Не желая выглядеть хуже других, Марчелло погнал свое транспортное средство изо всех сил и не притормозил даже, когда впереди над дорогой взошло красное солнце светофора. Скоро пассажирам ободранных «Жигулей» стало казаться, что машины вокруг еле ползут, не машины, а бегемоты какие-то.

– Что же мы так медленно ездим по родной стране! – картинно возмущался Марчелло этими увальнями, вертя руль.

Впрочем, возмущался он до тех пор, пока мимо с мигалкой и джипом охраны не пронеслись еще быстрее Большие Деньги, подвинув его драндулет в сторону. Но даже это не облагоразумило нашего героя и не уменьшило его стремления прокатиться с адреналинчиком. Поэтому он только озлобился, когда сзади снова появились какие-то огни и тоже стали обгонять, наседая на левый борт. Марчелло слегка уступил, оправдавшись:

– У него бампер – только бодаться таким.

Бампер снова стал наседать, оттесняя Марчелло вправо. Марчелло ругнулся:

– Блендамет!.. – после чего ему пришлось взять еще немного к тротуару, но скорость он не сбавлял и старался противнику не уступать: в этом мире если ты вежлив и добр, значит – слаб и труслив.

Тот, что на них наехал, придерживался, очевидно, той же философии.

– К-куда его несет? – от волнения прорезался вдруг голос у Молчаливого Джо.

Котя и Чуча выразили примерно такое же недоумение отчаянными взвизгами. Почти тут же Марчеллины «Жигули» и то авто, которое на них наседало (а это был джип, похожий на огромный черный башмак), завизжали тормозами и уткнулись в бордюрный камень.

– П-почему он так на нас, а? – снова простонал Молчаливый Джо, на что Марчелло по гаерской привычке отозвался:

– Могу объяснить, но только матом.

Бестолковая и опасная гонка закончилась, но джип, который прижал их к тротуару, был все еще тут и загораживал простор. Можно было бы, конечно, униженно отъехать задним ходом, что было бы вполне разумным решением. Но у умных мыслей есть одно слабое свойство: они легко испаряются. А мы к тому же имели возможность убедиться в том, что Марчелло порой бывал наглым, как телевидение.

– Горю желанием все же спросить, в чем дело, – сказал он, высовывая ногу в московскую сырую ночь.

– Может, не надо? – предложила Котя. – У него один руль стоит больше, чем вся твоя тачка.

Но это трусливое замечание только подстегнуло решимость Марчелло подчеркнуть свою индивидуальность. Он выбрался из драндулета и приблизился к джипу. Затемненные стекла молча смотрели на подошедшего отражением его же, Марчеллиного, лица. Лицо это было, как мы помним, практически совсем трезвое. Вот так у нас в стране всегда: то перепьют и наделают глупостей, то недопьют и наделают глупостей.

Пока Марчелло соображал, что ему теперь совершить, чтобы не чувствовать себя певцом, который пел под «фанеру», а диск вдруг заело, темное стекло поехало вниз, и за ним появилась физиономия такая противная, что тянуло смотреть на нее вновь и вновь, и с непроглядными какими-то глазами. В глубине джипа угадывались другие фигуры. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь собрались простецкие ребята, которые иногда палят из стволов направо и налево.

– Ну – что уши оттопырил? – ласково сказал голос, напоминающий трение двух кирпичей друг о друга. Марчелло понял, что совершенно напрасно вылез из своих потрепанных жизнью «Жигулей», в которых можно было запросто дать задний ход. Права была Котя: никогда не связывайтесь с людьми, у которых один только автомобиль стоит больше, чем ваша скромная квартира!

– Извините, – сказал Марчелло. – Кажется, я ошибся. Думал, это джип моего приятеля. Случается, что люди могут ошибиться, правда? Когда американцы начали продавать в Китай «Кока-колу» и написали иероглифами ее название, выяснилось, что эти иероглифы по звучанию воспроизводят слово «Кока-кола», но по смыслу на одном китайском диалекте означают: «укус зеленого головастика», а на другом: «кобыла, нашпигованная воском»…

Марчелло ожидал заслуженного смеха, но его не услышал. Вместо этого из джипа высунули палец и громко сказали: «Пу!». Марчелло вздрогнул и вспотел, и тут в джипе наконец засмеялись. Тогда только Марчелло догадался, что за странные глаза на него смотрят. Был у него один знакомый наркушка, у которого зрачки точно так же куда-то девались, когда он в очередной раз засорял себе кровь райскими бреднями. Здесь ребята тоже были, судя по узким зрачкам и склонности пообщаться, свежеширнутые, заправленные героинчиком или другой породистой дурью. Потому такие добродушные – прямо группа винни-пухов в гостях у кролика.

– Опа! – сказал один из винни-пухов. – Отвезем его Потерянному, он, мля, культурный, любит разных певчих кенарей.

Дверь тут же распахнулась, и крепкая рука ухватила Марчелло.

– Залезай.

– Меня там… ждут, – попробовал он отговориться.

– Ничего, подождут, мы недолго. Тут недалеко, второй поворот.

– Один мой знакомый… – начал было Марчелло, надеясь откупиться еще одной историей, но его не собирались слушать.

– Давай, давай, Нечего малину разлюливать. А будешь рыпаться – получишь по Мичигану.

Сломленный этой страшной угрозой, Марчелло послушно залез внутрь черной машины, пассажиры которой ради него подвинулись. На всякий случай Марчелло успел все-таки дорассказать начатую историю:

– …мой знакомый, вызывая во время сердечных приступов «скорую помощь», каждый раз на всякий случай говорил санитарам: «Спорим на бутылку, что не довезете!»…

Дверь захлопнулась. Джип взревел и накренился, въехав на тротуар одним боком. В «Жигулях» увидели черный зад, который бодро спрыгнул с тротуара, и джип, стремительный, как крокодил на отмели, разогнался и умчался вдаль.

Ошеломленные неожиданным развитием событий «Жигули» некоторое время наполняла тишина. Потом Молчаливый Джо, внезапно окончательно избавившийся от своего молчаливого комплекса, истерическим голосом объявил:

– Они его увезли!

И, продолжая в той же тональности, похвастался прозорливо стью:

– Я ему говорил, что когда-нибудь нарвется!

После этого Молчаливый Джо произнес загадочное: «Хрен с ним со всем этим крутым!», распахнул дверцу и, продолжая причитать, улетучился если не быстрее черного джипа, то не менее неожиданно.

Котя и Чуча, вытаращив глаза, смотрели ему вслед и не совсем сразу поняли, что их только что кинули. Причем, черт знает где и в чужой машине с работающим мотором.

В конце концов Чуча произнесла замогильным голосом:

– Помесь цирка с сумасшедшим домом!

– Да, – подтвердила Котя. – Ну и козлы! Их поведение ниже мужского достоинства.

– Ниже мужского достоинства – это где? – спросила Чуча, и две плебейки захихикали.

– Жалко, не умею водить машину, – сказала Чуча, – а то бы поехали куда-нибудь…

– Слушай! – сообразила Котя. – Раз уж они нас кинули, давай посмотрим, что с них можно взять как неустойку.

– Правильно, – согласилась Чуча. – За нарушение обещаний по контракту.

Они открыли дверцы и перескочили на передние сиденья. В бардачке ничего не оказалось. Точнее, там оказалось такое отвратительное барахло, что описывать его совершенно не обязательно.

– Не в кассу! – огорчилась Котя. – Постой, еще есть багажник!

– Ты что! Там шарить намумукаешься, а найдешь мешок картошки и спущенную шину, – предположила Чуча.

К тому же для того, чтобы открыть багажник, надо было вытащить ключи из замка зажигания. И это – при работающем двигателе. Даже две такие оторвяги, как Котя и Чуча, робели перед совершенно незнакомым механизмом. Наконец, набравшись смелости, Чуча дотронулась до блестящей железки, дающей жизнь мотору, и тут ей показалось, что машина зарычала сильнее. Она взвизгнула и отдернула руку. Менее закомплексованная Котя подвинула подругу плечом и стала бесцеремонно вертеть ключ. Машина застонала, захрюкала и задергалась, но в конце концов замолчала, а вся связка ключей очутилась в Котиной руке. Две плебейки радостно завизжали. Потом они вылезли в сырую мглу и принялись тыкать ключами в замок багажника, но тот вдруг сам по себе щелкнул и приоткрылся.