— Делаешь одолжение? — хрипло прошептал он. — Напрасно тратишь время, я уже покойник.
Поздно вечером Том с Дансоном и Ньюэзом пили чай у полевой кухни перед тем, как отправиться спать. К ним подошел молодой врач:
— Ваш сержант Таунчерч только что умер.
— Я нисколько не удивлен, — сказал Дансон. — Он зашел слишком далеко.
— Он говорил странные вещи.
— Он всегда был таким, сэр, даже когда был совершенно здоров.
— Но он не бредил, — сказал врач. — Он знал, что говорит, и утверждал, что в него выстрелили сзади в упор.
— Ну, джери сидели у нас с обоих флангов, сэр, и если сержант повернулся…
— Рана, несомненно, от британской пули. Я могу это подтвердить.
— Невероятно! — воскликнул Ньюэз. — Он, должно быть, перешел кому-то дорогу. Один из несчастных случаев на войне, сэр. Я повидал много такого за прошедший год.
— Я должен составить рапорт. Этого нельзя оставить просто так.
— Конечно, сэр. Очень печальное происшествие, сэр.
Врач оглядел их по очереди и ушел, не сказав ни слова. Ньюэз отхлебнул чаю, выдохнул в кружку Он сидел между Томом и Дансоном.
— Это не я, ребята, если вы так думаете.
— И не я, — сказал Дансон.
— И не я, — сказал Том.
— Несчастный случай на войне, вот что это такое. Стольких парней убили таким вот образом. И не все этого заслуживали, как Таунчерч, но тут уж ничего не поделаешь. Жаль, он так и не получил Креста Виктории.
Спустя три месяца в туманный ноябрьский вечер Том и Ньюэз с Дансоном и Рашем были в Поперинге в небольшом ресторанчике.
На стенах было множество надписей, сделанных солдатами британских и колониальных войск. «Оставлен, украден или заблудился один русский пароход», — написал кто-то, а другой: «Десятого августа в родильном доме Сент-Вайперс у Б. И. Ф. родились 12 слонят, все чувствуют себя хорошо». Там были и другие шутки, более или менее откровенные, от которых Дансон, как он сам сказал, просто краснел.
Ньюэз заказал четыре стакана вина. Ни он, ни остальные и не притронулись к бельгийскому пиву. Они сказали, что пили кое-что получше из пробоин.
— Вы уже видели американцев?
— Не знаю, а какого они цвета?
— Такие же, как и канадцы, а может, и получше, — сказал Дансон.
— Смотри-ка, лайми[13]! — удивился канадец за соседним столиком.
— Точно! Точно! — ответил Дансон в нос. — Как ты догадался? Онтарио!
— Смотри, Тосс, — сказал Дейв Раш. — Там двое парней заглядывают в окно и корчат тебе рожи. Думается, они хотят разозлить тебя.
Том повернулся на Стуле и увидел две физиономии, прижавшиеся к стеклу.
— Это Вильям и Роджер! Мои молочные братья! Господи Боже, просто невероятно!
Он пошел к двери и толкнул ее. В зал ввалились Вильям и Роджер.
— Ага, застукали! Пьешь, как обычно?
— Мы слышали, что твоя часть где-то поблизости, вот и решили тебя выследить.
— Ну не чудо ли это? — удивился Том. Он все еще не мог прийти в себя от неожиданности. — Проходите и познакомьтесь с моими товарищами.
Оба брата были теперь совсем взрослыми. Даже Роджер очень возмужал. Но они по-прежнему оставались румяными и курносыми, с гладко зачесанными назад светлыми волосами и синими глазами под почти бесцветными бровями. Глаза всегда были широко открыты и ничего не пропускали. Вильям стал бомбардиром, но делал вид, что это пустяки, когда пораженный Том потрогал нашивки у него на рукаве.
— Просто взял их у одного парня, — сказал он, пожимая плечами, — которому они больше не были нужны.
— Вы, артиллеристы, всегда любите похвастать, — сказал Дансон, вставая, чтобы пожать им руки. — Так, значит, вы братья Бет? Подумать только!
— Ты знаешь мою сестру?
— Мы ее знаем по фотографиям, — сказал Ньюэз. — И по письмам, конечно, которые она посылает Тоссу. Она хорошо пишет, ваша сестренка Бет. Нам всегда приятно, когда она присылает весточку Тоссу.
Все шестеро уселись за маленький столик. Вильям заказал бутылку вина. Ее принесла суровая старуха с завитыми волосами, посматривая на них как-то хмуро.
— Шесть франков, — сказала она, ставя бутылку на стол и протянув ладонь Вильяму.
— Убирайся! — сказал Ньюэз. — Мы и раньше-то не платили больше пяти, да и пять слишком много для тебя, старая карга!
— Шесть франков! — сказала она, хлопнув ладонью по столу.
— Не давай ей столько, парень, — сказал Вильяму Пекер Дансон. — Она тянет их, потому что думает, что здесь пирушка.
— Пять франков, — сказал Вильям и положил деньги на стол.
— Нет-нет-нет! Шесть франков! Я требую!
— Пять! — сказал Вильям. — И пожалуйста, принесите еще два стакана. Вы же не думаете, что мы будем пить из бутылки.
— Шесть! Шесть! Я настаиваю!
— Пожалуйста, мадам, принесите два стакана, и довольно уже чепухи.
— Нет-нет-нет! Шесть франков! Я требую! Я требую!
Спор начал привлекать внимание. Канадцы уже делали ставки на того, кто победит, а компания глостерцев выкрикивала оскорбления в адрес старухи. Она побагровела и грозилась забрать бутылку, когда появилась женщина помоложе. Она подошла к столу, поставила два стакана и забрала пять франков.
— Пейте, томми, и убейте для меня завтра побольше бошей.
— Я бы уж лучше избавился от вашей старухи.
— Не обращайте на нее внимания. Она такая жадная до денег, потому что хочет выкупить своего сына. Он в плену у бошей, а она думает, что сможет купить ему свободу.
— Передайте ей от меня, что это скоро кончится.
— Никогда! Никогда! — сказала старуха, в глазах у нее стояли слезы. — Я не верю, что она когда-нибудь кончится.
— Ободряет, не правда ли?! Тут в округе все такие?
Вильям налил вина и поднял стакан, обращаясь к старухе.
— Viva la victoree[14]! — сказал он. — Viva счастливые улыбающиеся лица!
Девушка увела старуху, которая все еще ворчала. Вильям и Роджер усмехнулись Тому.
— Если б только мама с папой нас сейчас видели!
— Как вы здесь оказались? — спросил Том. — Я думал, вы где-то на юге.
— Верно. В Лафитте. Но нам пришлось приехать по делу в Амчез, и мы решили вернуться кружным путем.
— Как у тебя дела, Том? — поинтересовался Роджер.
— Все нормально, — ответил Том и больше ничего не смог придумать.
— Я слышал, ваши недавно снова были в деле. И ты был в новом наступлении?
— Мы были в Стэйнбеке, — сказал Том.
— И на Менинской дороге, — добавил Пекер Дансон.
— И в Пассхендэле, — сказал Дейв Раш.
— Как там было дело? — спросил Роджер. — Вправду так плохо, как народ говорит?
— Народ! — воскликнул Дансон. — Какой народ?
Он и Ньюэз пили вино.
— Я отправляюсь в отпуск, — сказал Том. — Что передать нашим дома?
— Пожелай им всего хорошего, Том, и скажи, что видел нас живыми и здоровыми. Мы с Роджем в отпуск не идем. До тех пор, пока не кончится эта проклятая война. Если мы пойдем в отпуск, то, значит, расстанемся, а я обещал маме держаться вместе.
— По правде говоря, — вступил Роджер, — без пас, артиллеристов, войну не выиграть.
— Что же, вы двое единственные? — спросил Ньюэз, закуривая трубку. — Понятно, почему в Пикардии тихо последнее время.
— Просто мы самые лучшие.
— Все вы, артиллеристы, одинаковые, — проворчал Пекер Дансон, — но вряд ли я скажу вам, в чем дело, когда пью за ваш счет.
Когда компания уходила из кабачка, им встретились две девицы, которые только что вошли.
— Вы покупать нам выпить, томми? Много деньги! Покупать ром?
— Après la guerre[15]! — сказал Вильям, проходя мимо, а потом обратился к Тому: — Если б мама с папой нас видели!
За городом компания разделилась: Вильям с Роджером пошли на поезд, а Том с остальными решили напроситься к кому-нибудь, чтобы их подвезли до лагеря. Их голоса эхом отдавались на улице.