Кэтрин порозовела и кивнула: —Да.

— Он сказал, будто бы ты, вполне возможно, причастна к убийству и грабежу, — продолжала миссис Ливелин. — Конечно, я сказала ему, что это полная чепуха. — Потом в глазах ее вспыхнула какая-то догадка, и она повернулась к Эвану. — Мистер Куинли спрашивал меня про сосуд, точно так же, как и вы, мистер Ньюком, в первый день нашего знакомства.

Сумка, которую держал Эван, казалось, потяжелела, и он невольно перехватил ее покрепче.

Он еще раздумывал над ответом, когда Кэтрин опередила его:

— Мистер Ньюком и мистер Куинли хотят выяснить все обстоятельства дела, Анни. Вот почему мистер Ньюком настаивает на том, чтобы я непременно поговорила со следователем.

— Куинли сказал мне, что он уже встречался по этому поводу с тобой и мистером Ньюкомом вчера. Зачем же вам мчаться за ним сломя голову? — Уперев руки в бока, Анни с возмущением глядела на Эвана. — Уж не решили ли вы, мистер Ньюком, будто наша Кэтрин имеет какое-то отношение к этому?

— Миссис Ливелин, это вас совершенно не касается, — Эван отвел глаза. — Мы трогаемся в путь сию же минуту.

Но когда он потянул Кэтрин за руку к выходу, миссис Ливелин, подскочив, схватила ее за другую руку.

— Незачем ей ехать туда, куда она не хочет, мистер Ньюком. Не знаю, с чего это вам взбрело в голову, что она связана с убийцами, но я не позволю отправлять ее на виселицу.

Слово «виселица» огорошило Эвана. Виселица. Он как-то не подумал, чем это грозит Кэтрин — если ее признают виновной в заговоре с целью убийства.

Виселица. От самого этого слова веяло ледяным холодом.

Но хотя и Кэтрин побледнела при упоминании о виселице, она накрыла руку подруги своей ладонью и проговорила:

— О чем ты говоришь, Анни. Все будет хорошо. Мистер Ньюком только… выполняет свой долг. И я еду с ним по своей воле. Я хочу снять с себя даже тень подозрения, а это не получится, если я останусь здесь. Не беспокойся. Все обойдется. Я уверена.

Она еще раз сжала руку миссис Ливелин и мягко улыбнулась ей:

— Но я очень тронута твоей преданностью, Анни. Она так много значит для меня. Спасибо.

Миссис Ливелин вспыхнула:

— Кэтрин, милая, я бы и словечка не сказала мистеру Ньюкому, знай я, что он их так истолкует… Мне и подумать тошно, что я…

— Нам пора, — перебил ее Эван. Он тоже больше не мог вынести этого. Находиться среди людей, которые верят в невиновность Кэтрин, было слишком тяжело. Это действовало на него, причем самым нежелательным образом.

— Но возьмите хоть еды на дорогу, — всплеснула руками миссис Ливелин. — Неизвестно, сколько времен пройдет, пока вы догоните мистера Куинли! А у вас обоих такой вид, словно вы с утра еще и крошки в рот не успели взять…

— Мы не можем задерживаться ни на секунду! — упрямо повторил Эван, подталкивая Кэтрин к дверям.

Он слышал сокрушенные причитания миссис Аивелин за своей спиной, но быстрым шагом вышел вон. Эта сцена с участием хозяйки «Красного дракона» и упоминание о виселице — потрясла его до глубины души. Но он одернул себя. Если Кэтрин виновата — она заслуживает виселицы. Если нет — правда восторжествует. Уж он об этом позаботится.

Конюх вывел им кобылу. Эван объяснил, что они поедут вдвоем, и, устроившись в седле, подождал, пока конюх поможет Кэтрин сесть впереди.

В эту минуту из дверей гостиницы выбежала миссис Ливелин со свертком и вручила его Кэтрин:

— Здесь кусок телятины и ломоть хлеба. — И, словно ожидая от Эвана возражения, метнула в его сторону яростный взгляд и проговорила: — Не хватало, чтобы бедная девочка еще и умирала с голоду.

— Благодарю вас, миссис Ливелин, — пробормотал Эван и, ткнув коленями в бока кобылы, выехал со двора. Вскоре они уже были на дороге, ведущей в Кармартен.

Сначала все его старания были сосредоточены на том, чтобы не сбиться с пути, затем — чтобы гнать кобылу на такой скорости, которая помогла бы им настичь Куинли. Но спустя час Эван вынужден был дать уставшей лошади возможность придержать шаг.

Теперь затянувшееся молчание ощущалось все болезненнее. Не улучшало состояния Эвана и то, что при каждом толчке его вплотную прижимало к Кэтрин, но с этим ничего нельзя было поделать, как и с тем, что ее ноги касались его ног, а лицо находилось всего лишь в нескольких дюймах от его губ. Душистый запах сирени, словно невидимая вуаль, окружал Кэтрин. И в какой-то момент Эван поймал себя на том, что пытается как можно глубже втянуть его в себя. Кэтрин заправила волосы под капор, но несколько прядок выбилось во время скачки, и одна из них непрестанно задевала щеку Эвана.

Тогда он попробовал сосредоточиться на предстоящем разговоре с Куинли — если они, конечно, его догонят. Но мысли Эвана все равно возвращались к тоненькой женщине, спина которой касалась его груди, а упругие ягодицы уютно устроились меж его ног. Неужели этой ночью он изведал вкус каждой сокровенной части ее тела? Неужели всего лишь несколько часов тому назад он занимался любовью с этой женщиной, заставляя ее снова и снова вскрикивать от удовольствия?

Воспоминание об этом заставило его мужскую плоть мгновенно отвердеть. Эвану пришлось собрать все силы, чтобы подавить желание. Теперь ему уже никогда не удастся разделить ложе с Кэтрин. А после того полного удовлетворения, которое он испытал с ней, ему будет тошно с другими. Кэтрин открыла ему, насколько прекрасна близость, когда люди испытывают обоюдное чувство.

Черт бы ее побрал! Теперь он обречен томиться неутоленными желаниями. По крайней мере, во время этой поездки.

Искоса взглянув на Кэтрин и отметив, что упрямое и сосредоточенное выражение по-прежнему не покидает ее лица, Эван снова ощутил прилив раздражения. Теперь приходится терпеть еще и эту пытку молчанием, которая только усиливает чувство вины, хотя на самом деле он обязан сознавать свою правоту.

Все шло не так, как он ожидал. По идее, Кэтрин должна была давно сдаться, признаться во всем и, рыдая, умолять не везти ее к Куинли. Но с той минуты, как они выехали из замка, Кэтрин хранила молчание и вела себя словно святая мученица.

Каким образом ей удавалось оставаться столь надменной и спокойной, когда рушился весь ее мир? И почему он при этом начинал ощущать себя последним подлецом?

— Свидетелем какого замечательного представления я оказался, — прервал Эван мучительное молчание. — Ты вела себя как настоящая трагическая актриса.

— Я заметила, что произвела на тебя впечатление, — съязвила Кэтрин. Лицо ее не изменилось. Только голос слегка дрогнул.

— Видишь ли, я ведь знаю правду и поэтому, в отличие от миссис Ливелин, не склонен считать тебя святой.

Кэтрин очень медленно повернула голову и встретилась с ним глазами:

— Разумеется, ты гораздо больше склонен считать меня воровкой или убийцей, судя по тому, как ты торопишься догнать сыщика. Ты ничего не делаешь наполовину, не правда ли?

— Если не хочешь, чтобы тебя принимали за убийцу, то и не веди себя как убийца.

— Вчера ты не считал меня таковой.

— Вчера я не представлял, какое расчетливое сердце бьется в этой прекрасной груди.

Кэтрин вздохнула:

— Скажи мне, Эван. Что это была за женщина, из-за которой ты решил, будто за красивой внешностью всегда скрывается предательство? Кто была эта женщина, из-за которой ты решил, будто богатство и знатность делают женщину либо святой, либо грешницей?

Эван сразу подумал о Генриетте, которая была столь нежна и лучезарна, пока не сочла его недостойной себя, но тут же отогнал от себя это воспоминание. Генриетта никогда не предавала его. Скорее он сам обманул ее ожидания.

— С чего ты решила, что это связано с какой-то другой женщиной?

Вздохнув, Кэтрин выпрямилась в седле:

— Потому что иначе никак не могу объяснить самой себе, как мужчина, который так нежно любил меня вчера, способен на следующий день объявить меня убийцей. — Голос ее дрогнул. — И мне надо понять, почему произошла столь разительная перемена.

— Потому что мне еще не доводилось встречать такой двуличной женщины. И моя реакция вполне понятна, поэтому твоя ложь была для меня полной неожиданностью.