Речь подруги внезапно оборвалась. Она буквально приклеилась к оконному стеклу, пытаясь разглядеть что-то на своем участке. а затем медленно и плавно опустилась на пол. Я сразу поняла, что бежать за матрасом не стоит — пустые хлопоты.

— Ложись!

Поступившая от нее команда ввела меня в ступор. Наташке, сноровисто ползающей по полу на коленках, с трудом удалось согнуть меня в три погибели. Стало понятно — она увидела нечто ужасное. Неужели бриллиантовое кольцо из фильма, причем на веревочке? Ловля на живца.

— Ты входную дверь закрыла?

Сидя на коленках, подруга пыталась держать себя в руках. Не получалось! Руки так и ходили ходуном.

— Кажется, закрыла. Сползать проверить?

— Не надо. Вспомнила, я сама ее закрывала. А замок на воротах точно не открыть?

— Ни в коем разе. Только если распилить дужку.

— Замечательно! Теперь осторожненько подползи к окну и взгляни на мою территорию. Только не высовывайся.

Донельзя напуганная, я попыталась исполнить поручение. Уж как могла, то-есть с закрытыми от страха глазами. Они у меня, как двери в метро или электричках, закрываются автоматически. Для начала уперлась головой в кресло и какое-то время мы с ним ползли вместе. Затем к нам с шипением присоединилась Наташка. Кресло куда-то уехало, а я, направленная верной рукой подруги, долбанулась о стену и с облегчением перевела дух. Дома и стены помогают. Приятно чувствовать себя защищенной.

— Осторожно поднимайся и краем глаза изучи обстановку. Повторяю, не высовывайся.

Исполнив короткую вариацию на тему не учи ученого, я попыталась определиться с местом своего расположения в комнате. Наташка торопила. В результате я суетливо выпрямилась во весь рост, забыв открыть глаза.

— Ты зачем встала? И уж если встала, видишь урода?

— Нет, — честно доложила я.

— Глаза разуй! — простонала подруга, и я послушно уставилась в окно.

Увиденное мне не понравилось. В дверь Натальиного дома пыталось проникнуть существо неопределенного пола и возраста. В объемной и длинной, явно с чужого плеча куртке, очень похожее на пугало. Больше всего пугала странная растительность на голове: то ли пучки травы, то ли молодая поросль кустарника с расстояния примерно в полсотни метров определить трудно. Нельзя сказать, что особь нахально ломилась в дом. Скорее наоборот. Действовала потихоньку и с опаской. Время от времени замирала, прислушивалась. Не сумев справиться с закрытой на замок дверью, она принялась изучать окна. В одно из них постучала и тут же сиганула за угол дома. Убедившись в отсутствии результата, выползла из укрытия.

Забыв про осторожность, я завороженно следила за манипуляциями уродца. Казалось, он легонько скребется в очередное окошко.

— Кольцом с бриллиантом тут не пахнет, — выдавила я из себя короткий отчет об увиденном.

— А чем? Чем пахнет? — волновалась на полу Наташка. — Хорошо бы залетным бомжом. Зачем ему моя машина? Не так страшно. Что оно делает?

— Крадется к машине… Пытается открыть… Дохлый номер! Ты все-таки ее закрыла.

Наташка облегченно перевела дух:

— Может, нам его пугануть? Похоже, оно само боится.

— Господи… — простонала я. — «Кошачью лапу» забыла прихватить. Когда из машины выметалась, отвлеклась на сумку. Из нее нечаянно содержимое высыпалось, вот я рыхлитель и откинула в траву, чтобы не мешал комплектации. Решила прихватить его, когда окончательно соберу все, да запамятовала. Мама дорогая, оно его нашло! Гладит. Похоже, нос у безумца собачий. Кажется, радуется. Зачем ему эти железные когти?

— Ясное дело, — расчесываться. Для его поросли на верхней конечности, дурной голове, самая подходящая вещь. И-ир? Ты что, онемела?

— Оно крадется к нашим воротам! Вместе с «кошачьей лапой». Вооружено и очень опасно.

— Ты уверена, что ворота на замке?

— Сколько можно спрашивать одно и то же? Какой в нем толк? Через эти ворота и перелезть можно.

— Умеешь ты успокоить. Ну и черт с ним, с замком. Вдруг нам повезет и оно на воротах зависнет? Подкрадемся, треснем ему по башке кочергой, да и сорвем с ворот, как с куста.

— А если не за…

— А если не зависнет, треснем по башке у входа в дом. Так, чтобы не успел порог переступить.

— Ты что, решила дверь открыть?

— Еще чего! Само откроет. По моим уточненным воспоминаниям я ее только собралась закрыть, но отвлеклась. Куда-то ключи подевались. И не делай такие большие глаза. Войдет в привычку, потом ни одни очки не подберем. Чем я хуже тебя? Ну не помню, куда ключ дела. Готовь две кочерги. Куда этой особи с рыхлителем против нас с кочерёгами… с кочергами. С ними у нас будут длинные руки.

Я невольно позавидовала подруге. Надо же, какой приступ бесстрашия.

— Здесь только одна кочерга, вторая в бане. И я за ней не побегу…

Со стороны ворот донесся какой-то сдавленный писк.

— О, есть контакт! — обрадовалась я, высунувшись в окно. — Пока мы общались, оно на куртке зависло, а куртка — на воротах. Мама дорогая, у этого урода полголовы отвалилось… Может, подождем, пока он весь рассыплется? — обернулась я к Наташке.

— Зачем ждать, тащи кочергу, ща ускорим этот процесс.

— Не ускорим… — промямлила я, внимательно вглядываясь в барахтающуюся сущность. — Оно уже из куртки вывалилось.

— Ну-ка… — подруга потеснила меня в сторону. — Фига себе! Это же… Бли-ин! Красавица Динка! Гелькина дочь!

Первые минуты после встречи Динка вела себя сносно. Даже поздоровалась, кивком головы. Вот только на наши вопросы не отвечала. Нормальная реакция. Вопросов было слишком много, да и сыпались они из нас, как горох, вот она в них запуталась и завязла. А после того как мы силком отняли у нее снятую с нашего забора куртку, безмерно большую, точно с чужого плеча, девчушка вообще показалась более-менее нормальным человеком, только очень грязным и голодным. Войдя в дом, принюхалась и сразу выбрала верное направление. Расстояние до стола она преодолела в несколько прыжков. То, что девица не желала расставаться с забытым мною у машины и прихваченным ею рыхлителем, лично у меня недоумения не вызвало. Я и сама с ним почти сроднилась, причем незаметно. Вот только мне в голову не приходило использовать его в качестве вилки. Правда, из своей тарелки она хватала еду руками, «кошачью лапу» использовала лишь для пополнения запасов и формирования из них новой порции, но то, как подцепляла и подгребала ею все съедобное, впечатляло.

Мы с Наташкой нервно переглядывались и старались молчать. Предварительно и специально для подруги я подчеркнула — когда я ем, то глух и нем. Наташка ехидно согласилась. Моя глухота и немота — прекрасная отмазка от ее разумных уговоров прекратить обжорство. Я мудро усмехнулась. Успокаивало то, что ей приходилось труднее, чем мне, вот и отыгрывается. Подруга терпеть не может беспорядка, тем более щедро приправленного антисанитарией. Предложение умыться и помыть руки перед едой Динка внимательно выслушала, в знак согласия кивнула и… проигнорировала. Заметив в руках у Натальи Николавны батон, ловко подхватила его рыхлителем и принялась вгрызаться в белую мякоть. Собственные грязные руки ее не смущали. Отнять батон мы не решились. Да Динка бы без боя и не отдала. А посему суетливо принялись метать на стол съестные припасы из холодильника. Я искренне обрадовалась, обнаружив в морозилке помимо упаковки пельменей еще и сардельки. Мы с Димкой искали их дома в Москве, при этом ухитрились рассориться так, что весь вечер не разговаривали. Сводя счеты, слишком далеко зашли — от элементарных сарделек с приятным названием «Докторские» до межгосударственных отношений России со странами СНГ и НАТО. Больше всего меня обидел намек на то, что СССР развалился исключительно из-за меня.

Отваривать сардельки не пришлось. Какой смысл, если девица хищно вцепилась в них, мороженых, когтистым орудием? Мне удалось ловко их умыкнуть и закинуть назад в морозилку. Пока я под прикрытием подруги занималась нарезкой остатков колбасы и сыра, Наташка умело держала оборону, отбивая тарелкой Динкины атаки на целые куски, Девушка тут же сменила тактику и норовила выхватить нарезанное прямо из-под ножа.