— Пригни голову! — закричал Майкл. — Пригнись и давай назад, придурок!

Загрохотал пулемет, и Майкл вжался лицом в землю. Пули вспороли землю перед ним и как бы прорезали в ней глубокую полосу. Когда он снова поднял голову, Спарри был мертв, голова пробита. Майкл заполз в воронку.

Рана оказалась не очень серьезной: пуля вошла в бедро и вышла, не задев кость. Но кровотечение было сильным, и скоро его одежда вся промокла, поэтому Майкл использовал галстук, как жгут.

Когда он выглянул из воронки, наступающей цепи не было видно, оставшиеся в живых укрылись в воронках. Несколько человек были совсем рядом и ползли к нему. Вскоре еще два человека спустились в его воронку. Один из них был ранен в грудь.

Раненый по фамилии Астон был совсем плох. Майкл помог другому, капралу Дарби, перевязать рану. Он дал ему хлебнуть из своей фляжки.

— Что за кутерьма! — воскликнул Дарби. — Что за вонючая чертова неразбериха! — Он посмотрел на Майкла с горьким упреком. — У нас даже не было возможности подобраться к немцам. Ни у нас, ни у тех бедняг, которые атаковали утром. Нашим шишкам следовало бы об этом знать, не правда ли?

— Теперь они знают, — сказал Майкл.

— Если я вернусь живым, то клянусь, что доберусь до красноносого бригадира и проткну его моим чертовым штыком!

— Астон ваш друг?

— Он мой зять. Перед тем как уйти на войну, он женился на моей сестре. И что она скажет, когда узнает, что его ранили?

— Он может поправиться. Нам нужно скорее доставить его в тыл.

— Какая надежда! — усмехнулся Дарби. — Сияющий луч надежды!

Пулеметная очередь заставила его замолчать. Он пригнулся к земле. Майкл хотел узнать, по кому стреляли, когда кто-то перевалился через край воронки и упал рядом с ним. Это был сержант Минчин.

— Вы в порядке, сэр? Вижу, вы ранены.

— Не сильно, хотя кровь из меня льется, как из кабана. Это Астону нужна помощь.

Астон был почти без сознания. Минчин наклонился над ним, прислушиваясь к его сердцу и дыханию. Дарби следил за ним.

— Есть надежда, сержант?

— Надежда есть всегда, — сказал Минчин. — Пуля не задела легкие, скажу я вам, но нам нужно быть поосторожнее, когда понесем его. Может быть, лучше оставить его тут. Пусть джери найдут его и починят.

— Черта с два, нет уж! — возразил Дарби.

— Так бы ему скорее помогли.

— Как ему помогут, Господи?

— Джери не звери. Они о нем хорошо позаботятся.

— Я потащу его к нам, — сказал Дарби, — даже если мне придется сделать это в одиночку.

— Ну, хорошо. Мы понесем его, не волнуйтесь, как только будет достаточно темно, чтобы двинуться. — Минчин повернулся к Майклу. — А вы как, сэр? Можете идти?

— Если нет, то я всегда могу ползти.

Неподалеку в воздухе разорвалась шрапнель, и они ткнулись лицом в землю, пока осколки рушили края воронки. Когда Майкл выглянул, дым плыл над головами. Он окликнул Минчина, который оглядывался по сторонам.

— Что там творится? Вам видно?

— Вижу наших, сэр. Они отходят от леса. Теперь снова бросаются вперед, в цепь.

— Они там не собираются, не видно?

— Нечего собирать, сэр. Две дюжины, не больше.

— А что случилось с нашей батареей Льюиса?

— Их накрыли, сэр, довольно быстро. В орудие мистера Райла попал снаряд, и пушка вышла из строя. Я знаю это точно, потому что сам видел. Остальные застряли на краю леса, пытаются выбить оттуда эти чертовы пулеметы. Их скосило в один момент. Они даже не успели выстрелить из своего орудия.

Из немецкой цепи выстрелили, и пуля попала в край воронки. Минчин сразу же отполз назад.

— Полковника убили, сэр, вы знаете? И Лайтвуда тоже, и Хейнса.

— А что с мистером Спенсером?

— Серьезное ранение в голову. Отделению А досталось еще сильнее, чем нам. Думаю, их порядочно проредили.

Майкл отвернулся и закрыл глаза.

Незадолго до наступления темноты Майкл достал их пайки. Они съели солонину и сухари. Астон, хотя и пришел в сознание, почти не мог есть. Он постоянно просил воды. Дарби поил его из своей фляжки.

— Держись, Фред, теперь уже недолго. Мы отнесем тебя к нашим, не бойся. Только, ради Бога, помни, что кричать нельзя, не то мы точно наткнемся на джери.

С наступлением вечера артиллерия возобновила огонь с обеих сторон, и воздух снова наполнился воем и свистом снарядов. Но через некоторое время спустилась ночь, и обстрел начал стихать, стреляли только изредка. Между двумя полыхающими линиями огня сгустилась темнота.

— Пора, — сказал Минчин. — Нужно отправляться.

Они с Дарби подняли Астона, и он обхватил каждого за шею. Астон вскрикнул, но тут же быстро подавил крик, плотно стиснув зубы.

— Тише, — сказал Минчин шепотом. — Держись, парень, и прикуси язык. До Типперари[7] путь не близкий.

Он повернулся к Майклу, который лежал, пытаясь согнуть колено.

— Идете, сэр?

— Нет, еще нет. Вам лучше идти впереди.

— Полагаете, вам не понадобится помощь?

— Не суетись, приятель. Давайте идите. Делайте, как я сказал.

— Хорошо, сэр. Только не возитесь тут слишком долго, скоро появятся патрули джери.

— Знаю, не дурак.

— Хорошо, сэр. Удачи вам.

— Удачи вам, Минчин, — сказал Майкл, глядя, как трое выбрались из воронки и исчезли в туманной темноте.

Он подполз к краю и прислушался. Вокруг в темноте стонали и плакали раненые, иногда он слышал шуршание, когда кто-нибудь полз по склону. Порой он слышал тяжелое дыхание, а один раз, как кто-то молится.

В миле внизу снаряды рвались в Высоком лесу. Огромные желтые факелы вспыхивали в темноте среди деревьев. А на горизонте, на юге и на севере, небо сверкало белыми отблесками, когда орудия отвечали друг другу. То там, то здесь в воздухе загорались осветительные ракеты: красивые зеленые, сделанные человеческими руками метеоры. И каждые несколько минут над головой расцветали яркие сигнальные огни, как японские цветы, освещая вокруг всю землю.

Майкл снова откинулся на спину, глядя в трепещущее небо. Он потерял много крови, чувствовал слабость и головокружение, его сковала смертельная усталость. Где-то поблизости он услышал голоса людей, разговаривающих по-немецки, и приближение топающих ног. Первые патрули вышли уже, бродя среди убитых и раненых.

— Ах ты Боже мой, ну что за свалка такая! — тихо, но отчетливо произнес голос. Потом голоса и шаги удалились.

Майкл знал, что нужно идти. Его рана была не серьезной, у него было достаточно сил, чтобы ползти. В Дувкуре врачи снова поставят его на ноги, и он опять сможет воевать. Но волю Майкла парализовало, а тело подчинялось собственному диктату. И он остался там, где лежал, на дне воронки, ожидая, когда придут немцы и возьмут его в плен.

Бетони, получив записку от миссис Эндрюс, сразу же отправилась в Кингз-Хилл-хаус. Ее проводили в комнату, залитую солнцем и наполненную ароматом роз. Миссис Эндрюс сидела совершенно прямо, с бесстрастным лицом, но когда Бетони заговорила о Майкле, она как-то обмякла и стала всхлипывать. Через некоторое время она смогла продолжить разговор. Ей было стыдно, что она плачет перед этой плотницкой дочкой, двадцатилетней девушкой, глаза которой оставались сухими и которая держалась на редкость невозмутимо.

— Извините, мисс Изард, но я еще не оправилась от шока. Я не ожидала, что вы приедете так скоро.

— Вы получили что-нибудь от самого Майкла?

— Да, но только одну из этих напечатанных открыток. Там говорилось, что письмо он пошлет следом.

— Он тяжело ранен?

— Люди из Красного Креста сказали, что нет. Но он в немецком госпитале, и я не верю, что там с ним будут хорошо обращаться.

— Я уверена, что все будет хорошо. Красный Крест следит за этим.

— Жаль, что не могу разделить вашу уверенность, но иногда рассказывают такие жуткие истории…

— В конце концов, он жив, а это главное.