Касательно планировки: в расположении строений чувствовалась определенная геометрическая закономерность. В целом они образовывали подкову с главным домом на ее верхушке; открытый серп подковы был обращен к морю, невидимому отсюда, примерно на расстоянии мили за холмом, густо поросшем дубами. Все строения были из местного камня сероватого цвета, легко узнаваемого по грубой, кремнистой текстуре. Я не геолог и не могу сказать названия этого камня, но знаю, что на протяжении многих лет его добывали в здешних карьерах с помощью взрывов или срезали с открытых отложений. Насколько мне известно, правда, ближайший источник этого камня находится на расстоянии многих миль отсюда; сам собой напрашивается вывод — сооружение здания в Кетлтропе было, по-видимому, геркулесовой задачей.
Когда эта мысль пришла мне в голову, я припомнил то, о чем рассказал смотритель музея в Сандерленде, и улыбнулся. Возможно, не Геркулес, а что-то более позднее, чем греки. Вот только я не мог припомнить ни одного необычного римлянина, обладающего исполинской силой!
Подходя к дому и остановившись перед каменными колоннами его галереи, я понял, откуда у Дэвида возникла идея необыкновенной древности здания. Под лучами жаркого солнца от него буквально исходил аромат столетий. Массивные, структурно исполненные в романском стиле стены и широкая остроконечная крыша усиливали впечатление силы и прочности.
Что касается внешней стены и расположения построек в виде подковы, все в целом напоминало какой-то диковинный, древний римский храм. Храм, да, но при всей своей массивности как бы подрагивающий и мерцающий на жаре и в дыму небольшого костра, лениво поднимающегося из сада и плывущего в поле моего зрения. Храм — ах! — но какого странного древнего божества?
И не вызывало сомнений, откуда у меня взялась эта мысль — исследования Дэвида все еще владели моим сознанием. Я не собирался снова поднимать этот вопрос, но все же было интересно, как далеко он продвинулся? А может, к этому времени он уже полностью удовлетворил свое любопытство? Хотя… я сомневался в этом. Нет, ради знаний он хоть за самим дьяволом в ад последует.
Я выбрался из своего старого «Морриса» и захлопнул дверцу.
— Привет!
Он хлопнул меня по спине. Я вздрогнул, повернулся…
Он вышел из тени крыльца так быстро… Я не заметил его… Мои глаза… Жара, слепящее солнце и жужжание пчел…
— Билл! — Исполненный тревоги голос Дэвида доходил до меня словно с расстояния в миллион миль. — Что с тобой, скажи на милость?
— Мне что-то нехорошо, — услышал я собственный голос и прислонился к автомобилю.
Мир вокруг вращался.
— Нехорошо? Господи, ты бледен как смерть! Это проклятое солнце! Слишком жарко, это уж точно. А еще и дым от костра. Спорю, ты ехал с опущенными стеклами. Ладно, пошли в дом.
Опираясь на его широкое плечо, я с облегчением позволил ему ввести себя внутрь.
— Такое жаркое солнце… — забормотал он снова, обращаясь не то ко мне, не то к себе. — И еще эта жимолость. Почти ядовитые испарения. Вызывают тошноту, пока к ним не привыкнешь. Джун испытывает то же самое.
V. Загон
— Ядовитые испарения?
Я буквально упал в прохладное кресло, стоящее в тени у окна.
Он кивнул. Я снова видел его ясно, быстро приходя в себя от приступа… чего? Ну, что бы это ни было.
— Да, пыльца в воздухе, невидимая, сладковатая, в огромном количестве.
— Значит, дело в ней? Господи! У меня возникло чувство, будто я вот-вот грохнусь в обморок.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Джун примерно на протяжении недели чувствует себя так же. Становится апатичной. Засыпает прямо посреди белого дня. Даже в доме на нее это действует. Сейчас она наверху, прилегла.
Как будто упоминание ее имени послужило призывом, Джун сверху подала голос:
— Дэвид, это Билл? Сейчас спущусь.
— Не стоит беспокоиться из-за меня, — все еще слегка дрожащим голосом ответил я. — В особенности если вы не очень хорошо себя чувствуете.
— Я в порядке! Просто немного устала, вот и все.
Я пришел в себя, с благодарностью принял виски с содовой и с его помощью смыл испепеляющую сухость изо рта и горла.
Дэвид как будто прочел мои мысли.
— Сейчас ты больше похож на самого себя.
— Такое со мной впервые, — признался я. — Наверно, твоя теория «ядовитых испарений» верна. Как бы то ни было, через минуту я снова буду на ногах.
Говоря, я скользил взглядом по помещению, служившему, по-видимому, гостиной.
Большая, обшитая дубовыми панелями комната производила почти аскетическое впечатление — практически всю старую мебель из нее убрали. Я вспомнил костер, его бледное пламя, лижущее изогнутую, изъеденную червями ножку кресла…
Одна стена была из того же твердого, отполированного годами камня, что создавало эффект, которого искусственно добиваются в современных домах, но который здесь выглядел в высшей степени естественно. В целом довольно приятная комната. Почерневшие от времени балки еле заметно прогибались к центру, перекрещивая низкий потолок от стены к стене.
— Построено на века, — сказал Дэвид. — По крайней мере, триста лет этим балкам, а что касается базовой структуры… — Он пожал плечами. — Ну, я пока не уверен. Это одна из пяти нижних комнат, все примерно такого же размера. Сейчас я уже очистил большинство из них, сжег почти всю старую мебель, хотя кое-что имеет смысл реставрировать. В основном я не тронул того, что в кабинете старого Карпентера. И дом… будет со временем… прекрасен. Когда я все тут приведу в порядок. Немного мрачновато, да, но это из-за окон. Слишком маленькие. Боюсь, придется их переделать. Нужно открыть дом для света.
— Открыть, да, — повторил я, смутно ощущая в Дэвиде раздражение или напряжение, отчасти назойливость.
— Ну, как тебе, лучше? Я хотел бы, чтобы ты взглянул на табличку, с которой я сделал тот оттиск.
— Табличку Дагона, — вырвалось у меня.
Я тут же прикусил язык, но было поздно.
Он пристально посмотрел на меня и медленно улыбнулся.
— Ты тоже провел изыскания, да? Дагон или Нептун, как называли его римляне. Пойдем, я покажу тебе. — Когда мы выходили из дома, он крикнул через плечо: — Джун, мы пошли в загон! Скоро вернемся.
— Загон? — Вслед за ним я направился к устью образованной постройками подковы. — Ты вроде бы говорил, что табличка висит над дверью?
— Так и есть, над дверью — но в здании, не имеющем крыши, поэтому я называю его загоном. Видишь?
Устье подковы формировали два маленьких здания из грубого камня, разнесенные примерно на двадцать пять ярдов и идентичные с точки зрения дизайна, с той лишь разницей, что у одного не было крыши, о чем и упомянул Дэвид.
— Может, она упала внутрь? — спросил я.
Дэвид покачал головой.
— Нет, здесь никогда не было крыши. Взгляни на верхние части стен. Они плоские и ровные. Нет ни одной щели, которые непременно остались бы, если бы здесь когда-то были поддерживающие крышу балки. Сравни со вторым строением и поймешь, что я имею в виду. Каково бы ни было первоначальное предназначение этого здания, старик Карпентер забил его всякой рухлядью: мешки старых, ржавых гвоздей, вышедшие из строя инструменты, все такое. Да, и еще он держал здесь запас дров, накрытых брезентом.
Я заглянул внутрь сквозь пустой дверной проем и прикоснулся к стене. Она утопала в тени и ощущалась холодной. В лучах солнца, падающих внутрь поверх западной стены, плавали сверкающие пылинки, бесцельно мельтеша в странно несвежем воздухе, словно рой микробов. Ощущался смешанный запах ржавчины и гнили, как будто исходящий от какого-то мелкого мертвого создания или… от моря? Последнее, конечно, было чистой фантазией и мгновенно забылось.
Я затенил глаза, защищаясь от пыльных солнечных лучей. На выложенном каменными плитами полу громоздились прогнившие мешки, из которых высыпались гвозди и шурупы; фермерские инструменты с красными пятнами ржавчины, напоминающие металлические скелеты, были свалены грудой у одной стены; в задней части из-под заплесневелого брезента выглядывали дрова. У моих ног лежала мертвая крыса или белка, кишащая личинками.