Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В январе 1903 г. почти одновременно появились две статьи о Чехове, где рассказ «Студент» был расценен как поворотный пункт в творчестве Чехова: В. Альбов. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова. Критический очерк. — «Мир божий», 1903, № 1; Ф. Батюшков. О Чехове. — «Санкт-Петербургские ведомости», 1903, № 26, 27 января.

Альбов этот перелом видит в том, что в творчестве Чехова «все сильнее слышится что-то новое, бодрое, жизнерадостное, глубоко волнующее читателя и порой необыкновенно смелое» (стр. 103). По его мнению, «эти новые черты уже заметно и, кажется, впервые сказались в маленьком рассказе „Студент“» (стр. 104). Перемена проявляется в том, что «Великопольскому первому из персонаж<ей> г. Чехова жизнь показалась „полною высокого смысла“» (там же). Альбов отождествляет автора с его персонажем: «Итак, правда, справедливость, красота как элементы самой жизни и притом основные, главные — вот, наконец, ответ на вопрос — в чем смысл жизни, чем люди живы <…> Что студент Великопольский и Полознев в данном случае высказывают мысли самого г. Чехова или близкие и дорогие ему мысли — в этом не может быть сомнения» (стр. 105). Альбов считает, что с этого времени главная задача Чехова — «открыть это неизвестное, то, о чем люди тоскуют, найти в самой жизни элементы правды, справедливости, красоты, свободы» (стр. 107).

Батюшков также исходит из понимания рассказа «Студент» как произведения нового периода в творчестве Чехова. Новизна эта, по его мнению, — в перемене миросозерцания Чехова, которое тесно связано с особенностями его поэтики. Чехов с самого начала «вступил на путь аналитической проверки тех широких обобщений и принятых „норм“ общественной и индивидуальной жизни, которые были выработаны предшествовавшими поколениями». Новая форма искусства «естественно вылилась из потребности его духовной организации», из «стремления личности выразить свое непосредственное отношение к действительности» — в сфере творчества и «в области отвлеченных принципов». «Не принимать ничего на веру, сомневаться даже в том, что кажется общепризнанным, пока внутренне не ощутишь его истинность, это — то же, что в искусстве доверять лишь личным впечатлениям, принять их за исходный пункт творчества и только под углом личного настроения воспроизводить действительность». Но раннему Чехову жизнь, как пишет Батюшков, представлялась состоящей «из ряда случайностей, отдельных, изолированных явлений», и при этом терялось «причинное отношение явлений жизни», связь между прошлым и настоящим.

Теперь же, и именно в рассказе «Студент», «Чехов сам же высказался против такого вывода», передав герою мысли о правде и красоте, всегда составлявших «главное в человеческой жизни и вообще на земле», — мысли, которые Чехов «смутно ощущал <…> давно». «Мы понимаем теперь, почему Чехов так настаивал на относительности и подвижности всяких человеческих норм: они суть только ступени к чему-то высшему, далекому от нас, одна предугадываемому нашим сознанием <…> Пессимизм Чехова есть пессимизм отдельных моментов, а не выработанная система в данном направление, и, в общем, прогресс все же представляется ему в значении морального категорического императива».

Рассказ «Студент» в это же время был оценен и за рубежом. П. Бауйе, профессор русского языка в Париже, сообщил 6 апреля 1902 г. Чехову: «<…> издатели „Revue Blanche“, те же, которые издали „Quo vadis“ <„Камо грядеши?“> и множество других книг, рассчитанных на громкий успех, только что взялись за напечатание отдельным изданием образцового перевода четырех Ваших сочинений: „Убийство“, „Мужики“, „Студент“, „На подводе“» (ГБЛ); мотивировкой выбора послужило то, что эти произведения «показались большинству наших ценителей Вашего таланта как нельзя лучше выразившими главные особенности Вашего творчества». Трактовка рассказов Чехова в предисловии Л. Бонье к этому сборнику связана с его общим восприятием русского национального характера: «Каждый народ страдает по-своему; и я не знаю писателя, которому удалось бы лучше, чем Чехову, выразить русскую печаль, сотканную из тоски, гордости, фатализма и усталости» (A. Beaunier. Préface. — In: Anton Tchekhov. Un Meurte. Traduit du russe par Mlle C. Ducreux. Paris, 1902, p. 6). Очевидно, Бонье и в «Студенте» воспринял только мысль о том, что нищета, невежество и «чувство гнета», дарившие на Руси несколько веков назад, так и останутся, «и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше» (стр. 306 наст. тома). Перемена в настроения героя, противоположное восприятие им жизни и антитезис рассказа были игнорированы при этом.

В Германии рассказ «Студент», насколько можно судить по письму Чехову переводчика В. А. Чумикова от 29 января 1899 г. из Лейпцига, был воспринят как явление новой поэтики: «Здесь <…> „Студента“ считают перлом „нового направления“, der modernen Kunst» (ГБЛ).

Из воспоминаний родных и близких Чехова известно, что «Студент» был любимым рассказом писателя. У И. А. Бунина эта авторская оценка связана с отрицательным отношением Чехова к восприятию его как пессимиста:

«— Читали, Антон Павлович? — скажешь ему, увидев где-нибудь статью о нем.

А он только покосится поверх пенснэ:

— Покорно вас благодарю! Напишут о ком-нибудь тысячу строк, а внизу прибавят: „а то вот еще есть писатель Чехов: нытик…“ А какой я нытик? Какой я „хмурый человек“, какая я „холодная кровь“, как называют меня критики? Какой я „пессимист“? Ведь из моих вещей самый любимый мои рассказ „Студент“… И слово-то противное: „пессимист“» (И. А. Бунин. Собр. соч. Т. 9. М., 1967, стр. 186).

И. П. Чехов дает несколько иное объяснение авторской оценке рассказа «Студент»; в анкете на вопрос «Какую свою вещь Чехов ценил больше других?» И. П. Чехов ответил: «„Студент“. Считал наиболее отделанной» (ПССП, т. VIII, стр. 564).

При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, венгерский, сербскохорватский, чешский, немецкий и французский языки.

Стр. 307. «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». — Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 33.

В этом и следующих случаях указываются только точные цитаты из Евангелия. Они вкраплены в свободное изложение событий священной истории, в котором органически сочетаются формы разговорной речи и евангельского рассказа. В этом у Чехова сказалось не только знание с детства текстов священного писания, но и восприятие библейской лексики, фразеологии в живой обиходной речи отца и дяди Чехова и в окружающей их среде. Бунин, говоря о тяжелых сторонах детства Чехова, находил, что «единственное оправдание если бы не было церковного хора, спевок, то и не было бы рассказов ни „Святой ночью“, ни „Студента“, ни „Святых гор“, ни „Архиерея“, не было бы, может быть, и „Убийства“ без такого его тонкого знания церковных служб и простых верующих душ» (И. А. Бунин. Собр. соч. Т. 9, стр. 170).

Говорю тебе, Петр~трижды отречешься, что не знаешь меня». — Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 34.

Стр. 308. …работники тем временем~стоял Петр и тоже грелся…— Почти дословная передача стиха 18 из гл. 18 Евангелия от Иоанна: «Между тем рабы и служители, разведши огонь, потому что было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся».

«И этот был с Иисусом» — Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 71; Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 56.

«Я не знаю его». — Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 57.

«И ты из них». — Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 58.

«Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» — Евангелие от Иоанна, гл. 18, ст. 26.

«И исшед вон, плакася горько». — Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 75; Евангелие от Луки, гл. 22, ст. 62.

УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ

Впервые опубликовано: первая глава — «Новое время», 1889, № 4940, 28 ноября. Заглавие: Обыватели. Подпись: Антон Чехов. Посвящение: Посв. Н. Н. Об — му. Вторая глава — «Русские ведомости», 1894, № 188, 10 июля. Заглавие: Учитель словесности. Подзаголовок: Рассказ. Подпись: Антон Чехов.

114
{"b":"192321","o":1}