тисками.
– Я сказал, сядь! – проревел он, рывком двинув стул и толкнув Коринну на него.
Отпустив ее так же резко, Майк развернулся и подошел к окну. Он тяжело дышал, волна ярости постепенно отступала. Он провел рукой по волосам, глубоко вдыхая воздух и стараясь немного успокоиться.
– Теперь у нас все будет иначе, – сказал он наконец, придя в себя. – Теперь ты станешь вести себя как цивилизованный человек...
– Да-а... – протянула Коринна, ее голос и выражение лица были полны презрения. – Как только что ты, да?
– Нет, не так. – Майк пристально смотрел на нее. – Ты же не станешь винить меня за то, что я дал волю рукам. Я просто вышел из себя, но ты своим упрямством и святого доведешь до рукоприкладства. И это должно прекратиться.
– Пф! – Скривив губы и вновь сложив руки на груди, Коринна со скучающим видом отвернулась.
Майку пришлось сосчитать до десяти, чтобы удержаться от еще одного взрыва. Он понимал, что, если хочет чего-нибудь добиться, ему не следует повышать голос. Дочь превратилась в лгунью, воровку и прогульщицу. Этому необходимо положить конец.
Майк подошел к полке, снял фарфоровую кошку и поставил на стол возле Коринны.
– В кувшине было двести долларов, – сказал он. – Теперь здесь семьдесят. Я хочу знать, что случилось с остальными?
– Почем я знаю? – пробормотала девочка. Но она не смогла посмотреть на него и густо покраснела.
Увидев это, Майк почувствовал облегчение. Значит, у нее есть совесть, значит, еще не все потеряно.
– Посмотри на меня, – приказал он.
Она подчинилась с нарочитой медлительностью, во взгляде светился вызов.
– Где ты взяла деньги на концерт?
Она сжала губы и ничего не ответила.
– И на эти лохмотья, что ты носишь? И на это? – Он бросил презрительный взгляд на обесцвеченные, спутанные волосы. – Где ты брала деньги, Коринна?
– Какая разница? – Она поразила его, воскликнув неожиданно яростно. Он ожидал, что она будет продолжать молчать. – Тебе ведь все равно!
Она вскочила на ноги и сжала руки в кулаки.
– Я удивлена, что ты вообще заметил. Ты только и делаешь, что придираешься ко мне! «Коринна, ты убрала комнату, вымыла посуду, вынесла мусор?» Я для тебя только служанка, ведь так? Тебя не волнует, что я делаю, куда хожу, что я чувствую. Ты никогда не интересовался, как мне здесь живется, что я думаю о школе или о чем-то еще. Ты меня ненавидишь!
– Это неправда! – воскликнул Майк. – Боже, Кори, я люблю тебя. Ты моя дочь, ты – единственное, что у меня есть.
Но она не слушала.
– А я ненавижу все. Я ненавижу этот ужасный город, этот убогий дом, я ненавижу жизнь с тобой. Я хочу домой! Почему ты просто не отпустишь меня домо-ой...
Последние слова были пропитаны такой болью, что у Майка будто сердце вырвали из груди. Чуть не плача, он схватил Коринну за плечи, а она, рыдая, старалась вырваться. Повернув дочь к себе, Майк обнял ее и прижал к своей груди. Какая же она маленькая, хрупкая, беззащитная...
– Кори, детка, – шептал он, поглаживая ее спину и нежно укачивая. – Не плачь так. Пожалуйста, не плачь. Мы справимся...
– Я не хочу с этим справляться! – Коринна вырвалась из его объятий. Топнув ногой, она подняла лицо, мокрое от слез, испачканное всеми цветами радуги от косметики. – Я не хочу здесь оставаться. Я не хочу жить с тобой. А ты не можешь меня заставить. – И она стремительно выбежала из кухни.
Оглушенный, Майк даже не пытался остановить ее. Он стоял не шевелясь, лишь слегка вздрогнул от звука хлопнувшей двери ее комнаты.
Он, который сражался со стихией практически на каждом континенте, не в силах совладать со своей четырнадцатилетней дочерью.
Завтра же он начнет приготовления, чтобы отправить ее обратно в Айдахо.
Хэлли не смогла приехать в школу на встречу с Майком и Коринной Паркер. В интересах профессиональной беспристрастности, которую так трудно было сохранить по отношению к данной ученице и ее родителю, она не пыталась связаться с ними сама. Вместо этого утром Хэлли первым делом позвонила директору и попросила найти ей замену на утренние уроки английского. Затем она попросила тренера баскетбольной команды Гилберта Смита встретиться с Майком, извиниться за нее и передать, что она найдет Коринну после обеда и поговорит с ней.
И вот она едет в школу. Утренние события так же, как и предыдущий день, были полны сюрпризов.
Хэлли приехала в больницу около семи, все еще не в себе после беспокойной ночи, наполненной путаными снами, в которых Майк Паркер и ее отец постоянно менялись ролями. Фрейду, наверное, было бы интересно.
Она была поражена, увидев у постели матери полицейского. В ее ночных кошмарах отец пытался убить мать. И хотя сама мысль была ужасающей, это представлялось не таким уж неестественным и диким. Оба чрезвычайно импульсивные, родители перед разводом часто устраивали неистовые ссоры.
Но, по всей вероятности, все было не так. Несмотря на травму, мать была бодра и весела, как молоденькая девушка. Здоровая рука лежала в красной ладони сержанта Вильяма О'Рурка.
Мать торопливо отдернула ее, когда Хэлли подошла к кровати.
– Хэлли, дорогая! – воскликнула она, к удивлению Хэлли, сильно смутившись. – Билл... я хочу сказать, сержант О'Рурк был так добр, что зашел меня проведать.
В семь часов утра? Оставив эту мысль при себе, Хэлли кивнула и улыбнулась, как будто было абсолютно естественно для мужчины прийти к ее матери на рассвете.
