Рассказывал Рудзутак и такой любопытный случай: «Выскочил из загона заяц, которого Ильич уложил метким выстрелом. Ильич, не дождавшись окончания загона, заторопился к убитому зайцу. В это время совсем рядом выскочил другой заяц и благополучно скрылся в кустах. Я не выдержал: «Эх, вы, за убитым погнались, а живого упустили». Ильич сконфузился:

— Да, действительно, нехорошо я сделал.

И добавил примирительно:

— В следующий раз не буду».

Гуляя по лесу с ружьем, Ленин говорил: «Воздух, воздух какой чудесный! Побудешь пару часов в лесу, надышишься на целую неделю. Жаль только, что мы, горожане, редко бываем наедине с природой!.. Чудесно, чудесно! Так бы и ходил по нему с утра и до вечера!»

Чекист В. Манцев описывал такой эпизод на охоте с Лениным: «Помню, мы с ним как-то проходили целый день (ходили он, я, его брат и еще один товарищ) и ничего не убили. Потом, когда мы возвращались, поднялся тетерев. Мы обрадовались и почти одновременно вчетвером выстрелили. Тетерев был молодой, после четырех выстрелов от него остался только один пух. Но Владимир Ильич высказал громадное удовлетворение такими результатами. Он сказал:

— Придем домой, и некому будет хвастаться, кто убил, — все попали».

Однажды Ленин и другие охотники заплутали в лесу. Среди них был бывший советский Верховный главнокомандующий Николай Крыленко.

— Ну а ты сможешь найти выход? — спросил Ленин у него.

Тот отрицательно покачал головой.

— Непростительно, — заметил Ленин с усмешкой. — Ведь ты же был главнокомандующим.

Из леса всех вывел сам Ленин — оказалось, он лучше остальных запомнил дорогу…

Вот собственный рассказ главы советского правительства об одной охоте: «Я, знаете ли, прошлой осенью поехал в деревню с товарищами отдохнуть. Ну беседовали мы с крестьянами и крестьянками о деревенской жизни. Чайку попили. Потом пошли поохотиться. Хозяин говорил, что под самой деревней есть озерцо в камышах, там масса уток. Приходим туда. Сняли башмаки, закатили штаны и полезли в озеро… Топко. Шуршит камыш, из-за него ничего не видно. Высокий. Мы шлепаем по воде. Ноги уходят выше колена в тину, с усилием вытаскиваем их. Слышим, где-то впереди из камыша вылетают утки и… пропадают — нам из-за камыша их не видно. Мы все болтаемся в тине, с плеском и шумом. Так, должно быть, с час промаялись… «Да ну их к черту, — говорит товарищ… — Этак мы до вечера без толку будем болтаться…» Насилу вылезли. На берегу собрались ребятишки. Как глянули на нас, давай хохотать и шлепать в ладошки. «Дяденьки, дяденьки, да вы всю тину с озера выгребли». Мы глянули друг на друга и тоже стали хохотать. Жалко — не было ни художника, ни фотографа. Надо было нас увековечить…»

Упустив добычу, Ленин иногда шутил: «Пусть живут», — глядя, например, на разлетающихся глухарей.

В советских хрестоматиях часто упоминался случай с лисицей, описанный Крупской. Произошло это уже после революции. «Устроили раз охоту на лис, с флажками. Все предприятие очень заинтересовало Владимира Ильича.

«Хитро придумано», — говорил он. Устроили охотники так, что лиса выбежала прямо на Владимира Ильича, а он схватился за ружье, когда лиса, постояв с минуту и поглядев на него, быстро повернула в лес». Ленин стал ругаться на себя:

— Сапог я, а не охотник, мне не на охоту ходить.

— Что же ты не стрелял?

— Уж очень она была красива.

Ленин действительно залюбовался лисой, но упускать ее вовсе не собирался. В некоторых мемуарах эта лисица превратилась в целых трех лисиц. Участник охоты Н. Лихачев: «На лисиц он [Ленин] только любовался, а стрелять не хотел.

— Уж больно они красивые, — говорил».

На самом деле Владимира Ильича расстроил этот промах. «Помню, — писал Троцкий, — с каким прямо-таки отчаянием, в сознании чего-то навсегда непоправимого, Ленин жаловался мне, как он промазал на облаве по лисице в 25-ти шагах. Я понимал его, и сердце мое наливалось сочувствием».

«Он был очень смешлив». Глеб Кржижановский писал: «Вспоминаю, что когда в период сибирской ссылки в одном из разговоров с В.И. я рассказал ему об определении здорового человека, данном известным в то время хирургом Бильротом, по которому здоровье выражается в яркой отчетливости эмоциональной деятельности, В.И. был чрезвычайно доволен этим определением». Ленин заявил, что Бильрот «попадает в точку».

«Вот именно так, — сказал он, — если здоровый человек хочет есть — так уж хочет по-настоящему; хочет спать — так уж так, что не станет разбирать, придется ли ему спать на мягкой кровати или нет, и если возненавидит — так уж тоже по-настоящему…»

«Я взглянул тогда, — продолжал Кржижановский, — на яркий румянец его щек и на блеск его темных глаз и подумал, что вот ты-то именно и есть прекрасный образец такого здорового человека… Если Владимир Ильич смеялся, то смеялся от души, до слез, невольно заражая своим смехом окружающих, а гнев его немедленно принимал также выразительные формы».

Максим Горький в своих воспоминаниях о Ленине много раз возвращается к описанию его «удивительного смеха»: «Никогда я не встречал человека, который умел бы так заразительно смеяться, как смеялся Владимир Ильич. Было даже странно видеть, что такой суровый реалист… может смеяться по-детски, до слез, захлебываясь смехом… Он любил смешное и смеялся всем телом, действительно «заливался» смехом, иногда до слез. Краткому характерному восклицанию «гм-гм» он умел придавать бесконечную гамму оттенков, от язвительной иронии до осторожного сомнения…» Заметим, что далеко не всегда эта привычка Ленина вызывала у Горького умиление, — например, в 1919 году он с раздражением говорил Корнею Чуковскому: «Хохочет. Этот человек всегда хохочет». Один из знакомых Горького — итальянских рыбаков, послушав, как по-детски смеется Владимир Ильич, сказал о нем: «Так смеяться может только честный человек».

Лев Троцкий писал: «Он был очень смешлив, особенно когда уставал. Это в нем была детская черта». Когда Ленин уже возглавлял правительство, Троцкий на заседаниях иногда отправлял ему деловые записочки, написанные в шутливом тоне. «Я с торжеством наблюдал, — вспоминал он, — как он забавно борется с приступом смеха, продолжая строго председательствовать. Его скулы выдавались тогда от напряжения еще более». «Сам Ленин любил всегда смеяться, — замечал большевик Анатолий Луначарский. — Улыбка на его лице появлялась чаще, чем у любого другого… В самые страшные минуты, которые нам приходилось переживать, Ленин был неизменно ровен и так же наклонен к веселому смеху». «Он смеялся очень ярко иногда, — рассказывал В. Молотов. — Как колокольчик. Ха-ха-ха-ха-ха! Раскатисто очень, да». «Ух, как умел хохотать, — писала Крупская. — До слез. Отбрасывался назад при хохоте».

«Юмор — прекрасное, здоровое качество, — говорил сам Ленин. — Я очень понимаю юмор, но не владею им.

А смешного в жизни, пожалуй, не меньше, чем печального, право, не меньше».

«Я бы с ума сошел, если бы пришлось жить в коммуне».

Л. Троцкий отмечал: «Ленин не знал безразличного отношения к людям… Нередко в подлинном смысле слова влюблялся в людей. В таких случаях я дразнил его: «Знаю, знаю, у вас новый роман». Ленин сам знал об этой своей черте и смеялся в ответ чуть-чуть конфузливо, чуть-чуть сердито». «У Владимира Ильича постоянно бывали такие полосы увлечения людьми, — писала Н. Крупская. — Подметит в человеке какую-нибудь ценную черту и вцепится в нее».

Будучи по характеру веселым, увлекающимся человеком, Ленин предпочитал общаться с такими же родственными ему натурами. Об одном товарище он заметил: «Это очень хороший человек, то есть честный и полезный партии революционер, беда только, но это уже относится к области личных отношений, он скучен, как филин, смеется раз в год, да и то неизвестно по какому поводу».

Н. Вольский писал: «Он чурался скучных, очень мрачных и бесстрастных людей… Если можно так выразиться, он любил страстных (вернее, пристрастных) и веселых революционеров». «В тесном дружеском кругу, — отмечал Кржижановский, — Владимир Ильич немедленно становился душою всего общества. Именно около него слышались самые страстные речи и наиболее веселый смех». «Владимир Ильич — центр всеобщего веселья, — писал большевик Николай Семашко. — Его юмор, жизнерадостность, клокочущая энергия проявляются и здесь; вокруг него стон стоит от смеха».