Кейт поразмыслила. Взаимная привязанность этих двоих начала раздражать только в самом конце, а в то время ее раздражало почти все на свете.

— Нет, не приходило, — честно ответила она.

— Я знаю, что на данный момент не тяну против Джеймса. Стала слишком респектабельной, слишком правильной буквально во всем и вдобавок потеряла чувство юмора. На моем фоне Джеймс — воплощение лучших человеческих качеств! Наверное, с ним Хью не чувствует себя неудачником, потому что от него не требуется ничего большего, чем просто оставаться собой. Точно того же хочу от него и я, но, наверное, в это плохо верится. По крайней мере Хью думает, что рухнул с пьедестала, на котором стоял в моих глазах. Как же со всем этим разобраться? Как все наладить? Я словно брожу по нескончаемому лабиринту, с дорожки на дорожку, но не могу ни попасть в центр, где ждет приз, ни выбраться наружу!

— Иногда нужно просто подождать.

— Ты так думаешь?

— Я так и поступила. Набралась терпения и ждала, а когда почувствовала, что пора действовать, сделала решительный шаг. Теперь Джосс со мной… — Кейт сдвинула брови. — Вообще-то я не сама почувствовала, Бенджи натолкнул на мысль, что час настал. Так или иначе ты не пропустишь нужный момент.

— А если он никогда не настанет?

— Настанет! Хью не сможет всю жизнь оставаться вдали от тебя. Я уверена, он тоже скучает, но рана еще слишком свежа. Постепенно он излечится, и его потянет назад.

— Ты в самом деле умеешь утешать! — Джулия до боли сжала руку Кейт. — Откуда у тебя такая уверенность?

— Откуда? — По спокойному лицу Кейт прошла тень. — Это не делает мне чести, но я точно знаю, что Джеймс тоскует по мне и жаждет моего возвращения. С Хью это тоже случится рано или поздно. А пока… они есть друг у друга, а у нас есть наши дети.

— Я рада, что Джосс снова с тобой.

— А уж я-то как рада!

Джеймс попросил миссис Ченг отвести добавочные часы для уборки на вилле Ричмонд (Хью настоял, что будет за них доплачивать). Китаянка недолюбливала мистера Хантера. Мисс Бачелор она приняла без возражений: за почтенный возраст, за то, что та обращалась с ней с безукоризненной вежливостью, как с равной, а в особенности за попытки выучить несколько простейших фраз на кантонском диалекте. Другое дело Хью. Он сыпал глупыми шуточками, вынуждал Джеймса засиживаться с ним допоздна, благодаря ему в доме не переводилось виски. Отглаживая его рубашки (много лучшего качества, чем у Джеймса), убирая его комнату и смахивая пыль с баночек крема и бутылочек лосьона (нелепые для мужчины излишества), миссис Ченг вкладывала в это не больше души, чем, скажем, в уборку ради денег кабинок общественного туалета. Сверх этого она не пошевелила бы для Хью и пальцем, а на все его попытки вовлечь ее в разговор, отвечала каменным молчанием.

— Чертова грубиянка! — проворчал как-то Леонард.

— Твоя сама грубить, — хмыкнула миссис Ченг.

— Что ты имеешь против бедняги Хью?

— Зачем приходить? Зачем тут жить?

— А что такого?

— Не положено! — отрезала китаянка, выгребая из-под кровати Леонарда комки пуха от матраца. — Одна дом — три мужчина. Плохо!

— А что хорошо?

— Кейт. Джосс.

— У нас теперь есть Блуи, — возразил Леонард нарочно, чтобы позлить ее.

— Пфф! Не то.

— А вот тут ты права, желтоносая, — вздохнул он, вспоминая былые дни. — Это совсем не то же самое.

В начале весны миссис Ченг затеяла в комнате Джосс генеральную уборку. До блеска вымыла окна, выстирала занавески, кончиком ножа выскребла между рубчиком половика малейшие остатки жевательной резинки. Кровать стояла заправленной — хоть сейчас возвращайся и ложись. Когда вид Хью становился особенно невыносим, китаянка шла в эту святая святых и отдыхала там душой. Не зная наверняка, она тем не менее сильно подозревала, что и Джеймс поступает так же. Он заговорил на эту тему только однажды, мимолетно и небрежно, но миссис Ченг сразу поняла, что имеется в виду.

— Когда ситуация меняется, нужно уметь приспособиться к новому положению дел. Я даже думаю, если повезет, можно научиться ценить то, что получаешь взамен… ну, или хотя бы хорошо с этим уживаться.

Миссис Ченг считала Джеймса средоточием всех мужских достоинств. Как можно, думала она, бросить такого мужчину: доброго, надежного, мудрого? Мудрым был и ее отец. Он не хотел ее брака с владельцем магазина «Товары на вынос», но мать настояла, считая того отличной партией. При всей своей мудрости отец был слабохарактерным. Джеймс Маллоу — миссис Ченг была неколебимо в этом убеждена — был одновременно и мудр, и силен духом…

Сейчас, размышляя об этом, она отбросила словесные выкрутасы и сказала задумчиво:

— Джеймс возмужал. Это хорошо. С меня хватит и двух капризных детей.

Марк Хатауэй заметил, что начинает терять в весе. Не так чтобы очень сильно, но достаточно, чтобы безумно дорогие итальянские джинсы (за которыми, между прочим, пришлось ехать аж в центр Лондона) перестали так эффектно обтягивать бедра. Теперь они самую малость висели — безобразие! Щеки тоже несколько впали, но это было даже кстати, потому что это подчеркивало меланхолию, в которой в последнее время находился Марк. Меланхолию. Грусть-тоску. Какой уважающий себя мужчина не затоскует, если им начнут бессовестно играть?

Проблема заключалась в том, что Марк был безумно влюблен в Кейт (именно так он это называл, так и не иначе). Ни одной женщине до сих пор не удавалось завладеть его сердцем настолько, чтобы это перешло в манию. Размышляя о причинах ее власти над ним, Марк не находил сколько-нибудь разумного объяснения — Кейт не шла ни в какое сравнение с его прежними приятельницами ни внешне, ни с точки зрения интеллекта. И все же что-то такое в ней было. Наряду с внешней кротостью, уступчивостью и уязвимостью она обладала отчаянной тягой к независимости, и это само по себе уже было притягательным. Ее характер был на удивление мягок, и мало что могло заставить ее выйти из себя. Она обладала редкостным свойством наслаждаться простыми радостями жизни и мало-помалу приучала к этому Марка. Но основным достоинством Кейт было то, что она разбила оковы отношений, давно отживших свое, и вырвалась на свободу. Вырвалась, между прочим, с его помощью. Об этом Марк никогда не забывал, не позволял забыть Кейт и страшно досадовал, что ни разу за время их знакомства она в открытую не выразила благодарность за его бесценный дар.

Однако эта досада и в счет не шла по сравнению с досадой на Джосс. У них с Кейт и без того был трудный, ухабистый период, неизбежный в начале серьезных отношений — и вдруг на тебе! На сцену является Джосс, мало того что необъявленной, так еще и в качестве главного действующего лица! Для Кейт все теперь крутилось вокруг дочери. Лишь изредка в те вечера, когда она не работала, Джосс не бывало дома, но уж если она торчала там, Кейт было за уши не вытянуть вон, потому что, видите ли, «именно там ей и хотелось находиться». На все упреки был один ответ: он, Марк, всегда может к ним присоединиться, ему будут рады. Она, должно быть, шутила. Ведь невозможно было не заметить, что между ним и Джосс никогда, ни за что не могло возникнуть ничего более теплого, чем вооруженный нейтралитет!

В конце концов (к своему величайшему возмущению) Марк вынужден был признать, что единственным шансом побыть с Кейт вдвоем остаются прогулки после вечерней смены в пиццерии, да и те лишь оттуда до дома. И вот он, человек с известным положением, торчал в переулке у задних дверей рядом с мусорными баками, как выставленный за ненадобностью манекен. Когда он попробовал пожаловаться, Кейт замкнулась в молчании, и досада на пренебрежение сменилась страхом потерять ее совершенно. Пришлось задвинуть оскорбленные чувства подальше и поднять со дна души былой шарм, осевший там бесполезным балластом.

— Что ж, ладно, — сказал Марк, нежно пожимая Кейт руку. — Я принимаю то, что женщина должна быть в первую очередь матерью. Но позволь спросить (во имя святой истины): что нас ждет впереди?