Сэм остановился у двери, глядя то на Ника, то на Ким; лицо словно окаменело; глаза темные и холодные, как пещеры.
— Добрый вечер! — вежливо поздоровался Ник.
Сэм стиснул зубы.
— Что, черт побери, вы здесь делаете?
— Составляю компанию вашей жене, — спокойно ответил Ник. Голос его звучал совершенно нейтрально, как будто он объявил, что пришел починить раковину.
— Убирайтесь вон из моего номера! — произнес Сэм, четко выговаривая каждое слово; темное безумие слышалось в его голосе.
Ник лишь склонил голову.
— Я как раз собирался уходить. — Его, кажется, не оскорбила грубость Сэма. — Доброй ночи, Ким. — Ник прошел через открытую дверь мимо Сэма и тихо прикрыл ее за собой. Как и Сэм, Ник никогда не хлопал дверью.
Ким встала и поставила пустые чашки из-под кофе на столик — надо сделать что-то, чтобы сдержать клокотавшую в ней ярость; руки ее дрожали. Возмутительно — Сэм пусть на минуту, но заставил ее чувствовать себя почти виноватой, как будто ей есть в чем оправдываться. Как будто он застал их с Ником обнаженными, во время сексуальных упражнений на диване. Это смешно, ей не в чем себя винить; даже если бы и так, ему-то что за дело?
— Ты не имеешь права так обращаться с моими друзьями! — заявила она, стараясь говорить как можно спокойнее, но слыша, как голос ее дрожит. — Это просто неслыханно и совершенно необоснованно!
— Это с твоей стороны неслыханно развлекать мужчин в моем номере, пока я в отъезде.
Ким рассмеялась — не смогла удержаться.
— Что в этом смешного? — грозно проговорил Сэм.
— Ой, брось! Ты словно из викторианской эпохи. Придется тебе напомнить, что мы с тобой живем в одном номере, а это, между прочим, даже более неприлично — разумеется, с точки зрения викторианской морали.
— Я не хочу, чтобы в этом номере появлялись другие мужчины! — отрезал он. — Эта фраза тебе больше подходит?
— Нет! — в том же тоне возразила Ким. — Не подходит! Я здесь живу. Куда еще мне приглашать своих друзей?
Его глаза сузились, челюсти сжались.
— Он тебе не друг. Разве я похож на идиота? Этот тип в тебя влюблен. Если хочешь продолжать с ним роман, делай это где-нибудь в другом месте! — И Сэм прошел мимо нее в спальню, прежде чем Ким успела сказать хоть слово, и захлопнул за собой дверь.
Руки Ким сами собой сжались в кулаки, кровь бросилась в лицо.
— Я ненавижу тебя! — прошептала она закрытой двери; злые слезы жгли ей глаза.
Повинуясь неведомому порыву, Ким подошла к двери и распахнула ее настежь, моргая, чтобы смахнуть слезы с ресниц. Сэм стоял, склонившись над чемоданом, и что-то искал; он поднял голову — брови сошлись на переносице при виде ее внезапного вторжения.
— Послушай, — четко произнесла она, расставив ноги и положив руки на бедра. — Я знаю, ты в большой беде. И потратил бог знает сколько времени, пытаясь из нее выбраться. Но ты не вправе срывать злость на мне или на моих друзьях! — Ким резко повернулась и, хлопнув дверью, вылетела из комнаты. Как ни странно, ей стало намного легче.
Но облегчение длилось недолго. Много часов она проворочалась в постели, мысли блуждали по замкнутому кругу. То и дело в отчаянии поглядывала она на часы: час ночи, два, два часа сорок минут… Через закрытую дверь до нее доносились тихие шумы из гостиной; лежа неподвижно, она слушала. Сэм не спит — бродит по гостиной, меряя ее шагами…
Ким выбралась из постели, набросила кимоно и открыла дверь спальни, не совсем осознавая, что ею движет. Скорее всего какая-то болезненная необходимость поговорить с ним, узнать правду, понять, что происходит у него в голове.
«Ты сошла с ума! — предупредил ее тонкий голосок рассудка. — Сэм не похож на тебя, он не из тех, у кого душа нараспашку. Зачем тебе даже пытаться? Это ни к чему не приведет. Ты и Сэм — случай безнадежный».
Сэм стоял у окна в одних джинсах; темные волосы упали на лоб. Подстричься бы ему, подумала Ким отвлеченно; но, с другой стороны, так он даже привлекательнее, еще сексуальнее и как-то доступнее, проще. Этот слегка неряшливый вид, босые ноги, загорелый обнаженный торс…
Он повернул голову и встретился с ней глазами; просто стоял, не говоря ни слова, и смотрел. Что-то в его глазах заставило Ким почувствовать слабость в коленях, а сердце ее — забиться быстрее. У Сэма был взгляд загнанного в ловушку зверя.
— Не можешь заснуть? — спросила Ким.
— Нет, не то. — Он провел рукой по непослушным волосам, не отводя взора от ее лица. — Прошу извинить меня, что выпускал пар, срывал злость на тебе… и Нике. — Он говорил почти спокойно. — Ты права — это ничем не обосновано.
— Ничего, Сэм. — Она чувствовала приступ великодушия.
Глаза его подернулись дымкой.
— Не ожидал встретить его здесь.
— Мы весь день провели на воздухе, устроили что-то вроде экскурсии. Ходили смотреть Боробудур — взобрались на самую вершину. Поздно вернулись и так устали, что вместо того, чтобы тащиться в ресторан, поели в номере. Ник как раз собирался уходить, когда ты вернулся.
— Ты же знаешь, что не должна мне ничего объяснять.
— Да, знаю. — Ким сделала глубокий вдох, готовясь произнести то, что должно быть сказано. — Сэм, я знаю, зачем ты ездил в Нью-Йорк.
— Да? — откликнулся он без всякого выражения, сунув руки в карманы и глядя в окно.
— Мир тесен, и новости распространяются быстро — по электронной почте, телефонам, факсам.
— Что ж, тогда я могу предположить, что ты хорошо информирована.
Его тон задел ее: неужели он думает, что она так доверчива и слепо поверила во все, что прочла в газете?
— Я еще не слышала, что ты думаешь по этому поводу. По крайней мере от тебя не слышала.
— Нет, не слышала. — Лицо его сохраняло замкнутое выражение, в глазах росла отчужденность.
Ким почувствовала, как в ней снова закипает злость.
— Почему ты не сказал мне? Немного открытости с твоей стороны только добавило бы тебе неотразимого очарования.
— Это не имеет к тебе никакого отношения, — хрипло проговорил он. — Я привык сам решать свои проблемы. Нет смысла впутывать тебя в эту неприятную историю.
У нее в голове словно что-то щелкнуло — она почти услышала этот звук.
— Да перестанешь ты когда-нибудь ломать комедию? Сейчас же прекрати все эти джентльменские бредни и поговори со мной! Скажи мне, что чувствуешь! Как же ты хочешь, чтобы тебя любили, заботились о тебе, если неизвестно, о чем ты думаешь!
Ким чувствовала себя утлой лодочкой, которую несет стремительный поток, — в любой момент ей грозит разбиться об острые скалы и рассыпаться на кусочки. Но ей нечего терять.
Сэм взял ее за руку, усадил в кресло и встал рядом, глядя сверху вниз и словно подавляя своим ростом и мощью.
— Успокойся! — приказал он, как непослушному ребенку, которому преподают урок дисциплины.
Убежать бы, скрыться от этого человека, свернуться в клубок где-нибудь в уголке — побыть одной. Но Сэм держит ее на месте — не двинуться. Исполненная гнева, она взглянула в его бесстрастное лицо.
— Не хочу я успокаиваться! Хочу, чтобы ты сказал мне, чего ты боишься!
Брови его изумленно приподнялись, как будто сама мысль, что он может чего-то бояться, показалась смешной и нелепой; он ничего не ответил. Неожиданно для себя самой Ким произнесла длинную речь:
— Ты боишься говорить мне, потому что все написанное в газетах — правда? Ты унижен, и твое мужское «эго» не в силах это перенести. Тебя выставили перед всеми грязным типом, и твоя репутация навсегда испорчена. Ты не можешь показать свое истинное лицо даже мне, обремененный ребенком, который тебе не нужен, но тебе придется о нем заботиться ближайшие восемнадцать лет. Его существование будет каждый день до самой смерти напоминать тебе о твоем падении. — Она наконец выдохлась и умолкла.
К своему удивлению, взглянув на Сэма, Ким увидела на его лице едва заметную улыбку.
— Что же ты, продолжай, — подбодрил он ее.
— Нет, — ответила она, — я все сказала.
Бесполезно — с таким же успехом можно отстаивать перед ним позиции мирового братства и мира во всем мире. Ким забралась в кресло с ногами и, обхватив колени, закрыла глаза и опустила голову.
