— Джоди сама должна решать, где ей жить, — говорит Элизабет Ренни.
— Конечно, — соглашается Лора.
— Тебе сейчас надо подумать о собственной жизни, — продолжает Элизабет Ренни.
— Именно этим я и занимаюсь, — рявкает Лора. — Именно это и пытаюсь сделать. — Она смеется и наклоняется к матери. — У меня вся жизнь впереди.
Слабеющее зрение Элизабет Ренни смягчает черты ее дочери. Лицо Лоры кажется бледным и бесформенным. В детстве у нее была прелестная, всегда румяная кожа.
— Подойди ближе, — просит Элизабет Ренни.
Лора озадаченно встает и подходит к матери. Она неуверенно стоит перед креслом Элизабет Ренни, не зная, что делать с руками, и в конце концов скрещивает их на груди.
— Я глупо себя чувствую, — признается Лора.
Наверху чудовищно грохочут мальчики, пугая друг друга в темноте.
— Послушай моего совета, — говорит Элизабет Ренни. — Не суетись вокруг Джоди.
— О господи, мама, уж я-то знаю, как вести себя с собственной дочерью! — восклицает Лора.
Элизабет Ренни жалеет, что о ней нельзя сказать то же самое. Она никогда не знала, как вести себя с Лорой. И до сих пор боится ее оскорбить, сделать или произнести что-нибудь не то. Позже, когда Элизабет Ренни отправляется в кабинет спать, Джоди заходит в гостиную и помогает Лоре застелить диван потертыми розовыми простынями.
— Мы скучаем по тебе, — небрежно говорит Лора. — Думаю, ты в курсе, что я хочу, чтобы ты вернулась и закончила школу. Возможно, подала заявку в Бостонский колледж. Или Коннектикутский, если не хочешь уезжать из дома. Твой отец заплатит за обучение, никуда не денется.
— Мама, — прерывает ее Джоди.
Лора прикусывает язык. Она до сих пор не верит, что ее муж жалеет денег на детей. Надо быть осторожнее, перестать поливать его грязью, не то Джоди попросит ее заткнуться, как делают мальчики.
— Я не пытаюсь на тебя давить. — Лора натягивает наволочку на пуховую подушку. — Просто хочу, чтобы ты вернулась домой.
Джоди тянется за тонким хлопковым одеялом.
— Я бы предпочла остаться. — Она отводит глаза.
— Уверена, завтра будет слишком холодно для пикника, — поспешно произносит Лора. — Не припомню, когда в последний раз на День Колумба была хорошая погода.
Лора и Джоди берут одеяло за углы. Со своей медицинской кровати Элизабет Ренни видит, как одеяло взмывает в воздух и плавно опускается на диван. Элизабет Ренни почти перестала думать о зиме или о своем слепом глазе. Она знает, что некоторые птицы всю жизнь живут во тьме и пьют нектар ночных цветов, ведомые одним лишь ароматом. Когда она только поселилась в этом доме, то часто ставила летними ночами на подоконники блюдечки с медом. Всякий раз мед исчезал к утру. Его вполне могли съедать белки или мыши, но ей нравилось считать, что фарфоровые блюдечки находили ночные птицы.
Саймона будит странный звук. Мальчик всплывает из глубин сна, напуганный скрипом металлического колеса. Он забыл, что на комоде стоит клетка с хомячками. Теперь он знает их тайну: днем они прячутся, а ночью занимаются спортом. Во вторник Саймон перестанет присматривать за хомячками; за выходные надо с ними попрощаться. Он подтаскивает к комоду стул. Один хомячок бежит в колесе, другой восседает на кофейной банке в ожидании своей очереди. Или они не видят Саймона в темноте, или им все равно, даже когда он прижимает лицо к стеклу.
Горит ночник; свет из коридора сочится сквозь дверь спальни. В доме так тихо, что даже страшно. Саймон знает, что родители спят. Он начал питать надежды на их счет. Иногда он заходит в комнату, а они увлеченно разговаривают и смотрят на него как будто с удивлением. Он уверен, что к его дню рождения все вернется на свои места. Может, ему даже подарят кролика, о котором он мечтает. Заботясь о хомячках, он старается доказать, что готов завести свою собственную зверюшку. Он два раза почистил клетку, помыл латук, отмерил корм наперстком. Если он получит кролика, то научит его спать у себя на подушке. И смастерит ему ошейник из бусинок и ершиков для чистки трубок.
Он отмеряет еще немного корма и открывает проволочную заслонку на верху клетки. Хомячки посматривают вверх, пока Саймон насыпает корм, после чего возвращаются к своим занятиям, как будто его не существует. Он еще немного смотрит на них, затем слезает и оттаскивает стул от комода. Жалюзи на окне подняты, и по дороге к кровати Саймон видит полную луну и застывает на месте, не в силах оторвать взгляд. Небо темно-синее; деревья, красные и желтые днем, кажутся черными на фоне неба.
Саймон засыпает на ходу. На нем фланелевая пижама-комбинезон с молнией и пластиковыми подошвами. Пижама теплая, и оттого спать хочется еще сильнее. Луна, скрип колеса, лучи света из-за двери — может, все это только снится? По соседскому двору идет великан. У него светлые волосы и темная куртка, слишком короткая, с короткими рукавами. Великан встает у сосны, и Саймон замечает, что ему приходится наклонить голову, чтобы не задеть нижние ветки. Саймон трет глаза, но великан не исчезает. Что у него под мышкой? Говорящая арфа? Мешок золота? Саймон зачарованно смотрит. Он не шевелится, как и всегда, когда наблюдает за муравейником. Хомячок в колесе начинает сбавлять ход. Часы на каминной полке в гостиной бьют четыре раза. Если бы Саймон не был таким уставшим, он остался бы следить за великаном. Но во дворе темно и плохо видно, так что Саймон ложится в кровать и накрывается одеялом. Утром он не сможет вспомнить, что видел во сне, а что на самом деле. Когда подойдет проверить хомячков, они будут спать. В соседском дворе брат Джоди, Кит, опрокинет корзину коричневых яиц, когда побежит к машине за своей коллекцией роботов. Целехонькие яйца раскатятся по траве и будут лежать, пока Джоди не соберет их, сидя на корточках и натягивая ночную рубашку на колени.
Глава 6
Уютный человек
Саймону подарили белую вислоухую крольчиху по кличке Дора. Всего за месяц она научилась пользоваться лотком и только изредка жует одеяла или запрыгивает на стол, чтобы стащить сахар из сахарницы. К счастью, когда крольчиху впервые выпустили из плетеной корзинки, Нельсон даже не поднял голову. Он продолжает не обращать внимания на Дору, разве что ему уж очень хочется за ней погоняться. Тогда пес скребет когтями по полу. Но крольчиха и ухом не ведет. Нельсон замирает и небрежно оглядывается через плечо, чтобы проверить, что никто не видел его собачьего поведения.
Вонни думала, что возненавидит крольчиху, но быстро полюбила ее. Похоже, на крольчиху тоже действует силовое поле. Как-то раз Саймон оставил дверь открытой, и Вонни нашла Дору на крыльце, явно напуганную холодным открытым пространством перед нею. Вонни подняла ее и почувствовала, что крольчиха дрожит. Она посадила Дору на кухонный стол и насыпала ей в блюдечко сахара. Недавно Вонни обнаружила, что может выходить из дома и ехать почти куда угодно, но только с Андре. Она понятия не имеет почему, но когда Андре рядом, силовое поле исчезает. К началу декабря она не только научилась ездить с Андре в школу Саймона, но и сумела отвести сына в класс. Андре начинает верить, что Вонни излечилась. Он радуется, видя, как Вонни спокойно помогает ему собираться, чтобы доставить мотоцикл в Провиденс. Но когда он подходит к дверям, Вонни паникует и умоляет его остаться.
Джоди стоит на бабушкином крыльце, откуда кажется, что Андре уходит навсегда Она не сдержала данное себе обещание рассказать правду Вонни, и на мгновение ей кажется, что этого не потребуется. Джоди неподвижно стоит и ждет, что Андре подбежит и схватит ее за руку. Она почти испытывает облегчение, когда видит, что Вонни уговорила его остаться.
Разрушить брак соседей ей помешала корзина яиц, которую великан приносит каждую неделю. Сначала она боялась его подарков. Она хотела, чтобы он вышел из тени, открыто ее домогался, раз уж взялся за дело, напугал ее темной ночью. Она не чувствовала себя в безопасности в собственной постели. И она все еще не может понять, чего он добивается. Что, по его мнению, он покупает за яйца? Возможно, он ни на что не рассчитывает в ответ. Осмелев, она рано встает и ждет на кухне в надежде застукать его, но всякий раз опаздывает. Ей кажется, что она слышит его по ночам, но это всего лишь еноты роются в помойных баках. Зима выдалась дождливая, вместо снега — скользкие полосы льда; и великан не оставляет следов. Если бы не яйца, она решила бы, что его и вовсе не существует.