В прихожей собаку словно отбросило в сторону, она испуганно поджала хвост и юркнула в приоткрытую дверь.

Поначалу рванувшись за собакой, Дайнека замерла, не осмеливаясь переступить порог гостиной. Ей неожиданно пришло в голову, что здесь, совсем рядом, за стеной, затаился человек, убивший Нину. Теперь он ждет ее…

Каждой клеточкой своего дрожащего от испуга тела девушка ощутила его близость и неожиданно поймала себя на мысли: все, что сейчас происходит, уже было.

Было? Но когда?

«Во сне», – пришел четкий ответ.

Это открытие потрясло ее, и она уже знала, что будет дальше, но не была уверена, хватит ли у нее мужества пережить весь тот ужас еще раз.

Дайнека понимала, что сама загнала себя в западню. Бежать отсюда было некуда. Единственный путь к спасению – приоткрытая входная дверь, манившая ее, как та призрачная прогалина из страшного сна. Тогда ей так и не удалось до нее добежать.

При виде мертвой подруги Дайнека судорожно всхлипнула:

– Вот оно…

И обреченно шагнула вперед.

Уставившись на дверь, Дайнека стремилась к этой желанной цели, но тело не повиновалось ей. Хотелось бежать, да сил хватило только на то, чтобы оторвать от пола отяжелевшую ногу и сделать замедленный шаг. Исчезли краски, все вокруг показалось смазанной картинкой на черно-белом экране телевизора. Холод прошелся по пальцам рук и онемевшему лицу.

Теперь наяву повторялся ее ночной кошмар. Задержавшись на этой мысли, она вспомнила страшного человека и его проникающий в душу взгляд. Решив, что лучше умереть, чем увидеть его еще раз, Дайнека из последних сил рванулась вперед, с трудом преодолевая собственную немощь.

«Как муха на липучке…» – сострило ее второе «я». Первое было поглощено борьбой за выживание.

Опасаясь повернуть голову или хотя бы скосить глаза, она все же боковым зрением увидела в зеркале силуэт мужчины. Тот стоял в тени коридора, ведущего в кухню. Едва Дайнека заметила его, силуэт, как призрак, растаял в темноте. Мысль, что и это она однажды видела, снова пронзила ее сознание.

Она не помнила, как оказалась у себя дома. Спаслась ли она? Ведь убийца видел ее, и то, что он дал ей уйти сегодня, могло означать лишь отсрочку расправы. Несколько секунд Дайнека переводила дыхание. Потом бросилась к телефону – вызывать полицию.

Очень скоро в дверь позвонили. Полицейский пригласил ее пройти в соседнюю квартиру, и Дайнека удивилась тому, что наряд приехал так скоро. Позднее этому нашлось страшное объяснение.

Женщина-следователь по фамилии Песковец, прибывшая в составе оперативно-следственной группы, с привычной неторопливостью записывала ее показания. Вокруг ходили занятые делом люди, раздавались телефонные звонки, переставлялись стулья. Происходило все то, что Дайнека много раз видела в кино.

Была поздняя ночь. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Стол, за которым составлялся протокол, стоял у самого окна. Дайнека изредка останавливала взгляд на стене дома напротив. В знакомом окне, несмотря на темноту, угадывался чей-то силуэт. Похоже, человек давно наблюдал за страшной круговертью в квартире Нины.

– Когда вы обнаружили тело? – Женщина задавала вопросы, не отрывая глаз от листка.

– Сегодня…

– Я спрашиваю о времени, – с раздражением пояснила следователь.

– Простите. Около одиннадцати.

– Точнее не припомните?

– Ну, может быть, минут двадцать двенадцатого.

– С вами еще кто-нибудь был?

Дайнека на секунду замешкалась, представляя, как рассказывает следователю: «Да, со мной был неизвестный мужчина… Я подцепила его на улице и привезла к себе домой… Нет, фамилию узнать не успела и не знаю, где он живет…»

– Нет. Я была одна.

Из прихожей раздался голос Аэлиты Витальевны:

– Я знала, что все так и закончится! – Рыдания заглушали ее слова.

Дайнека слышала обрывки разговоров:

– Мать разговаривала с потерпевшей по телефону перед самым убийством, в момент, когда все случилось… Она и вызвала полицию…

– Удар по голове тупым тяжелым предметом…

Забывшись, Дайнека не сразу сообразила, что следователь обращается к ней. Она перевела взгляд на худую белесую особу, сидевшую за столом.

– Чего? – Ее голос прозвучал непривычно грубо и неинтеллигентно.

– Распишитесь, говорю, пожалуйста. Вот здесь. И здесь. Вам придется к нам подойти.

– Да, да… – пробормотала Дайнека.

Аэлита Витальевна сидела на кухне одна. Она плакала, горестно раскачиваясь из стороны в сторону. Увидав Дайнеку, протянула руки и, когда та подошла, прижалась к ней, оставаясь сидеть на стуле. Девушка обнимала ее за плечи, ощущая, как вздрагивает под руками полное тело.

– Людочка, ты видела? Ты видела ее?

Дайнека прислушивалась к себе, страшась переступить ту грань, за которой начинается фальшивое участие в чужом горе. Но скоро забыла про опасения, потому что горе было не чужое, а ее собственное…

На лестнице сидел папа Сема, сутулый и лысоватый. Скучая, он разгадывал кроссворд. Дайнека подошла к нему:

– Послушай меня! – Дайнека впервые назвала отчима Нины на «ты». – Иди к жене и позаботься о ней. Хотя бы сделай вид, что сочувствуешь.

Она едва не влепила ему пощечину. Почувствовав это, Семен Семеныч отшатнулся.

Дома Дайнека сначала бесцельно слонялась по комнатам, подолгу стояла у раскрытого окна. Потом подошла к портрету Нины, висевшему на стене в гостиной, и застыла, вглядываясь в ее лицо.

Рисунок будто угасал вместе с жизнью Нины. «Наверное, именно так экстрасенсы определяют по фотографии, жив человек или нет… – Эта мысль неожиданно пришла ей в голову. – А ведь и в самом деле, зеркало души пустеет…»

Дайнека ощутила, как тяжесть на сердце становится невыносимой. До этого момента боль утраты не затрагивала совести и вдруг вонзилась именно в нее. Это комплекс вины – неожиданно осенило ее. Возникшая догадка означала, что трагедию можно было предотвратить. Но как?

– Абсурд! Я не могла остановить время.

Однако воспоминание о вещих снах усилило ощущение вины. Она получила Предупреждение и должна была выполнить свою миссию. Но не выполнила.

Отныне жизнь разделилась на две части: одна – до смерти Нины, другая – после. Была, правда, еще одна жизнь: когда мама была рядом…

Дайнека подошла к телефону и набрала номер. Голос отца был заспанным и растерянным:

– Людмила, что-нибудь случилось?

– Спи, папа. Извини, что разбудила. Я позвоню тебе завтра.

Не в силах заснуть, она пошла на кухню. Увидев вчерашнюю бутылку вина, заплакала. Достала начатую бутылку водки, налила в кружку и выпила.

А потом, лежа в кровати, долго еще всхлипывала, перебирая в памяти события последних дней и те давние, о которых обычно старалась не думать.

Ночь выдалась сумрачная и душная, как перед грозой.

Говорят, что с детьми не разводятся, но их семья, видимо, была исключением. Когда Дайнеке было двенадцать лет, от нее ушла мама. В то время они жили в Красноярске. Мама просто исчезла, не простившись и ничего не объяснив, и Дайнека долго не могла понять, почему эта беда случилась именно в их семье, где все так нуждались друг в друге.

Отец объяснил ей, что мама полюбила другого человека. Именно так, осторожно и неопределенно, он и сказал. Почему, Дайнека поняла намного позже. Еще папа добавил, что по-прежнему любит маму, но пока им придется пожить вдвоем, без нее.

Оглушенная и потерянная, бродила она по опустевшей квартире. Открывала родительский шкаф, в котором теперь висели одни только папины вещи, заглядывала под кровать, где уже не было знакомых тапочек. И ей никак не удавалось найти что-то, принадлежавшее маме, и только ей.

Когда Дайнека вошла в кладовую, она наткнулась на старенькую мамину сумочку и с волнением заглянула внутрь. На дне, затертые и пожелтевшие, лежали три билетика. Дайнека вспомнила тот давний поход в цирк и разразилась оглушительным ревом, похожим на вой тревожной сирены. Горе было слишком большим, несоизмеримым с ее маленькой, никому не нужной теперь жизнью. Она причитала и всхлипывала от обиды на несправедливость, которая предназначалась кому-то другому, а выпала почему-то ей.