Разве что, очевидно, во время своих бегств, «фуг», как д-р Иззард определяет мои приступы амнезии. Фуги без звуков. Беспомощное метание между Сциллой запомнившегося кошмара и Харибдой забытых поступков. Мой чердак завален одеждой, которую я не покупал, штрафами за парковку в недозволенном месте, которые я не заслужил, и йогуртом неизвестного происхождения. Незнакомый трехцветный кот расхаживает по моему временному письменному столу с нашим общим адресом на ошейнике. Регулярно приносят журналы, на которые я не подписывался, и на них надписаны имена: Джереми Зеленый, Томас Коричневый и Эрнест Красный. Очевидно, у этих людей нет ничего общего: Джереми получает «Матушку Джоунз», Томас — «Форбс», а мистер Ред — как вам это нравится? — оказывается, читатель «Ружья и боеприпасов». Как скоро моим адресом завладеет Домкрат? Как скоро в моем почтовом ящике появится «Плейбой»?

Уже шесть месяцев я ношу свои жалобы к д-ру Иззарду: провалы памяти, кошмары, головные боли, бессонница, потеря аппетита. Наконец в пятницу он поставит мне «предварительный диагноз». Мой собственный предварительный диагноз — я постепенно схожу с ума, и с каждым днем все быстрее.

21 октября 1999 года

Мы на тыквенной грядке, выбираем тыкву для будущего фонаря. Бриттани поднимает гигантский экземпляр, что-то вроде органического валуна, и втыкает в него перочинный ножик. Здесь никаких подсознательных намерений — просто Бриттани любила ножи.

Эта тыква — ящик Пандоры. Из него высыпаются отвратительные твари — шершни, стрекозы, летучие мыши, нити волокнистого черного дыма, — наваливаются на Бриттани с плотоядной жадностью, обдирая плоть с ее костей.

Последний раз это был снежок, перед этим — морской еж, до этого — шар средневековой булавы. Почему мою сестру всегда убивает что-то круглое?

22 октября 1999 года

Это был самый странный день в моей жизни. В моих жизнях, мне бы следовало сказать, если я понимаю свою болезнь правильно.

Головная боль отбойным молотком застучала по черепу. Я потерял сознание на плюшевой кушетке Иззарда. Затем — ничего. Затем:

— Гюнтер, это вы?

— А кто же еще?

— Я сейчас с Гюнтером говорю, правильно?

Иззард глубоко затянулся. Утро я провел, вычищая банальности из «Антихриста», а в результате оказалось, что разговариваю с психиатром, дымящим трубкой.

— Послушайте, Гюнтер, то, что я вам сейчас скажу, прозвучит странно и, возможно, пугающе.

— Безнадежно, — сказал я, — я безумен.

— Безнадежно? Нет. Редкий случай, конечно. Пока что зарегистрировано не более двухсот случаев, — пыхнул трубкой Иззард.

Не думаю, чтобы он получал удовольствие от табака, но он собирал трубки, чашеобразные части которых были вырезаны в виде головок кинозвезд. Сегодня он раскуривает «Питера Лорра», актера, чьи округлые черты и глаза, напоминающие яйца «пашот», могли бы послужить прототипом самого Иззарда.

— Вы определенно не безумны. Я считаю, вы страдаете диссоциацией — серьезным, но поддающимся лечению психоневрозом. Слышали о докторе Джекиле и мистере Хайде?

Слышал ли Папа Римский о Деве Марии?

— Я ведь автор романов ужасов, помните?

Странный трепет пробежал по моему телу. Я помешался, но помешался романтически: добрый, старомодный готический монстр, ковыляющий по лондонским мостовым, и клочья тумана обвивают горбатую фигуру и расщепленную надвое душу.

— Один из моих любимых героев.

— Стивенсон замечательно предсказал синдром, но в одном ошибся.

Своим акцентом — мягкой хрипотцой европейского развратника — Иззард был также обязан Питеру Лорру.

— Джекиль знал о похождениях Хайда, тогда как в реальных случаях расщепления личности паразиты настолько не терпят тела истинного владельца, что отказываются входить в его сознание. Я ясно изъясняюсь?

И струйка дыма а-ля Мебиус поднялась из трубки моего лечащего врача.

— За последние несколько недель я встретился с Джереми Зеленым, Томасом Коричневым, Эрнестом Красным и Джеком Серебряным — познакомил их друг с другом и обсудил с ними ваш случай. Они всегда останутся для вас незнакомцами. Вы будете узнавать о них только путем дедукции.

— Вы хотите сказать, по их подпискам на журналы? Еде, которую они оставляют в холодильнике?

— Точно.

Я словно взмыл вверх на американских горках, момент, когда желудок поднимается на несколько футов над сердцем: кружилась голова, но все же я был рад, что худшее осталось позади.

— Это трудно принять.

— Естественно.

— Расщепление, говорите? — Я был расстроен.

— Множественное, как мы это называем. У вас — случай множественного расщепления.

Множественное. Значит, у зверя было имя. Я встретился с врагом, и этот враг был я сам. Нет, они — Джереми, и Томас, и другие, для которых я был хозяином.

— Лучше бы я был безумен.

Иззард перешел от пылкого Питера Лорра к холодному Спенсеру Трейси.

— Я дам вам почитать несколько статей с известными случаями — Ансель Борн, Сэлли Бошам, Билли Миллигал. Некоторые из них попали в популярные книги, но большинство — только в профессиональную литературу.

Он выдвинул ящик бюро и, немного порывшись, вытащил журнал «Аномальная психология».

— Насколько я припоминаю, жизнь Сивиллы Дорсетт попала на телевидение в семидесятых, а Джоанн Вудвард получила «Оскара» за «Три лика Евы». У обеих историй счастливые концы, Гюнтер. Больных вылечили.

Я взял журнал, зимний номер за 1993 год. На обложке был портрет расщепленной личности по имени Феликс Басе.

— Другие — кто они?

— Из того, что они мне рассказали, я бы сказал, что Джереми Зеленый — левый интеллектуал. Томас Коричневый — христианский фундаменталист, в общем, сочувствующий консерваторам. Эрнест Красный — головорез, воображающий себя охотником на крупную дичь и наемником. Джек Серебряный… Вы никогда не просыпались с необъяснимым похмельем?

— Часто.

— Это — от Джека. Он — гедонист.

Иззард насыпал табаку в «Спенсера Трейси», утрамбовал его. Разумно ли с моей стороны доверять оставшиеся клочки рассудка этому старому гному?

— Нашей задачей будет интегрировать ваши отдельные «я» в единое сознание того, кто будет контролировать воспоминания своих предшественников.

Он зажег трубку.

— Чтобы это сделать, мы должны сначала найти корни вашей диссоциации.

— Вы меня загипнотизируете?

— Гипноз — ошибка, грубый инструмент. Понимаю, почему Фрейд от него отказался. Анализ сновидений даст нам больше. А больше всего — просто беседы.

— Вы знаете о моих кошмарах?

— Они всегда заканчиваются смертью вашей сестры, правильно?

— Всегда.

— В действительности ее убили.

Я уже рассказывал ему историю Бриттани дважды.

— Зарезала какая-то шпана в парке Киссена, — произнес я, глотая слова, надеясь, что он почувствует мое нетерпение.

— Расщепленная личность, как правило, чувствует подсознательную ненависть к какому-либо члену семьи. Обычно к родителю, иногда — к брату, сестре.

— Я любил сестру.

— Я в этом не сомневаюсь.

Иззард выразительно пыхнул «Спенсером Трейси».

— Но лишь после того, как мы осушим болото вашей внутренней жизни, у нас появится твердая почва, на которой можно строить новое — исцеленное, все контролирующее, всезнающее «я».

— Новое «я». А что будет со старым?

— Оно исчезнет.

— Похоже на убийство.

— Нет, Гюнтер. На рождение.

26 октября 1999 года

Сегодня днем я уснул за третьей главой «Антихриста». Приснилась Бриттани — впервые днем.

Мы в частном бассейне, шумно играем в бирюзовой воде. Мне в руки скользит пляжный мяч.

— Бросай сюда, — кричит Бриттани.

Я подчиняюсь. В тот момент, когда она обнимает мяч, тот взрывается, оставляя на воде кровавый архипелаг.

Я просыпаюсь. Третья глава висит передо мной, нацарапанная шариковой ручкой на бланках.

«…когда когти Люцифера, распарывая лиф платья, обнажили пышные, запретные плоды, которых он так жаждал…»