«Такая невероятная мощь оборонительных стен свидетельствует об исключительной ожесточенности гражданской войны, бушевавшей между севером и югом» (археолог Вернер Келлер).
И вдруг… И вдруг мне показалось: это случилось…
Раскаялись нацисты Германии и антисемиты Литвы и Польши, Великобритании и США, Франции, Аргентины, Уругвая…
По радио и ТВ раздавалось: мы уже удовлетворили спрос на еврейские надгробия. Слегка повыдохлись…
А человеческий ум – тогда и ум, когда критичен.
Пришли с повинной «Хамас», «Исламский джихад», «Мусульманские братья»…
И у всех новые пожелания для нас. Напутствия.
И дельные советы: как прожить до ста двадцати.
– Ну зачем еще одно палестинское государство? – рыдал Арафат. – Хашемитское королевство Иордания состоит на семьдесят процентов из моих соотечественников! И король Хуссейн наверняка найдет и мне подходящее местечко…
Из Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Ирана, Ирака, Ливии обратились к Председателю Автономии:
– Дорогой раис… Отпусти народ свой в просторные земли наши. У израильтян такая теснотища – нервы не выдерживают! Будем в стороне от их Неба и их Бога!
Гляжу на них и удивляюсь: сколько во мне проворного злопамятства! И имена всплывают. И даты. И события…
Но удержусь. Нас давили нетерпимостью, и мы давили непримиримостью, и захотелось поблажки – себе и другим.
И, переполненный радостным всепрощением, удивляюсь:
– Кто старое помянет…
Точно получил от ангела щелчок по носу и от этого щелчка забыл все, что помнил. Теперь будем раскланиваться при встречах…
И стало так тихо. Тише всякой тишины. Только канарейки выводили свои рулады. И мимо проносились бабочки с огромными крыльями, раскрашенными во все цвета радуги…
Неужто свершилось? Или еврейские языки завязались? А может, наоборот, только развязались…
– И почему это, родной, получаешь гонорар меньший, чем я предполагал?! Я себе этого не позволял и прожил ярко и интересно. Что? Совсем не получаешь?! Бери мой! Говорю – бери! Вместе с новой книгой: «Самому любимому другу, самую любимую книгу от самого любимого автора».
Вот вам и царство небесное! Живу как в раю.
Не живу – блаженствую…
Крупные и горячие слезы падают на мою руку. Счастье, что ветер, остужает их, иначе прожгли бы ладонь.
– Значит, это возможно – жить в любви и согласии. Сейчас крикну: «Шма, Исраэль! – Слушай, Израиль! Ашкеназы и сефарды, религиозные и светские, левые и правые…»
И все тут же грохнутся без чувств.
Я раскидываю руки и пытаюсь взлететь. И остаюсь на месте. А что, если в раю крылья обрезают? Чтобы не соблазниться земной твердью…
Оглядываюсь. И снова вижу какой-то странный белокаменный город, купающийся в лучах закатного солнца, быть может, небесный Иерусалим…
– Все мы – сестры печали, – говорит друг, пытаясь надеть на меня женскую шляпку с вуалью.
И глаз его как-то нервно подергивается. И я про себя отмечаю: нервный народ!
Как говаривал известный парикмахер Моргулис в Центральном доме литераторов в Москве: «В войне главное не пушки и не самолеты, и даже не слова – то есть не идеология, не агитация и не пропаганда. Главное – выжить…»
…Почти каждый год я прихожу с друзьями в монастырь молчальников. Молчать с людьми можно на любом языке. Можно молчать по вертикали, как гора с горой, молчать по горизонтали вместе с камнями.
Может быть, стоит помолчать?
И не жестикулировать? И оставить в покое пуговицу на пиджаке друга?..
Что я, псих, которого занесло сюда?
Проходящий молодой человек с гитарой изливает душу друзьям:
Что ты будешь делать, когда высохнет нефть?
Арабы будут дохнуть, я – сидеть и смотреть…
Каждое из заинтересованных лиц имеет на это свою точку зрения.
Идут, бредут еврейские ноги без голов. С ними не соскучишься… Однажды Зеева Жаботинского спросили: «Почему вы так стремитесь создать еврейское государство? Что, оно будет лучше других?»
«Оно будет, вероятно, хуже, – ответил Жаботинский, – но я хочу, чтобы меня бил в морду собственный полицейский, а не чужой…»
В отличие от нас Жаботинский не жил иллюзиями. Он знал, что мир несовершенен, что любое государство мира находится еще на таком уровне, когда должен существовать полицейский и этот полицейский может больно ударить.
Все мы только вчера вернулись из изгнания – из галута. И самое драматическое заключается в том, что, выйдя из галута, мы вовсе не стремимся к тому, чтоб галут вышел из нас.
Мы все еще живем иллюзиями, пусть печальными, но сказками, надеясь, что закончится эта сказка непременно в Израиле. Мы все еще живем скверными и многочисленными лозунгами. Один из них был слеплен не очень умными людьми: «Все евреи – братья!» Подобный лозунг не осуществим не только у арабов, французов или украинцев (могу перечислять бесконечно), но и в первую очередь у евреев. И когда этот лозунг не осуществляется, и когда полицейский размахивает дубинкой – у нас только одна, чисто советская реакция: тут же ехать в Минск, созвать съезд РСДРП, разделиться на большевиков и меньшевиков, а дальше захватить почту, телеграф, мосты – в общем, дела известные.
Жизнь наша действительно непроста. И перелом, который мы совершили в своей жизни – перелёт в Страну обетованную, не из легких.
Две навязчивые вечные идеи сопровождают человечество на всем его долгом пути: ожидание конца света и наступления золотого века.
Пустой страх и пустая надежда. А между ними – будничные заботы и радости. Между ними тайна, которую и не надо разгадывать, потому что только тайна и дает нам жизнь.
Доверимся жизни. А наша задача скромная и… не очень трудная. Сделать жизнь такой, чтоб не было в ней ничего лишнего. Только то, что нужно для счастья.
7
Известно, что есть начало. И нет конца…
«Познай самого себя!» – говорит древняя сократовская заповедь. И разве не с вопроса: «Кто же я такой?» – начинается пробуждение нашего ума?
Разве каждому из нас не хочется узнать: «Откуда я родом?»
Что значит приветствие: «Здравствуй»?
Что – «Хау ду ю ду»?
А что – «Шалом»?
И не здесь ли, не в ответе ли на простой вопрос истоки нашей ментальности? Нашего самосознания? Ибо: «Здравствуй» – говорят в России, русскому человеку важно быть здоровым и цельным, американца более всего заботит состояние его дел, а для еврея самое главное «шалом» – мир. Потому что только при наличии мира можно сохранить главную еврейскую сверхидею: Жизнь.
Нет ничего важнее жизни человека…
Нынче модно утверждать, будто бы Художник, дабы состояться, должен освободиться от всего: от Времени, от Пространства, от печально памятной пятой графы паспорта, даже от пола и одежды.
И от национальности или отечества, между прочим, прежде всего…
– Да? – недоумеваю, чувствуя в себе шевеление чего-то идиотского. – А что, можно представить Фредерика Шопена без Польши? Или Модеста Мусорского без России? Или Габриэля Гарсиа Маркеса без Южной Америки?
И Экклезиаста без еврейского скептицизма?
Тут недавно заезжие писатели из разных очень передовых и очень демократических столиц утверждали, что вот, дескать, у них – полная свобода, необходимая, чтобы творить, чтобы найти новые коллизии, новые повороты, новые сюжеты…
Полноте, господа! Уже в Торе есть все сюжеты. Все коллизии. Все повороты. Полная сага о жизни и существовании прошлых и нынешних двоюродных братьев и братьев вообще…
Адам, Ева и Змий – какие еще сюжеты?
Евреи не признают прогресса.
Бог за неделю (вот и все время!) создал мир. И сказал: «Мир – хорош!»
Какого еще рожна надо?
И «то, что было, то и будет, и то, что происходило, то и произойдет, и нет ничего нового под солнцем».
А еще все «суета сует, и всяческая суета»…
Евреи сродни тому капитану корабля, который выиграл главный приз в телевизионной передаче. Второй и третий приз – деньги, а первый – туристическая поездка на теплоходе…
