Свева вздохнула. Из темноты не доносилось ни звука. Мрак понемногу рассеивался. Пора будить сестру. Плечо оказалось горячим, глаза – мутными, с лихорадочным блеском. Саразал посмотрела на Свеву невидящим взглядом и снова закрыла глаза. Вина скрутила Свеве внутренности, вгрызаясь глубже, будто живое существо. Пусть сестра поспит еще немного… Свеве захотелось пригладить спутанные волосы сестры, спеть ей что-нибудь приятное, не балладу Воителя, а что-нибудь такое, где никто не умирает.

– Сара, утро наступило, пора вставать.

Стон.

– Не могу, – ответила сестра жалобно.

– Можешь, все получится. – Свева старалась говорить беззаботно, но сама все больше поддавалась панике. Саразал очень плохо. А вдруг она… Нет! Свева отогнала тревожную мысль. Нельзя об этом думать. – Все будет хорошо, вставай. Мама ждет нас.

Сестра застонала и отвернулась. Свева не знала, что делать. Саразал всегда командовала, решала за нее, уговаривала. Наверное, надо позволить ей поспать, дать время, чтобы жаробой подействовал… Свеву терзали сомнения.

А если это не жаробой? Может, эта трава приносит больше вреда, чем пользы?

– Вам нужно уходить, – раздался голос за спиной. Свева подскочила. Кто это? Откуда он взялся? Так бесшумно подошел! Ее охватил холодный ужас. Она резко обернулась, с трудом удерживая в кулаке нож. Раф, молодой дашнаг с длинными белыми клыками, выступил из тени. Какой же он огромный, хоть еще подросток. Свева долго хватала ртом воздух, отходя от испуга. Раф не сводил с нее глаз. По его звериному лицу нельзя было понять, что он думает. У него тигриная голова и кошачьи глаза, серебрящиеся на свету. Он охотник, плотоядный, хищник. Она бы запросто убежала от него, но сестру оставить нельзя.

– Что ты тут делаешь?! – воскликнула Свева. – Ты что, следил за нами?

– Я искал фантомов, – ответил он глубоким гортанным голосом. – Их нигде нет. Вряд ли они спасут вас снова.

Это что, угроза?

– Оставь нас в покое, – сказала она, закрывая собой Саразал.

– Не от меня спасать надо, – прорычал Раф. – Если бы ты следила за небом, сама бы знала.

– Ты о чем?

– Ангелы повсюду, тысячи. Воины, а не конвоиры. Если хочешь жить, уходи отсюда.

Ангелы… Ненависть вспыхнула с новой силой.

– Нас тут не отыскать, – ответила Свева.

Кроны дамселей сливались в плотный зеленый ковер и надежно прикрывали от посторонних глаз. Они с сестрой затерялись, как два желудя в лесу.

– Им не нужно искать вас, и так умрете. Посмотри сама.

Неподалеку, с пригорка, через прогалину открывался вид на покрытые лесом холмы. Свева оглянулась на сестру, Саразал спала, ее губы подрагивали, веки трепетали в несчастливом забытьи. Раф нетерпеливо рыкнул, и Свева решилась. Обошла его бочком, пританцовывая от страха, и сразу же рванула к пригорку.

Над холмами поднимался дым.

Черные клубы зависли над чащей у них на пути, в гуще деревьев виднелись языки пламени. В дрожащем от жара воздухе мерцали миражные огоньки: серафимы.

Беглецов травили огнем, выжигали этот край, испепеляли весь мир.

Ошеломленная Свева вернулась к Рафу.

– Ну что, видела?

– Да, – сердито ответила она, злясь на Рафа, как будто это он был во всем виноват. Гнев все же лучше, чем ужас. Она наклонилась к сестре, стала поднимать ее.

– Нет, не могу! Не могу! – по-детски запротестовала Саразал.

Свева еще никогда не видела сестру такой.

– Давай, ты можешь. Ты должна.

Старшая сестра беспомощно покачала головой.

– Све, не надо, пожалуйста. Больно. – Саразал зажмурилась, сморщив лицо, как плачущий ребенок. Она впервые признала, что ей больно. Чужим, далеким голосом она взмолилась: – Уходи, оставь меня. Я не могу. Я не буду винить тебя. Све, может, ты и вправду самая быстрая в мире. – Сестра попыталась улыбнуться. Све – так Свеву называли дома, и это воспоминание всадило ей нож в сердце. – Беги давай! – простонала Саразал.

Свева стала трясти сестру.

– Я останусь и умру с тобой, слышишь? Ты этого добиваешься? Вот тебе от мамы достанется! – Ее голос был пронзительным, жестоким. Надо было заставить сестру подняться. – И не говори мне, что ты бы меня оставила. Ты бы так не поступила, и я тебя не брошу!

Саразал приподнялась, ступила на раненую ногу и с криком упала.

– Не могу, – прошептала она с расширенными от ужаса глазами.

Одним прыжком Раф оказался перед ними. Свева почти забыла о дашнаге и не замечала его, пока он внезапно не появился снова, невероятно легкий и бесшумный при таком мощном сложении. Он подхватил Саразал под олений живот – так, чтобы ее голова легла ему на плечо. Саразал охнула и сжалась от боли и страха. Раф, не говоря ни слова, со своей ношей бросился в чащу, уходя от надвигающегося пожара и мерцания ангелов. Он даже не оглянулся.

Сердце глухо стукнуло, и Свева помчалась вслед за дашнагом.

– Но почему зубы? Не понимаю, – недоумевал Мик.

Зузана резко обернулась, и Мик чуть не сбил ее с ног тележкой, на которой вез огромную марионетку для их шоу. Зузана застыла посреди тротуара, как крошечная повелительница. Надутые губы и хмурый взгляд по выразительности соперничали друг с другом: перевешивала то обида, то гнев.

– Не знаю. Не это главное. Она была здесь, в Праге, – вот что главное.

На мгновение обида проступила на лице Зузаны. Кэроу, или «похитительница зубов», она же «девушка на мосту» (кроме Мика и Зузаны, никто не догадывался, что это – одно и то же лицо), одно из своих преступлений совершила здесь, в Национальном музее Праги. По местным новостям показывали, как научный сотрудник светит фонариком в пасть слегка поеденного молью амурского тигра.

– Как видите, она похитила не клыки, а коренные зубы, – сказал он, оправдываясь. – Поэтому мы и не заметили. У нас нет причин заглядывать в рот экспонатам.

Кэроу была странным вором. Даже если бы Зузана не узнала ее по паре кадров из музея Филда, были и более веские доказательства, неизвестные полиции: девяносто альбомов с рисунками, которые сейчас лежали у Мика. С тех пор как Кэроу научилась держать в руках карандаш, она все время рисовала монстров, таинственные двери и зубы. Вечно зубы.

Хороший вопрос: «зачем». Зузана не знала, при чем тут зубы, но сейчас ее беспокоило другое.

– Почему она к нам не зашла? – Одна бровь негодующе изогнута, подбородок упрямо вздернут, мрачность взгляда перевесила по экспрессии обиженно оттопыренную губу. Сапоги на платформе, винтажная балетная пачка, кукольный макияж – розовые круги на щеках и хлопающие ресницы из фольги… Зузана выглядела самой настоящей безумной феечкой, как прозвала ее Кэроу, rabid fairy из своего электронного адреса.

Мик взял подругу за плечи и посмотрел ей в глаза.

– Мы не знаем, что с ней происходит. Может, она спешила. Или за ней следили… Мало ли.

– Это бесит больше всего. С ней что-то случилось, а я ничего не знаю. Я ее лучшая подруга. Почему она не расскажет мне, в чем дело?

– Не знаю, Зуз, – попытался смягчить ее негодование Мик. – Она же написала, что счастлива. Вот и хорошо, правда?

Они стояли у Карлова моста и еще не успели занять себе место для представления. На мосту уже толпился народ: художники, музыканты и апокалиптически настроенные личности со всего света. Мик обеспокоенно проводил взглядом старых джазменов с потертыми футлярами для инструментов.

Зузана не обратила на них внимания.

– Не напоминай мне про тот имейл! Что она вообще имела в виду?! Прибить ее хочется. Цитаты из Монти Пайтона, замки из песка… Ерунду какую-то понаписала! А про Акиву ни слова. Что это значит?

– Да, понятно, что ничего не понятно.

– Вот именно. Они хоть вместе? Почему она о нем не пишет?

– Конечно, ты ведь ей докладываешь обо всех моих приколах, о моем чудесном характере, о том, что с каждым днем я становлюсь все умней и краше. И смайлики повсюду ставишь…