В глубине комнаты, за полками Долговязый, подтолкнув Вьета, зашептал:
— Вон она, гляди… На вид ничего! Ишь как брюки нагладила… Слыхал, ее зовут Хоа… Что-то не припомню такого имени в книгах, да и среди исторических лиц…
Хоа присела на скамейку возле стола, взяла за руку стоявшую рядом Няй и сказала негромко:
— Тетя Шам, можно, я посижу здесь немного, пока они будут выбирать себе книжки.
Вскоре к дверям подошел Долговязый, еле тащивший под мышкой большую охапку книг, и с шумом бросил их на стол прямо перед носом Хоа.
Но она, словно не замечая его, глядела в другую сторону.
— С чего это ты сегодня набрал столько книг? — спросила тетя Шам.
— Разве это много? — отвечал Долговязый, выпятив грудь колесом. — Каких-то пятнадцать книжек!
— Я думаю, ты решил оставить всех без чтения, — сказала она, проверяя номера книг. И повернулась к Хоа: — Он у меня первый активист. Отец говорил, что ты тоже любишь читать.
У Долговязого дрогнули ноздри.
— Как тебя звать? — спросила его тетя Шам (она вечно забывала имена).
— Мое имя Нгок[19], псевдоним Чан Хынг Дао[20]. — Он еще больше напыжился. — Вы ведь столько раз меня записывали! Хорошо, что вы не учительница, а то перезабыли бы всех своих учеников. Знаете, когда-то давным-давно жила одна принцесса, которая, вроде вас, страдала отсутствием памяти…
Он сделал паузу, намереваясь рассказать до конца все про принцессу, но тут Хоа засмеялась, и смех ее расколол тишину, как камень, брошенный в тихий стоячий пруд; он звучал очень уж нарочито и был явно рассчитан на то, чтобы задеть Нгока. Нгок, изумленный, воззрился на нее, но она, как и раньше, глядела в сторону, только смеялась еще громче прежнего. Ей даже пришлось ухватиться за спинку скамьи, чтобы от смеха не упасть на пол…
А мы с вами, покуда она смеется, все разузнаем про Нгока. Он жил в Ханое и вот уже третье лето проводил в госхозе, у тетки. Местные ребята относились к нему с величайшим почтением. Хоть он и учился только в шестом классе, но читал столько мудреных книг, что даже среди ребят постарше никто не мог с ним сравниться. Он помнил сочинения восточных писателей и западных, нынешних и древних; знал все про космос и про Землю. Любил он читать и газеты и мог хоть целый час толковать о боях на границе между Индией и Китаем[21]; о том, как в Южном Вьетнаме партизаны разбили янки и их прихвостня Нго Динь Дьема[22] в Ап-баке[23] или о разных мудреных американских вертолетах, падающих под партизанскими пулями, как гуайявы[24] с ветки.
Все на него взирали с великим почтением. А тут извольте: какая-то воображала в первый же день позволяет себе смеяться! Осмеять самого Чан Хынг Дао!
— Чего эта козявка так веселится? — Нгок побледнел от гнева.
Смех резко оборвался. Черные глаза Хоа заблестели, брови выгнулись крутою дугой.
— Как вы сказали? Вы, наверно, уже в преклонных годах, раз я для вас козявка?
— Мне интересно, — Нгок отчеканивал каждый слог, — над чем это вы смеетесь?
Хоа вдруг заулыбалась и сказала самым миролюбивым голосом:
— Да вот гляжу, сколько вы книг набрали. Вы недели-то за две их одолеете?
У него даже дух захватило. Но унять эту воображалу теперь можно было только таким же спокойным и доброжелательным тоном:
— Ах, это! Думаю, дня за три прочту от корки до корки.
— Вот здорово! — Хоа восхищенно покачала головой. — А как ваше имя? Вы говорили только что тете Шам, но у меня ужасно скверная память.
— Меня зовут Нгок, — ответил он, — псевдоним Чан Хынг Дао.
— Чан Хынг Дао… — Хоа задумалась. — Какое красивое имя!
— Это великий полководец, ну и, конечно, мудрец. Вы еще, видно, не проходили по истории?
«Для чего ей мое имя? — думал Нгок. — Может, она сразу прониклась ко мне уважением?.. Их ведь, девчонок, не поймешь».
— Да нет, — медленно ответила Хоа, — я читала про Чан Хынг Дао. Но…
— Что «но»? Ничего уже не помните?
— Почему же, я отлично все помню. Но что у вас общего с Чан Хынг Дао?
Нгок опять побледнел. Он здесь уже третье лето, и никто не посмел усомниться в его словах, когда дело касалось книг. Да и в Ханое мало кто из приятелей осмеливался с ним спорить.
— Интересно, — презрительно усмехнулся он, — чем же я не похож на Чан Хынг Дао?
— Пожалуйста, я скажу. Но сперва хочу вас спросить…
— Сестрица Хоа! — вдруг захныкала Няй. — Пойдемте лучше домой… Сами обещали достать мне птичку!
— Погоди, Ни Ай, дай нам поговорить. — Она ласково погладила девочку по щеке.
Нгок, потеряв терпение, крикнул:
— Хотите задать вопрос, спрашивайте!
— Псевдоним вы присвоили себе сами или вам его дали другие люди?
— Я сам! Кто же еще? Мне ли себя не знать! С древнейших времен всегда каждый сам себе выбирал псевдоним.
Хоа скривила губы и кивнула. Одно это уже вывело Нгока из себя.
— Вы такой начитанный! И про Чан Хынг Дао, конечно, читали, да вот беда — ничего не поняли.
— Это еще почему? — У бедняги Нгока даже в глазах потемнело.
— Чан Хынг Дао был очень скромный…
— Да… удивила, — перебил ее Нгок. — Сама-то небось и не слыхала, что он наказывал военачальникам: «Побеждая, не предавайся гордыне…» — Он остановился, решив дослушать ее до конца. Иначе какой же спор?
— Вот-вот, — не торопясь, продолжала Хоа. — Не Чан Хынг Дао ли ради пользы всего государства нарушил предсмертную волю отца, завещавшего вражду к королю? И не он ли едва не убил своего сына, когда тот подбивал его захватить престол?.. А вам скромности явно не хватает. И имя себе вы вон какое взяли! Если по-честному, его должны были вам присвоить другие. Не поняли вы прочитанного!
Ученый спор грозил затянуться. Даже тетя Шам бросила писать и прислушалась. Вьет перестал рыться в книгах, выпрямился и, прислонившись к полке, глядел с интересом на спорщиков.
Нгок хлопнул ладонью по стопке отобранных книг:
— Совсем завралась! Это я читаю и не понимаю прочитанного?!
Он ухватил за руку Вьета, подтащил его поближе и поставил прямо перед Хоа:
— Вот хоть его спроси! Кто рассказал ему про славную битву на реке Бать-данг?[25] Как Чан Хынг Дао приказал забить в речное дно огромные заостренные бревна, заманил флот китайского богдыхана на Бать-данг и так все рассчитал, что, когда наши ударили по врагу, начался отлив и корабли захватчиков оказались наколотыми на бревна, как жуки в коллекции? Вода в реке стала красной от вражеской крови! Одних кораблей мы взяли четыре сотни! Ты-то, поди, и не знаешь, когда была эта битва?
Хоа не успела и рта раскрыть, как он, ударив себя в грудь, провозгласил:
— Великий Чан Хынг Дао одержал эту победу в 1288 году, в восьмой день третьего месяца по лунному календарю!..
Он перевел дух и обратился к Вьету:
— Ну-ка, скажи ей, как я читал наизусть написанное Чан Хынг Дао «Воззвание к полководцам и военачальникам»! Особенно вот это место: «В часы трапезы забываю я о еде, ночью я не в силах уснуть; сердце мое исходит болью, словно рассеченное острием, и ручьем текут слезы: гневом и яростью обуреваем, что не могу растерзать плоть ненавистного супостата, разорвать его печень и испить его крови»… И дальше, где он укоряет всех, кто, вместо того чтобы обрушиться с мечом на захватчиков, «тешится охотой, игрою на деньги, петушиными боями…»
При упоминании о петухах, птицевод Вьет оживился и сказал:
— Точно!
— «…вином и песнями», — продолжал Нгок. — А когда я рассказал, что, прочитав это воззвание, многие военачальники вытатуировали у себя на руке слова «Смерть врагу!» и поднялись на защиту отечества, все, кто меня слушал, в один голос воскликнули: «Замечательно! Вот это да!..» И ты смеешь говорить, что я не понимаю прочитанного! А ты сама? Что ты знаешь о жизни и подвигах Ким Донга, Вы А Зиня или Ли Ты Чонга?[26]
