— По-турецки! Как же! Мы сели пить кофе.

— Так что вас интересует, молодой человек: военный порт, шифры передатчиков, переписка посольств, схемы бомбоубежищ? Какой валютой располагаете: в долларах, фунтах или в швейцарских франках? — Он выжидательно смотрит мне в глаза.

— Интересуюсь жизнью турецкого народа.

— Это как понять?

— Попросил бы, если это возможно, завтра быть моим гидом по городу. Пока это единственная просьба.

— Не думал, что Петр Степанович пришлет ко мне гостя с таким невинным желанием.

— Турция не входит в сферу моей работы.

— Завтра покажу вам Стамбул.

Мы сидели, пили кофе, беседовали о делах житейских, о разном…

Эту ночь я провел в шикарном номере отеля, рядом с номером Мержиля. Перед сном мы поужинали в ресторане. К Мержилю подходили знакомые, он охотно танцевал под фривольную музыку с красивыми женщинами. Какой-то незнакомец подсел ко мне и показал фотографии молодых обольстительниц, но я никак не прореагировал, и он отошел в сторону.

Утром в своем номере я принял душ и встал у окна. За маяком «Линдер» хорошо был виден Улудаг — одна из самых высоких гор Турции. На фоне голубого неба ярко выделялся силуэт древней мечети.

После завтрака мы с Мержилем вновь разошлись. Бредов ждал меня у подъезда отеля. Мы сели в его машину и покатили. Останавливались, выходили, и мой гид рассказывал мне о здешней жизни:

— Стамбул — типично восточноазиатский город в Европе. В этом городе сохранились наслоения различных цивилизаций: античной, христианской, мавританской, в основном в виде остатков крепостных стен, зданий, скульптур, колоннад и колони. Живут здесь турки, греки, евреи и армяне — это главная и основная масса населения.

В Стамбуле много соборов, и самым уникальным считается собор Святой Софии, воздвигнутый еще в VI веке, но сейчас он реставрируется. Между прочим, я бы посоветовал вам посетить Анкару. Изумительный по своей красоте город. Паром от Галатского моста доставит вас в Хайдарпашу, откуда отходит экспресс на Анкару, а там недалеко от площади Улусмайдан на бульваре Ататюрка есть фешенебельный магазин «ABC», где можете приобрести все, что угодно.

— Благодарю за совет, но я не располагаю лишним временем. Едем дальше.

— А вот обелиск Клеопатры! — говорит Бредов. — Две тысячи лет тому назад этот изумительный по своей красоте памятник был перевезен из Египта в Константинополь — сегодняшний Стамбул. Византия в те далекие времена была царицей мира, а Рим считался вторым городом на земном шаре.

Мимо нас проехал старик на осле, он читал какую-то бумагу и кричал: «Алла! Алла!» Его окружали босоногие мальчишки.

Мы побывали на базаре, где в каменных галереях, напоминающих катакомбы, продавались различные товары: шелка, костюмы, хозяйственная утварь, жесть, кастрюли, ковры, шали. Здесь же можно было увидеть ишаков, крестьянские повозки, с них продавали каймак (заквашенное особым способом буйволиное молоко), в ларьках можно было купить кокосовое молоко, обсыпанное тмином. А рыба! Сколько здесь было рыбы! Плоская камбала, серебристая скумбрия, кефаль, бычки… Поблизости жарилось мясо, выпекались пирожки и чебуреки. Тут же уличные художники рисовали с натуры, но картины раскупались плохо, турки народ бережливый.

Недалеко от базара приютилась пошивочная мастерская, рядом чинил обувь сапожник. Здесь же, под белым навесом, жили взрослые и дети и зимой и летом.

Мы остановились возле расстеленного на земле ковра, на нем лежали турецкие пряности и фрукты.

— Вот смотрите, — сказал Бредов, — хозяина нет, он в кабаке. Вон там, — махнул рукой в сторону кабака, — тянет кальян, а его товар лежит без присмотра. Покупатели знают, сколько стоит любая пряность, сами берут, что им нужно, и кладут деньги в пиалу. Иногда берут и без денег, но тогда на следующий день они обязательно приходят и расплачиваются. Народ здесь на удивление честный.

Мы присели в турецкой чайхане перекусить. Нас обслуживала черноокая красавица. Мы уютно сидели в тени и мирно беседовали.

— У меня есть двоюродный брат, — сказал Бредов, — живет он в Париже и влачит весьма жалкое существование. Приходится ему помогать. Из родственников у меня никого нет ближе него. Мы дружим. В России он был юристом, а во Франции стал чистильщиком сапог.

— Почему же так?!

— Удивляться не приходится. Многие из эмигрантов, покинувших Россию после революции, перебрались в Париж и обрекли себя на чужбине на нищенское существование. Бароны и князья, растранжирив остатки своих капиталов, стали лакеями и швейцарами у французских буржуа. Иные сынки из некогда влиятельных дворянских семей работают сейчас официантами в русских кабаках, в лучшем случае устроились шоферами. Знаю одного генерала, он в царское время командовал дивизией, сейчас в Париже заведует туалетом, ему девяносто шесть лет. Почтенные графини подрабатывают по-разному, одни — портнихи, другие — манекенщицы. Ирония судьбы! И это, я считаю, еще хорошо! А простой люд, выходцы из низов, это особенно касается казаков из бывших врангелевских и деникинских войск, — эти вообще уже много лет пребывают в ужасной нищете. Они еще тогда сразу попали в шахты и рудники и до сих пор никак не могут освободиться от кабалы завербовавших их французских хозяев. Мне повезло! Я получил наследство по завещанию от отца моей умершей жены, да и к тому же много лет помогаю Белобородову, обслуживаю его клиентуру. Тоже порой неплохой заработок. Сейчас я, как говорится, на коне. Скоро перееду в собственный дом. Буду ждать вас в гости. — Бредов улыбнулся.

— Спасибо. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.

Я рассчитался за угощение, мы сели в машину. Мимо нас прошла женщина в парандже.

— Обратите внимание, — сказал Бредов. — Она, скорее всего, из деревни. Турки, живущие в деревне, никогда не познакомят жену с посторонним мужчиной. Если вы — гость, он вас сердечно примет, накормит, оставит ночевать, но и уходя, вы его жену в лицо так и не увидите. Своеобразный народ. Свои нравы, свои традиции, свои обряды. Турки — мусульмане и свиного мяса не едят. Существуют охотоведческие союзы, они ведут охоту на кабанов. Кабаны — это бич крестьянина, они все пожирают на полях и огородах и все втаптывают своими острыми копытами в землю. Охотники убивают кабанов, рубят их туши на куски и этим мясом удобряют землю. А в ресторанах турки пьют газированную воду с джином и виски. Десять граммов джина и стакан воды.

Мы ехали по Стамбулу.

Навстречу нам прошли несколько высоких негров в форме американского военно-морского флота.

— А как эти друзья здесь себя чувствуют?

— Прижились, — ответил Бредов. — Знай себе меняют доллары на лиры, шатаются по ночным кабачкам и чувствуют себя прекрасно.

Мы продолжали осматривать город. Турки сидели на корточках около своих домов и довольно равнодушно поглядывали на нас.

— Молчаливый народ, — сказал Бредов. — Много говорить не любят. Греки шумливы, а турки нет. Вот так целый день могут просидеть без дела. Большинство безграмотны, и детей не все в школах учат. А вообще, поверьте мне, я давно здесь живу, турки — народ хороший и относятся к русским с уважением.

Мы по-доброму, сердечно расстались. На следующий день утром самолет Мержиля взял курс на Ригу.

И вот маленький, восьмиместный, комфортабельный самолет снижается. Я смотрю в иллюминатор на притаившуюся в тумане Ригу. Можно смутно различить развороченные причалы порта, обгорелые здания складов, кое-где остовы разбомбленных домов. Чернеют воронки от бомб.

Танковая дивизия СС «Великая Германия» должна быть где-то здесь, в Прибалтике. А что, если ее нет? Быть может, стоит сразу по прибытии в Ригу явиться в военную комендатуру и заявить, что я отстал в пути… Если Берш где-то здесь, поблизости, то дело верное — я снова займу должность «продснабженца» в обозе и обрету столь желанную свободу передвижения… Или начать розыски подпольщиков в городе и в окрестных селах… Нет, это сейчас не оправданно. В штатском, без документов, да еще при оружии, я буду кем-нибудь выдай немцам как «подозрительная личность», и тогда при допросе уже никто не поверит в мою версию «с отставанием». Снова нужна спасительная ширма 2-й штабной роты — другого прикрытия для задуманного пока нет.