– Прости меня, дорогая. Но после безумного дня есть дрянь в шумном кабаке и выносить эту парочку было выше моих сил.

– Я понимаю. Ты тоже прости меня, – с сожалением ответила Тиффани.

– У твоей сестры мозгов не больше, чем у курицы. А этот недотепа совсем свихнулся от любви. Они как нельзя лучше подходят друг для друга! – Хант резко ударил по тормозам и зло выругался в адрес пешехода, сунувшегося прямо под колеса. – Какие-то они были сегодня странные, тебе не показалось? Раньше, помнится, ворковали как голубки, а теперь словно кошка между ними пробежала. Разве они не собирались объявить о своей помолвке после возвращения Морган из Англии?

– Боюсь, что ее поездка разрушит их брачные планы, – осторожно высказалась Тиффани. – У нее в Англии был какой-то роман, оборвавшийся из-за ссоры. Морган немного не в своей тарелке… К тому же отец изводит ее расспросами – ты знаешь, он может душу из человека вытрясти. – Тиффани прижалась к Ханту. – Давай забудем обо всех на свете. Скорее бы уже добраться до дома. – Ее рука скользнула выше по его бедру. Как правило, Хант сразу же заводился от этого, но на этот раз насупился еще сильнее.

Тиффани резко отодвинулась от него и торопливо открыла сумочку, чтобы достать ключи. До тех пор, пока машина не остановилась у подъезда, они не проронили ни слова.

– Зайдешь? – самым беспечным тоном спросила она.

– Ты этого действительно хочешь?

– Поступай как знаешь, – ответила Тиффани и вылезла из машины.

Захлопнув дверцу, она, не оборачиваясь, пошла к двери, гордо расправив плечи. Через минуту Хант догнал ее.

В гостиной он первым делом подошел к бару и налил себе большой бокал виски, не предложив выпить Тиффани. Затем опустился в мягкое кресло, ослабил узел галстука и принялся большими глотками поглощать содержимое бокала. Все в поведении Ханта говорило о том, что внутренний разлад не позволяет ему преодолеть расстояние между ним самим и Тиффани, приблизиться к ней и найти в том утешение. Он был предельно серьезен; Тиффани вначале показалось, что в его глазах застыло равнодушие, но когда она поняла, что ошибается, неприятный холодок пополз у нее по позвоночнику. Хант готовился к разговору и не знал, как его начать. После долгой паузы он наконец выдавил из себя:

– Тифф… моя дорогая… ты ведь знаешь, что я люблю тебя…

Тиффани кивнула и с тоской взглянула в его карие глаза. Неужели настал тот миг прощания, которого она ждала и боялась больше всего на свете?

– Сегодня Джони устроила мне очередной скандал, – сказал Хант и, откинувшись на спинку, закрыл глаза, но тут же открыл их снова, почувствовав, что образ пьяной в стельку жены с искаженным от безумного визга лицом, немедленно пришедший ему на память, способен свести его с ума от ярости. – Я всем сердцем желал бы развестись с ней, но не могу покинуть сыновей. Они очень чуткие, от них ничего не скроешь. Им страшно от одной мысли, что когда-нибудь я могу уйти и не вернуться. Каждое утро Мэт провожает меня на работу в слезах, спрашивает, приду ли я к тому времени, когда мать отправит их спать – а в глазах у него страх. Я люблю их, Тифф. Если мы с Джони разведемся, дети останутся у нее, а я смогу их видеть лишь по выходным. Как я могу стать для них воскресным папой, сама подумай? Я постоянно думаю о том, как мой отец ушел от матери, не могу забыть, как мне было тогда больно и обидно. И потом, меня не покидало чувство, собственной вины. Теперь я понимаю, что все было не так. Но как объяснить это ребенку?

– Ты уверен, что суд оставит детей Джони? – тихо спросила Тиффани, подливая Ханту виски.

– Она – мать, к тому же она их тоже любит, да и дети к ней привязаны. Тифф, я в отчаянии, я не знаю, что делать. – Хант уперся локтями в колени и уронил голову на руки. Из бокала на пол потекла тоненькая струйка.

– Но… мы ведь можем продолжать видеться… иногда, не так ли? – сквозь пелену слез, застлавшую ей глаза, спросила Тиффани. – Даже если ты не разведешься.

Хант поднял голову и внимательно посмотрел на Тиффани, потом вскочил и, подбежав к ней, крепко прижал ее к груди.

– Тифф, я не могу жить без тебя. – Он зарылся лицом в ее волосы. – Я люблю тебя… тебя одну, но ведь мы не сможем пожениться, хотя я мечтаю о том, чтобы никогда с тобой не расставаться. А мои сыновья… – Его голос задрожал и оборвался. Тиффани поняла, что Хант близок к тому, чтобы разрыдаться.

– Я понимаю тебя, любимый. Хорошо, что ты обо всем рассказал мне. – Она запустила руку в его волосы и ласково погладила темные спутанные кудри. – Я не могу быть твоей женой, но жить без тебя тоже не могу. И если нам суждена такая доля, надо с ней смириться… – Она обняла его, словно не желая отпустить от себя ни на миг. – Пусть все будет по-прежнему.

– Но это ужасно, Тифф. Ты заслуживаешь большего, чем быть моей любовницей. – Непреклонность его тона заставила сердце Тиффани похолодеть.

– Мы ничего не можем изменить, Хант! – воскликнула Тиффани, вдруг осознав, что должна бороться, чтобы удержать того, в ком был сосредоточен смысл ее жизни. – К черту свадьбу! Меня не волнует, кем я буду тебе – женой или любовницей! Но ничто не заставит меня отказаться от тебя! – Она вдруг почувствовала себя невероятно сильной и способной самостоятельно решать свою судьбу. Хант ее любит, и это главное, а если приходится делить его с кем-то, то пусть будет так – половина все же лучше, чем ничего. – Послушай, Хант! – заявила она тоном, не терпящим возражений. – В глубине сердца я всегда знала, что нам никогда не быть вместе, поэтому и не рассчитывала всерьез на то, что ты разведешься с женой. Если я потеряю тебя, моя жизнь лишится смысла. Пойми, любимый, ты для меня – все… так что никогда впредь не говори мне о расставании, я не смогу его пережить.

Их глаза встретились: его – глубокие, черные, взволнованные и ее – спокойные, как гладь Эгейского моря после шторма. Через миг их губы соединились, и поцелуй этот поначалу был горьким, но постепенно наполнился страстью.

Ночь любви была окрашена в печальные тона. Легкие прикосновения, нежные объятия, грустные слова – все говорило о том, что эти двое предчувствуют близкое прощание.

Закери сидел на кровати в комнате Смоки и нервно грыз ноготь на указательном пальце. Смоки стояла у окна и смотрела на улицу. Напротив ее дома находилась аптека, а по соседству с ней грязная забегаловка, в дверях которой вот уже полчаса торчали двое обтрепанных парней, жующих жвачку и провожающих похотливыми взглядами спешащих мимо женщин. Из окна виднелась витрина комиссионного магазина, заваленная дешевыми тряпками, которые покрылись пылью и выгорели на солнце. Смоки осточертел этот грязный квартал на самой окраине города, и она давно уже мечтала любыми способами выбраться отсюда.

Перед Закери на стуле сидел мужчина лет сорока с одутловатым лицом, засаленными жидкими волосами, зачесанными вперед, чтобы прикрыть лысину, с огромным носом и маленькими хитрыми глазками. Все трое молчали.

– Ну так что? – заговорил наконец мужчина, передвинув сигару из одного угла мокрого рта в другой.

– Не волнуйтесь, я достану, честное слово, достану, – испуганно пробормотал Закери.

– И когда же? К следующему Рождеству? Нет, парень, так не пойдет. Дурь ты получил, а теперь пришло время платить. Нехорошо заставлять босса ждать, он этого не любит.

– Я же говорю вам, что достану! Вот у нее можете спросить. Она знает, что деньги у меня есть. Только надо кое-что уладить… мелкие семейные проблемы, знаете ли. – Закери вспотел от напряжения, и ладони у него стали влажными и липкими.

– Проблемы у тебя будут, и довольно крупные, если не достанешь деньги к завтрашнему вечеру. – Он наклонился к Закери и выпустил ему в лицо дым. – И запомни, я хочу получить две штуки разом, ни центом меньше, а не то придется безнадежно попортить твое смазливое личико. – Кривая усмешка исказила его губы.

– О'кей, – обреченно вздохнул Закери, уставившись в пол.

– Смотри у меня! – Мужчина тяжело поднялся, по-дружески хлопнул Смоки пониже спины и пошел к двери. В полной тишине по лестнице гремели его затихающие шаги.