Длинные тени перекинулись на другую сторону ущелья, и, хотя где-то уже греет солнце, здесь еще царит полумрак и только вершины гор освещены, золотятся. С равнины доносятся песни жаворонков, и вот уже несколько певунов трепещут над ущельем розовыми от лучей солнца крыльями.
Мне хорошо знакомо это живописное место, и я давно собираюсь его нарисовать. Сейчас как будто все готово к этому, и предусмотрительно захваченный в поездку этюдник чудесно пахнет масляными красками.
На большом камне установлено полотно и для устойчивости придавлено с боков небольшими глыбами. Камень поменьше стал столом для этюдника, еще камень — стулом для меня. На палитру выдавлены краски, в стаканчик налит скипидар. И вот уже представляется, как на картоне вырастают угрюмые скалы, между ними проглядывает фиолетово-розовая полоса предгорной равнины, расцвеченная цветущими маками, и как над сине-зеленой полоской тугаев громоздятся снежные вершины далекого Заилийского Алатау. Время за работой летит быстро. Глубокие тени бегут по скалам, с каждой минутой меняются цвета, вот и золотистые лучи солнца кое-где заглянули в глубокое ущелье.
Едва только солнце начало разогревать землю, как пробудился ветер, шевельнул тростники у горного ручья, засвистел среди острых камней и заглушил крики горных куропаток-кекликов, шорох крыльев стрекоз и нежный звон ветвистоусых комаров. А когда ветер с гор потянул по ущелью в низину, будто кто-то неожиданно бросил в меня горсть маленьких черных жучков. Они прилепились к комочку цинковых белил на палитре, уселись на белоснежные «вершины» Заилийского Алатау и запестрели на «облаках» и светлом фоне картины. Черные жучки выпачкались, стали пестрыми и, отчаянно барахтаясь, начали погружаться в краску, не в силах из нее выкарабкаться.
Почему-то они совсем не садились на другие краски. Их не привлекали красные, фиолетовые и другие цвета. Им непременно нужны были цинковые белила.
Неожиданная помеха останавливает работу. Приходится заниматься освобождением жучков. Но они, плотные и округлые, никак не даются, выскальзывают из пинцета, еще больше размазывая картину.
Пытаясь исправить работу, вижу, как вслед за порывами ветра снова один за другим черные жучки шлепаются на светлые места картины, ползут во все стороны, протягивая за собой длинные грязные полосы. Надо как-то остановить движение жучков по этюду. Тут пинцет бессилен.
Капля скипидара на каждого противника живописи оказывается смертельной. Но от скипидара образуются потеки, а на место погибших и сброшенных насекомых садятся все новые и новые. Вся работа кажется бессмысленной и борьба с моими недругами бесполезной. Быть может, попытаться избавиться от них каким-нибудь другим сильным запахом? Бегу к биваку, выцеживаю из бака машины вонючий этилированный бензин и поспешно обмазываю им подрамник. От бензина мои неприятели гибнут быстрее, чем от скипидара, хотя запах его не останавливает новых пришельцев.
Еще некоторое время продолжаю борьбу с жучками. Но во что превратилась картина! Все «небо» пестрит точками и полосками, а «снеговые вершины» совсем скрыты под слоем моих мучителей. Тут их не менее тысячи.
Я побежден. Этюд окончательно погиб. Снимаю краски с картона и палитры мастихином. В них в предсмертных судорогах копошится масса жучков. С неприязнью разглядываю их продолговатые тела, вздутые, почти шаровидные переднеспинки. Это туркестанский мягкотел (Cerallus turkestanicus). Образ жизни его неизвестен.
Где же в пустыне обитают эти жучки, почему они не встретились мне раньше? Самые тщательные поиски оказываются безрезультатными. Жучков в ущелье нет. Нет их и в пустыне. Тогда все произошедшее становится загадочным. Но нужно продолжать поиски.
Только на второй день далеко от ущелья на красных маках удается найти двух маленьких туркестанских мягкотелов. Видимо, на этих растениях развиваются личинки жуков. Так вот откуда вы прилетели на запах цинковых белил! Ваши маленькие усики в струйках ветра уловили запах краски, почему-то оказавшийся для вас таким непреодолимо заманчивым.
Очень часто в природе все кажущееся загадочным имеет простое объяснение. Только не всегда легко его найти. Долго думалось о маленьких жучках и не верилось, что запах белил случайно притягивал их к себе. Но отгадка не находилась. Прошло несколько лет. Как-то, рассказывая своему знакомому художнику о своих путешествиях по пустыне, вспомнил о неудавшемся этюде и странном нашествии жучков.
— Забавно! — сказал художник. — Забавно, что вашим жучкам так понравились цинковые белила. А ведь в них нет ничего особенного и делаются они из окиси цинка и макового масла. Оно особенно светлое.
— Постойте, постойте! — перебил я художника. — Так дело в маках. Да ими весной вся пустыня расцвечена!
Все стало ясным. Отгадка нашлась. Жучки обитали на красных маках. Масло из культурных маков, видимо, имело запах, свойственный макам вообще. Только запах этот был, наверное, значительно сильнее, и от моей картины повеяло таким сильным запахом родного растения, что жучки ринулись в ущелье Тайгак и там обнаружили меня с масляными красками…
Талая вода
Нудный апрель, затяжная весна, тепла все еще нет. Тучи, холодный ветер, редкая ласка солнца. За месяц почти никакого сдвига в природе. Деревья все такие же голые, как и зимой, не набухают на них почки. Голубям надоело враждовать, скворцы давно разыскали убежища. Вяло и лениво кричат фазаны, иногда петухи разыгрывают сражения. Медленно сохнет земля. Но крокусы отцвели. Склоны гор расцветились желтыми пятнами гусиного лука. У вершин, где еще холоднее, синеют ирисы. Природа ждет тепла, а оно где-то задержалось, запаздывает.
Из зарослей на дне ущелья выскакивают кеклики. Их жизнь стайками давно закончилась, птицы разбились парочками и ждут не дождутся тепла.
Карабкаюсь по ущелью к вершинам гор. По небу плывут кучевые облака. Когда из-за них выходит солнце, сразу становится тепло и уютно.
Почти из-под ног с недовольным визгом вылетает ястреб-тетеревятник и, лавируя между кустами и камнями, исчезает за скалистым гребнем горы. Оказывается, я помешал ему насладиться трапезой. Он почти съел кеклика, вокруг пиршества кольцо из перьев. А рядом лежит другой со слегка разорванной грудью. Он уже окоченел. Зачем алчному хищнику столько добычи!
Всюду летают осы — основательницы будущего общества. Тычутся в цветы ради нектара, ищут места для устройства гнезда.
Прежде в ущелье бежал небольшой ручей. В этом году его нет. Сухо, несмотря на то что зима была снежной и всюду в горах много воды. Странны законы рождения и гибели горных источников.
Из каменной осыпи наружу высыпала целая стайка черных сверчков, расселась на камнях, поблескивая черными глазами. Им не до песен, они еще молоды, с недоразвитыми крыльями. Но до брачной поры осталось немного, не хватает только тепла.
Между камнями над ямкой качается от ветра искусно выплетенная ажурная паутина, а в самом центре ее — серая соринка. Неужели такой паучок? Всматриваюсь через лупу: соринка! А может быть, все же ошибся? Еще смотрю: нет, все же паучок! Вытянул вперед и назад ноги, сжался. Ни за что не узнать, настоящая палочка. Какой ловкий обманщик!
Паутину неосторожно задел рукой, испуганный паучок упал и остался лежать на камнях такой же неприметной соринкой. Теперь его тем более не разглядеть.
Вокруг бродят голодные клещи-дермаценторы (Dermacentor) и, учуяв нас, мчатся со всех сторон. Самый нетерпеливый и быстрый набрел на ямку, затянутую паутинной сетью, свалился с острого выступа камня и запутался в тенетах, подергивая паутиновые нити.
Соринка на камне ожила, поднялась, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, будто от настоящего ветра, пометалась по сети, снова застыла палочкой: клещ — не добыча, слишком велик и невкусен. А кровопийца недолго мучился, выбрался и прямо ко мне помчался.
Мой спаниель мечется, дел у него масса. Везде кеклики. Нелегко их гнать по склону вверх, прыгая с камня на камень и лавируя между колючими кустами. От быстрого бега перехватывает дыхание. А иначе нельзя, ничего не поделаешь. Такова собачья доля, такова работа. Иногда выскочит заяц. Тогда изо всех сил на коротких ногах, размахивая длинными ушами, в погоню. Вскоре собака вымоталась. Хочет пить. А где найти воду? Не стало ручья, ушел под землю.
