Выжидательный взгляд гестаповца заставил его изменить первоначальное решение. Терпеливо выслушав перевод, он усмехнулся и сказал:

~~ Наверно, смеетесь над моей наивностью. Никогда не думал, чтобы один невооруженный арестант нагнал такой страх на его до зубов вооруженных тюремщиков. Эти слова переводчицу привели в восторг. Позабыв о своих обязанностях, она вознаградила полковника веселой улыбкой.

– Что он сказал? – нетерпеливо спросил у нее Иммерман.

Фанни перевела. Ответ Турханова привел гестаповца в ярость. Он тут же растерзал бы его, но в присутствии любимой девушки не рискнул показать звериного лица представителя высшей расы. «Наглец! – выругался он про себя. – Ты еще заплатишь за такое оскорбление».

– Никто и не подумал испугаться его,– сказал он, стараясь казаться спокойным. – А чтобы ни у кого на этот счет не осталось сомнения, я прикажу снять с него наручники.

Так и сделали.

Благодарю вас! – сказал хефтлинг, но смотрел при этом не на шефа гестапо, а на его переводчицу.

Я распорядился пригласить вас не для допроса, а только для знакомства,– начал хитрить Иммерман. – Познакомимся. Это – наша переводчица Фанни, я – ее начальник штандартенфюрер Иммерман. Сообщаю, ваш спор со следователем Кляйнмихелем разрешен в пользу вас. В дальнейшем вашим делом будет заниматься старший следователь Швайцер.

Выслушав перевод, Турханов кивнул головой.

Теперь я хочу кое–что спросить у вас об одном человеке. Скажите, что вы знаете о Елфимове Анисиме? – спросил шеф.

Кто это такой? – вопросом на вопрос ответил Тур ханов.

Как кто? – сразу начал нервничать Иммерман. – Разве вы не с ним провели эту ночь в одной камере?

А–а, вспоминаю. Проснувшись ночью, я действительно видел на соседней койке спящего человека, но не знаю, как его зовут. Хотел было познакомиться на следующий день, однако не успел, из камеры увели его до подъема, когда я спал.

И он вам ничего не сказал?

Решительно ничего.

А о Вагнере слыхали вы что–нибудь?

– О Вагнере кое–что слыхал,– подтвердил Турханов. Услышав это, гестаповец вскочил с места словно ошпаренный. – От кого и что вы слыхали о Вагнере?

– Еще в школе учителя говорили нам, что он великий немецкий композитор, автор гениальных опер «Лоэнгрин», «Тангейзер», «Летучий голландец» и многих других. Потом «Лоэнгрина» слушал в театре.

Не о композиторе спрашиваю вас, а об ученом,– разочарованно махнул рукой Иммерман.

Признаюсь, об ученом с таким именем действительно ничего не слышал. Очевидно, он еще не успел прославить свое имя. По крайней мере в нашей стране не знают такого деятеля науки.

Фанни должна была перевести ответ Турханова на немецкий язык, но вместо этого она начала спорить.

Ошибаетесь! – крикнула она. – Имя моего отца знают везде, лучшие ученые мира с трепетом произносят его. Знают его и в вашей стране. Я сама видела, как его буквально засыпали вопросами студенты МГУ, когда он там прочитал свою знаменитую лекцию по органической химии.

Возможно,– согласился Турханов,– Химия никогда не интересовала меня, поэтому, кроме Менделеева, я не знаю ни одного химика.

Спор мог бы еще продолжаться, но Иммерман прервал спорщиков.

– Фройлен, вы забыли свои обязанности,– упрекнул он – Немедленно переведите все, что вы тут наговорили!

Девушка перевела. Тут только гестаповец вздохнул с облегчением. «Слава богу! – подумал он. – Елфимов так и не успел раскрыть наши тайны. Иначе Турханов не болтал бы тут о композиторе».

Фанни умела читать его мысли.

Как видите, он и в самом деле не слыхал о моем отце. Значит, мое вмешательство тоже пошло нам на пользу,– сказала она.

Все равно вопросы задавать только с моего разрешения. Мы тут не в гостях, развлекаться разными пустяками не имеем права. Передайте ему, пусть теперь расскажет свою биографию. Предупредите, пусть говорит правду и только правду. Ложь усугубит его вину, а мы все равно доберемся до истины.

В голосе Иммермана послышалась явная угроза. При переводе его слов Фанни постаралась несколько смягчить эту угрозу.

Турханов слово в слово повторил ту легенду, которую в свое время продиктовал профессору Флемингу в госпитале. История Турханова произвела сильное впечатление на молодую девушку. «Настоящий приключенческий роман,– думала она. – Какая досада, что встретились мы с этим полковником в тюрьме, а не на, свободе...»

Шеф гестапо тоже выслушал рассказ Турханова не без внимания, но и не без скепсиса. Заметив, как его переводчица пришла в восторг от рассказа хефтлинга, он посмотрел на нее с нескрываемой насмешкой.

И вы поверили ему? – спросил он.

Как же не поверить! – возмутилась Фанни. – Не маленький же он, чтобы врать.

Да, он не маленький, а вы вот, фройлен, совсем маленький ребенок. Он обманул нас. Впрочем, не обижайтесь, на его крючки попадались рыбки и покрупнее. Не давно он в течение целого месяца водил за нос нашего агента, а вместе с ним группу ротозеев, среди которых, к сожалению, были один профессор и несколько офицеров.

Не может быть! – возмутилась девушка. – Вы клевещете на него.

Не без умысла затеял Иммерман этот спор. Ему хотелось еще и еще раз проверить, действительно ли Турханов не понимает по–немецки или только притворяется. Поэтому он внимательно следил за малейшими изменениями в выражении лица противника, но советский полковник был начеку: он не проявил ни малейшего интереса к их спору, а на лице его если и отражалось какое–либо чувство, то это было чувство безразличия и скуки.

Хотите убедиться в обратном? – со злорадной ухмылкой спросил Иммерман у девушки. Та кивнула. – Тогда умерьте свой восторг и смотрите на него не как теленок на свою мамашу, а как удав на кролика. Переведите мой вопрос. Вы сказали, что в Варшаву прибыли второго октября. До этого в Польше никогда не бывали?

Нет, не бывал,– спокойно ответил Турханов.

Ду люгст, швайнкерл! [Врешь, вонючая свинья (нем.)] – заорал гестаповец, стукнув кулаком по столу.

Переводчица опешила.

Вы слышали? – спросил Иммерман. – Переведите!

Не буду! – решительно заявила девушка и встала. – Вы дали обещание не ругаться при мне. Я ухожу.

Штандартенфюрер взял ее за руки.

– Простите, пожалуйста! Уверяю вас, больше это не повторится. Клянусь честью,– сказал он, целуя ее руки.

В то же время он продолжал внимательно следить за Турхановым, но тот оставался совершенно спокойным и бесстрастным и, только когда Иммерман начал целовать руки девушки, отвел глаза.

Эта сцена окончательно убедила гестаповца в том, что Турханов действительно ни слова не знает по–немецки, «А в остальном он врет как сивый мерин. Но я разоблачу его!» – подумал он и велел девушке переводить их дальнейшую беседу.

– Мягко выражаясь, вы говорите неправду,– начал он,– В генерал–губернаторство вы прибыли не осенью, а ранней весной, и прибыли не с целью собирания материалов для будущей книги, как только что уверяли нас, а для организации партизанской войны против нас. Во второй половине апреля в Люблинском воеводстве вам уда лось сформировать партизанский отряд, который вы назвали первым Интернациональным отрядом советских партизан. Во главе этого отряда вы сражались против нас сначала в Люблинском, а потом в Келецком воеводствах. Об этом рассказывают имеющиеся у нас документы.

Иммерман достал из сейфа копии двух донесений абвера и подал переводчице. Та сначала прочитала их по–немецки, потом перевела на русский язык. Как и предполагал Турханов, агенты абвера давно напали на его след. Он знал, что голое отрицание очевидных фактов не всегда приносит пользу, поэтому некоторые из них подтвердил сразу, обрисовав их в выгодном для себя свете.

Теперь расскажите нам все, что знаете о полковнике Планке. Вам известно, чем он занимался в Келецком воеводстве? – спросил Иммерман.

О полковнике Планке? – переспросил Турханов. – Фамилия знакомая. Говорили, как будто бы он является шефом полевой авторемонтной мастерской.