От кого вы это слышали?

От своего начальника штаба. Он несколько раз до прашивал его жену.

Жену полковника Планка? – с изумлением спросил гестаповец.

– Да, – подтвердил полковник. – Звали ее, кажется, Бертой. Да, Берта фон Планк. Сам я ее не .видел, но очевидцы отзывались о ней как об очень красивой женщине, это заинтриговало не только наивную Фанни, но и такого матерого гестаповского волка, как Иммерман.

– В то время я находился на лечении после контузии, поэтому подробности мне не известны. Знаю одно, при форсировании Вислы наша радистка попала в плен. Па неизвестной причине ее не посадили .в тюрьму, а передали в руки начальника полевой авторемонтной мастерской. Узнав об этом, друзья радистки выкрали жену начальника мастерской и обменяли ее на радистку.

Наступило молчание. Все погрузились в размышления. Фанни уже не сводила с него своих красивых глаз. «Какой необыкновенный человек! – думала она. – Какая у него удивительная судьба! Как много он видел в своей жизни! Боже мой, неужели нам так и не удастся поговорить с ним без свидетелей?»

Турханов, естественно, тоже не был безразличен к своей судьбе. «Сведения о загадочной деятельности полковника Планка и о его не менее загадочном исчезновении не могут не интересовать гестапо,– думал он. – Из всех живых свидетелей, находящихся в руках немцев, только я могу удовлетворить их любопытство. И пока им не удастся установить истину по делу Планка, они не уничтожат меня. Значит, мне необходимо сообщать им нужные сведения только по частям, с большими промежутками. А выйти я отсюда должен обязательно живым, чтобы успеть предупредить людей о той опасности, которая угрожает им со стороны профессора Вагнера и ему подобных фашистских ученых...»

Иммерман знал о страсти абвера – этого соперника и коварного врага гестапо – в целях маскировки выдавать свои оперативные группы за тыловые учреждения или за небольшие воинские части, вроде различных мастерских, полевых хлебопекарен. Поэтому „услышав о помещении пленной партизанской радистки в авторемонтную мастерскую и об обмене ее на супругу начальника этой мастерской, он" сразу же догадался, что речь идет тут не иначе как об одной из оперативных групп абвера, которые в оккупированных странах нередко выполняли особые задания недавно арестованного адмирала Канариса. Знал он также, что делом Канариса занимается сам Кальтенбруннер – начальник имперской службы безопасности СД. До Иммермана доходили слухи о весьма щедрой награде, выдаваемой Эрнстом Кальтенбруннером тем, кто помогает вносить ясность в запутанное дело Канариса и его шайки. «Не удастся ли выжать из этого советского полковника такие сведения, которые могли бы заинтересовать Кальтенбруннера? – думал он, глядя на утомленное, но все еще спокойное лицо Турханова. – Это несомненно помогло бы мне подняться на очередную ступень служебной лестницы и приписать еще немалую сумму к моему текущему счету в банке».

Воодушевленный заманчивыми перспективами, гестаповец даже не пошел обедать, а с новой силой продолжил допрос.

Что говорила о полковнике Планке ваша радистка после своего освобождения? – спросил он.

Хорошего мало,– ответил Турханов. – Говорила, что ее всячески старались перетянуть на сторону противника, принуждали к выдаче сведений секретного характера о партизанах.

Как вы думаете, для чего могли понадобиться такие сведения начальнику авторемонтной мастерской?

Мы знали, что немецкие офицеры всегда интересуются сведениями о противнике, поэтому в поведении полковника Планка ничего необычного не усмотрели.

Так я и поверю вам,– сказал Иммерман.

В то время мы действительно принимали заведение Планка за авторемонтную мастерскую. Только в последствии нам стало известно, что это была маскировка.

То есть? – пристально посмотрел на него гестаповец.

Мы узнали, что полковник Планк возглавлял оперативную группу абвера под номером 505.

Откуда вы узнали об этом?

От некоего Астахова. Он предложил нам вместе с его отрядом окружить и уничтожить группу полковника Планка.

Вы приняли его предложение?

Нет.

Почему?

Среди партизан он пользовался дурной репутацией. Одни считали его провокатором, другие утверждали, что он власовец.

А кем он был в действительности?

Трудно сказать. Впоследствии говорили, что он собственноручно расстрелял полковника Планка, но я не ус пел докопаться до истины.

Не успели, потому что вам пришлось срочно вы ехать в Варшаву?

Нет. Однажды на партизанскую засаду напоролась группа подозрительных людей. Дело было ночью. Произошла перестрелка. Вся группа была уничтожена. Среди погибших наши партизаны опознали Астахова к его помощника Юманова. Я сам тоже до этого случая дважды встречался с Астаховым, поэтому узнал его сразу, когда утром прибыл к месту происшествия. Документов или иных материалов, подтверждающих его личность, при нем не оказалось. Поэтому я до сих пор не могу сказать с уверенностью, на кого он работал – на вас или на нас.

«Мы это выясним,– подумал Иммерман. – И если он работал на нас, то скажу Турханову, что они убили своего человека. Пусть хоть немножко попереживает, если только большевики способны на это».

Теперь расскажите, как вы оказались в Варшаве? Ведь наши санитары нашли вас не в Келецком воеводстве, где вы воевали.

Наша радистка, полька по национальности, до войны вместе с родителями жила в Варшаве. Отец ее был известным архитектором, имевшим там собственную архитектурную мастерскую, а мать – знаменитая художница. У таких людей нередко бывают немалые сбережения. По словам радистки, у них тоже водились деньжата. Когда ее отец почувствовал близость войны, все свои деньги превратил в золото и в иностранную валюту, но вывезти их за границу не успел, а когда немецкие танки начали окружать Варшаву, поспешно замуровал их в стене своего особняка на Маршалковской улице и вместе с семьей бежал из города. Узнав об этом, мы решили найти этот клад, переправить через линию фронта и сдать в фонд обороны. Партизаны эту операцию доверили мне. Вот каким образом в начале августа я оказался в Варшаве,– поведал полковник, искусно переплетая действительные события с вымыслом.

Вы завладели кладом? – загорелся Иммерман.

Не успели. В тот день, когда мы добрались до Варшавы, вспыхнуло восстание. Ваши войска быстро загнали повстанцев в центральные районы города. Вырваться из огненного кольца было невозможно, и я вместе со своими товарищами поступил в Армию Людову. Вы знаете, что через два месяца повстанцы капитулировали, а мы, советские люди, решили перейти через Вислу, чтобы присоединиться к Советской Армии. Что случилось с остальными, мне неизвестно, сам я был тяжело ранен и по пал в плен. Остальное вам1 известно,– закончил Турханов.

На этом допрос закончился. Иммерман аккуратно сложил все бумаги в сейф и закрыл на замок, а потом опечатал сейф личной печатью. Надо было сдать хефтлинга конвоирам и поспешить на обед, но тут к нему обратилась Фанни.

Дорогой Рудольф, не в службу, а в дружбу, сделайте мне небольшое одолжение,– попросила она.

Что вы хотите? – насторожился Иммерман.

Женщины любопытны. Выслушав историю этого человека, мне захотелось задать ему несколько вопросов. Можно?

Хорошо. Спросите, пока я заполню бланк. В вашем распоряжении три минуты,– милостиво разрешил он, взглянув на часы.

Девушка обернулась к арестанту, внимательно посмотрела на него и спросила:,

Скажите, пожалуйста, где, по–вашему, находится та радистка, о которой вы упомянули мимоходом?

Она погибла смертью храбрых,– ответил полковник.

Как?

Когда увидела, что враг целится из пистолета в командира, она прикрыла его своим телом.

Вас?

Да.

Скажите, она была красивая? – спросила и вдруг зарделась девушка.

Полковник посмотрел на нее и грустно улыбнулся:

– Да, она была такой же красивой, как вы.

Глаза девушки засияли от радости. Иммерман ни слова не понял из их разговора, но быстрая перемена, происшедшая в облике Фанни, ему не понравилась.