Но вот дальше, едва решив насущные в тот момент для России проблемы, года эдак с 2003—2004-го Путин миссию руководства государством перестает воспринимать битвой в том самом решающем бою. И, как следствие, перестает быть нужен России.

Победив привычными с детства методами своих обидчиков, Путин ощутит некую растерянность от отсутствия прямого смысла его политической жизни. Боя нет. Враги разбежались. И Путин порой станет демонстрировать черты характера нерешительного политика. О том, что Владимир Владимирович в нормальных политических обстоятельствах не склонен бросаться на политические амбразуры, всегда стараясь просчитывать последствия своих поступков, думаю, не будет спорить и он сам.

Из чего можно сделать недвусмысленный вывод, что развитие чисто физиологической смелости и сообразительности, с ней связанной, шло у нашего героя отчасти за счет таких черт характера, как, например, масштабность мышления или смелость интеллектуальная, о чем я уже говорил.

И если для обычного человека ущемленность вышеупомянутых качеств – лишь особенности устройства его личности, то для лидера великой нации это, конечно, существенные недостатки. Которые обязательно будут сказываться на жизни огромного государства.

Собственно, в высказанных выше словах и заключается одна из главных причин, по которой Путин оказался не способен стать правителем-модернизатором. Он по инерции употребил свой колоссальный поначалу авторитет у нации не на то, чтобы развивать страну, – в чем теперь была главная ее нужда, а на то, чтобы делать привычное дело: ее «укреплять». Хотя в этом уже особой нужды не было.

Впрочем, мы забежали вперед.

Впитав на уровне подсознания принцип быть сильным всегда, подросток Путин по мере взросления станет все же понимать, что и сила-то, оказывается, бывает разная. И для того, чтобы быть лидером, порой одних кулаков не хватает.

Вот что он ответил журналистам, когда те спросили его, нравилось ли ему ходить в школу:

– Какое-то время нравилось. Пока удавалось оставаться, что называется, неформальным лидером. Школа рядом с моим двором. Двор был надежным тылом, и это помогало.

– Вас слушались?

– Я не стремился командовать. Важнее было сохранить независимость. А если сравнивать со взрослой жизнью, то роль, которую я тогда играл, была похожа на роль судебной власти, а не исполнительной. Пока это удавалось – нравилось. Потом стало ясно, что дворовых навыков недостаточно, – и начал заниматься спортом. Но и этого ресурса для поддержания своего, так сказать, статуса хватило не надолго.

Признания нашего героя интересны вдвойне.

Во-первых, Путин в очередной раз подчеркивает свое прямо-таки перманентное желание лидерства. Эдакий комплекс Наполеона. То есть юному Путину сила теперь была нужна уже не только для того, чтобы его не обижали во дворе, а для неформального лидерства.

Нравилось ходить в школу, пока был там неформальным лидером, – прямым текстом говорит он. Об уроках, учителях, самой школе в ответе на вопрос нет ничего. Школа рассматривается Путиным исключительно сквозь призму возможности еще раз доказать свое преимущество перед другими детьми, а не по прямому назначению.

Характерно, что, по словам Путина, двор его детства, в котором он неформального лидерства давно добился, «давая в морду», призван в качестве вспомогательного ресурса, чтобы и в школе занимать то положение, которое он занимал на улице. Имеется в виду, конечно, что если в школе вот так запросто рыло зарвавшемуся однокласснику не начистишь – учителя могут заметить, то во дворе его можно подловить и поквитаться за дерзость.

Но куда любопытнее признание Путина, что «и этого ресурса для поддержания своего, так сказать, статуса хватило не надолго».

То есть юноша Путин стал задумываться о том, что чисто физическая сила – явление, как ни крути, однобокое, чтобы окружающие тебя уважали и боялись. Сложно сказать, на какие выводы могли натолкнуть размышления такого рода будущего лидера нации, но так случилось, что вывели они его, что называется, в абсолют. Где-то в районе своего совершеннолетия Путин справедливо понял, что самой сильной и грозной организацией в советской стране является КГБ.

И немедленно решил связать с ним свое будущее…

…Я отнюдь не ерничаю, говоря, что школьник Володя Путин не только в этом возрасте принял окончательное решение во что бы то ни стало попасть в КГБ, но и предпринял для этого кое-какие шаги.

Осенью 1968 года на пороге приемной Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области появился белобрысый щуплый паренек лет 16. Это был будущий президент России – Владимир Владимирович Путин. Вот как в его собственном изложении звучит цель такого, прямо скажем, необычного визита:

«Чтобы узнать, как становятся разведчиками, я где-то в начале 9-го класса сходил в приемную Управления КГБ. Ко мне вышел какой-то дядя. Как ни странно, выслушал меня. «Хочу, – говорю, – у вас работать». – «Отрадно, но есть несколько моментов». – «Каких?» – «Во-первых, – говорит, – мы инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только после армии или какого-нибудь гражданского вуза». Я, естественно, поинтересовался: «После какого вуза?» Он говорит: «После любого!» Он, видно, уже хотел от меня отвязаться. А я говорю: «А предпочтительнее какой?» – «Юридический!» – «Понял». И с этого момента начал готовиться на юрфак Ленинградского университета. И уже никто не мог меня остановить».

Мне в этом ключевом для Путина эпизоде его жизни показались странными несколько вещей.

Прежде всего удивило, что девятиклассник Путин, которому по советским законам еще нельзя трудиться, а можно только учиться, в прямом смысле просит работу в КГБ, а не интересуется, скажем, где выучиться на разведчика. А так и говорит: «Хочу у вас работать».

Впрочем, этот словесный казус можно было бы списать и на вольную интерпретацию событий давних лет самим Путиным – рассказывает этот эпизод он уже все-таки спустя 30 с лишним лет. Однако вся эта конкретная ситуация, связанная с юношеской мечтой Путина стать разведчиком, уж как-то до предела конкретна.

Собственно, сам визит Володи Путина – нонсенс. Не телефонный звонок, скажем, в школу КГБ или в какое-нибудь смежное учебное заведение. Не наведение справок окольными путями. Не письмо в то же Управление КГБ. А непосредственный приход в его приемную.

Похоже, советскому юноше Путину было заранее известно, что всякий человек, переступивший порог этой организации, негласно берется на заметочку. Таковы были правила. Но Путина это не только не пугало, но, уверен, именно это ему и нужно было. В этом была его сакральная цель визита в Управление КГБ осенью 1968 года.

Подтверждает это и сам Владимир Владимирович: «Все эти годы в университете я ждал, что обо мне вспомнит тот человек, к которому я тогда приходил в приемную КГБ».

Путина действительно зафиксировали. Взяли на заметку как вероятный кадр для дальнейшей с ним работы. И спустя всего пять лет случилось то, ради чего девятиклассник Путин совершил свой вояж в главную спецслужбу СССР. «…На четвертом курсе на меня вышел один человек и предложил встретиться, – вспоминает Путин. – Правда, человек этот не сказал, кто он такой, но я как-то сразу все понял».

Короче, план девятиклассника Путина спустя годы сработал.

Но кто же надоумил ленинградского юношу, вчерашнего хулигана, понявшего, что ходить в лидерах только за счет кулаков становится сложновато, на столь выверенный карьерный поступок?

Ни у самого Путина, ни у исследователей его биографии ничего на эту тему нет. Предположения, что 16-летний пацан сам отважился на такой шаг, ни с кем не посоветовавшись, я категорически отметаю. Сам был таким пацаном в СССР, хоть и дюжиной лет позже, но отлично помню, что аббревиатура КГБ ассоциировалась у нас с чем угодно, но только не с романтикой разведки. В подавляющей степени с чем-то грозным и опасным, от чего лучше держаться подальше.