Однозначного ответа на вопрос: для кого пишутся рецензии? — нет. С одной стороны, критический разбор нужен прежде всего художнику, чтобы помочь ему сравнить свое представление о собственном творчестве с представлением человека со стороны, каковым ему может представляться рецензент. С другой стороны, читатель и зритель тоже хотят разобраться в том, что ему предлагает художник. Как показывает опыт, писать для читателя и зрителя — одно дело, а для автора или для других критиков — другое.
Детальный профессиональный разбор часто бывает неинтересен и непонятен широкой публике. А разбор произведения, ориентированный на широкую публику, может оказаться слишком поверхностным для профессионального критика (да и для автора произведения). Умение писать просто о сложном, интересно и для широкой аудитории, и для критиков, и для авторов анализируемых произведений приобретается только на базе глубоких специальных знаний и опыта критико-популяризаторской работы рецензента.
По мнению многих ведущих деятелей культуры современной России, в последнее время критики не пишут ничего, что рождало бы новые идеи, рецензии часто облечены в жесткую ироничную форму, являются скорее личными опусами, нежели профессиональными публикациями. В то же время авторитет критики достигается прежде всего принципиальным отношением к рецензируемому труду, стремлением к объективному, аргументированному анализу, о чем помнить молодому журналисту необходимо.
Статья
Жанр статьи является главным в аналитической журналистике. Понятие «статья» произошло от латинского слова «articulus» и означало первоначально то же самое, что и «сустав», «член», «часть Целого». Это объясняет, почему в журналистской практике любая отдельная публикация, будучи частью, например, всего текста газетного номера, может быть названа «статьей». Не случайно также, что, пожалуй, за исключением коротких сообщений, статьями называют огромное число публикаций различных жанров. Но когда речь заходит о вполне определенном жанре «статья» (в узком смысле этого слова), то под ней понимают публикации, анализирующие некие ситуации, процессы, явления, лежащие в их основе закономерные связи с целью определения их политической, экономической или иной значимости и выяснения того, какие позиции следует занять, как себя вести, чтобы поддержать или устранить такую ситуацию, такой процесс, такое явление.
Еще точнее можно определить статью как жанр, предназначенный прежде всего для анализа актуальных, общественно значимых процессов, ситуаций, явлений и управляющих ими закономерностей[21]. Аналитическое обсуждение предмета в статье должно быть проведено так, чтобы читатели могли, используя публикацию, размышлять далее над интересующими их вопросами. Таким образом, можно говорить об особой функции статьи. Она состоит в том, что статья объясняет читателям как общественную, так и личную значимость актуальных процессов, ситуаций, явлений, их причинно-следственные связи и таким образом инициирует читательские размышления, действия, связанные с предметом отображения в публикации. Кроме того, она обращает внимание аудитории на те задачи, проблемы, которые возникают в связи с описываемыми ситуациями, показывает, какие стратегические или тактические интересы имеются у тех или иных участников этих ситуаций. Удачная статья создает реальное представление об актуальной ситуации, служит основой для выработки идей, импульсов, предваряющих принятие практических мер. «Правильная» статья всегда связана с отображением предмета вполне определенного характера.
Предмет жанра статьи можно увидеть как в тех противоречиях и проблемах, которые содержатся в актуальных ситуациях и процессах, так и в вытекающих из них задачах, в условиях их решения, упорядочения и в связанных с ними тенденциях, перспективах, закономерностях общественного развития.
В настоящее время в прессе существуют относительно устойчивые формы проявления жанра статьи. Основными из них можно считать такие.
Общеисследовательская статья
К этой группе относятся публикации, в которых анализируются общезначимые, широкие вопросы. Например, автор такой статьи может вести речь о направлениях политического или экономического развития страны или рассуждать об уровне нравственности, существующем на сегодняшний день в обществе в целом, или о возможности союза церкви и государства, или о взаимоотношениях страны с зарубежными государствами, или о проблемах создания панславянской федерации и т. п.
Подобного рода публикации отличаются высоким уровнем обобщения, глобальностью мышления авторов. Цель общеисследовательской статьи заключается в изучении различных закономерностей, тенденций, перспектив развития современного общества. В практике советской журналистики современной общеисследовательской статье соответствовала теоретико-пропагандистская статья, рассматривавшая те же глобальные проблемы, но с диалектических позиций марксизма-ленинизма.
Из публикации «Интеллигенция и капитализм»
(Русская мысль. № 4283. 1999)
Была, помнится, в начале века такая классическая статья «Интеллигенция и социализм», в которой ставился вопрос о том, как, в каких формах интеллигенция принимает социалистические преобразования и участвует в них. Сейчас настало время рассмотреть противоположный случай: место интеллигенции в капиталистической системной трансформации России.
С одной стороны, все видные реформаторы — представители образованного класса, выходцы из, говоря словами Солженицына, «образованщины». Российская реформация — это реформация завлабов и мэнээсов. С другой стороны, контрреформация питается соками из той же среды, высшие учебные заведения представляют собой оплот интеллектуальной «Вандеи», сотрудники Академии наук смыкаются в своих требованиях с представителями КПРФ, писатели, музыканты и театральные деятели так и вьются вокруг основательных ретроградов типа московского мэра Лужкова.
Представляется, что у этого феномена объяснение что ни на есть материалистическое. Движущей силой, толкнувшей вперед механизм реформации, стал консенсус, сложившийся на основе идей демократии и рынка. Эти идеи, как и невиданные прежде заморские товары и услуги, оказались для неофитов нерасчлененными, слились воедино и превратились в центр устремления как тех, кто по своей социальной сути и жизненному опыту ориентировался на демократические ценности (интеллигенции), так и тех, кто ориентировался на ценности рыночного капитализма (зарождавшийся бизнес, продвинутая часть бюрократии). Консенсус оказался недолговечным, хотя свою историческую роль сыграл успешно: идеи, овладев массами, стали движущей силой, движущая сила передвинула стены, разрушая их — от Берлинской до Китайской.
Рыночная действительность довольно быстро стала разрушать свойственные русской интеллигенции иллюзии. Выяснилось, что сам факт ума, образования, одухотворенности и творческих устремлений вовсе не создает общественного признания необходимости услуг, оказываемых носителями этих ценных качеств, тем более — обещаний, что эти услуги когда-нибудь будут оказаны. Ученым, твердо усвоившим, что наука есть способ удовлетворения своего любопытства за казенный счет, деятелям культуры, свято верящим в то, что государство обязано на корню скупать их высокохудожественные произведения, оказалось крайне нелегко осознать наличие жесткости бюджетных ограничений.
Прежде существовал гарантированный спрос на услуги ученых, деятелей культуры, образования и пр. Фактически это объясняло, что весь образованный класс был советским служащим. Отсюда огромное перепроизводство инженеров, врачей, физиков и лириков, которое продолжается до сих пор: избыточные преподаватели плодят избыточных инженеров.
Сокращение государственного спроса в сфере интеллектуальных услуг оказалось более значительным, чем в иных сферах. В одних отраслях (наука, культура) оно было несколькократным. В других (образование, здравоохранение) монополия государственного спроса оказалась серьезно подорванной — доля софинансирования (формального, а большей частью — неформального) населением их услуг оказалась инфляционно наиболее уязвимой. Поскольку эти услуги практически полностью потребляются на внутреннем рынке, их производители имеют рублевые доходы. В той же мере, в которой они ориентируются на государственный спрос, это фиксированные доходы. Фиксированные рублевые доходы более всего обедняются инфляцией. Их получатели платят самый высокий инфляционный налог. Результатом становится снижение их относительных доходов.
Отмена гарантированного государственного спроса, необходимость фактической «самоприватизации» значительной части образованцев, перехода их в предпринимательскую категорию или категорию работающих по корпоративному найму породила очень серьезные социальные коллизии — вплоть до утраты большими их массами социального статуса. Причем в среде образованного класса переквалификация или пересоциализация принимается особенно болезненно.
Вероятно, дело в том, что это означает реальное обесценение инвестиций в человеческий капитал, который они делали в течение всей жизни, получая образование, защищая диссертации, публикуя статьи и книги и т. д. Обмен утраты долгосрочных инвестиций на повышение текущих доходов является для многих из них неприемлемым. Поэтому они остаются на прежних рабочих местах государственного найма, несмотря на то, что эти рабочие места не обеспечивают более ни привычных текущих доходов, ни социального статуса и престижа, ни даже собственно творческой работы — во многих случаях бюджетного финансирования науки и культуры хватает лишь на выплату минимальных заработных плат, но не на оборотные (не говоря уже об основных) средства, необходимые для запуска научных экспериментов, производства фильмов и пр. В этом случае зарплата становится формой социального вспомоществования, вызывающей отнюдь не чувство благодарности, а презрение к себе и ненависть к дающему, рука которого столь явно оскудевает.
Не надо забывать, что при социализме человеческий капитал использовался в значительной мере не производительно, а только для получения дохода в качестве ренты. Многие работники науки, культуры, образования (особенно женщины) фактически лишь числились на своих рабочих местах, пили чай, беседовали, но никаких реальных интеллектуальных услуг не оказывали. Они просто получали ренту от предшествующих капиталовложений в свой человеческий капитал (грубо говоря, если я закончил институт и прочитал несколько книжек, то уже за это мне должны платить). В известном смысле нынешняя зарплата-пособие аналогична прежней зарплате-ренте. Отличие состоит в том, что раньше вы могли выбирать: хотите — получаете ренту, а хотите — плату за действительный интеллектуальный труд, а теперь выбора нет; во-вторых, зарплата-рента обеспечивала пристойный уровень жизни, а зарплата-пособие — нет.
С другой стороны, предпринимательство в сфере интеллектуальных услуг в значительной мере теряет свой специфический предмет и остается интеллектуальным лишь по вывеске: частные учебные заведения оказываются фабриками по производству сомнительных дипломов, театральная антреприза оказывается стриптиз-баром, а ежедневная газета — тупым орудием лоботомии и имплантирования предмета интереса своего патрона. Этой деградации способствуют и особенности российского законодательства, в частности ограничения на приватизацию производства сферы интеллектуальных услуг, которые заставляют устраивать частные предприятия внутри тела государственных учреждений, становящихся объектами высокодоходного паразитирования. Интеллектуальная услуга дуализируется: то, что остается интеллектуальным, не является услугой (в том смысле, в котором услуга оказывается в рыночном обществе), то, что является услугой, ориентируется на платежный спрос, перестает быть интеллектуальным.
Обесценивание любого капитала, деградация и пересоциализация присущи всякому кризису. Когда они происходят в сфере интеллектуального капитала, они просто виднее и слышнее. В базовом случае обычного экономического кризиса страдающей стороной является молчащий класс (преимущественно мелкое и среднее предпринимательство), в случае кризиса интеллектуального капитала страдает говорящий класс. Поэтому так слышны отзвуки его стенаний в политическом процессе.
Кстати, именно обесценивание человеческого капитала в ходе системной трансформации вкупе со снижением платежеспособного спроса (только тогда это был реальный спрос предприятий и домашних хозяйств) стало трудной причиной вхождения интеллигенции в социализм, несмотря на то, что идеологически русская интеллигенция в большинстве своем была левой (так же как и в начале нынешней реформации была или скорее числила себя правой).
Что же? Нынешнее поколение русской интеллигенции так и будет жить при социализме? На это определенного ответа нет. А вот последующее поколение, похоже, откроет для себя капиталистический материк. Опять-таки, подобно тому, как в период социалистической трансформации решением проблемы стало создание «новой» пролетарской интеллигенции, так же и сейчас происходит становление новой буржуазной интеллигенции. Следует отметить, что уже идущая смена поколений явственно меняет систему приоритетов и оценок рисков при инвестициях в человеческий капитал. Инвестиционная активность здесь явно нарастает — увеличиваются конкурсы в высшие учебные заведения, стремительно растет спрос на услуги тех, кто может осуществить эти инвестиции в наиболее эффективной форме.
Всякий кризис обесценивает часть капитала, давая его структурным элементам возможность обновления и в результате повышая эффективность его функционирования. То же самое проделывает нынешний системный кризис с человеческим капиталом: обесценивая одни его элементы (и безжалостно разоряя их владельцев), он вызывает к жизни другие, более эффективные и динамичные, менее затратные и косные, их владельцами и носителями являются представители капиталистической интеллигенции, способные соединить «дум высокое стремленье» с умением эффективно трудиться, «поверить алгеброй гармонию». Найдя свое место во всеобщей системе разделения и обмена труда, они, может быть, перестанут быть «властителями дум» (непонятно, почему наличие у дум властителей считается таким очевидным благом), зато окажутся крепкими профессионалами, умеющими оказать действительно услугу и действительно интеллектуальную.
