Но особенно восхитила Салмана книга о Земле. Он терпеливо изучал карту и вскоре безошибочно мог показать, где находится та или иная страна и как текут крупнейшие реки. Вот только с чтением у него возникли проблемы. Салман слишком торопился, проглатывая буквы, а то и целые слова.

– Не спеши, нас никто не гонит, – успокаивала мальчика Сара, гладя по голове.

Через год Салман мог читать вслух без ошибок и с правильной интонацией. Сара занималась с ним почти каждый день и была в восторге от его успехов.

Со стороны картина выглядела довольно умилительно.

Разумеется, соседи подшучивали над ними, а Самира уже болтала о свадьбе. Это-то и вывело из себя мать Сары, которая отправилась к жене бензозаправщика, чтобы дать ей хорошую отповедь.

– И не забывай, мой муж работает в полиции, – сказала соседке на прощание Файза. А потом прошла с гордо поднятой головой мимо всех сплетниц, что сидели в тот день на скамейках перед домами.

С тех пор пересуды прекратились.

Тем временем Сара продолжала соблазнять Салмана историями о дальних странах и разных народах. Она не давала своему ученику расслабиться, уроки не прекращались даже во время каникул. Последний раз занимались незадолго до ее свадьбы. В тот день они много смеялись, а когда закончили обсуждать последние страницы романа Ги де Мопассана «Сильна как смерть», Сара сказала:

– Я долго ждала момента, когда же наконец все это тебе наскучит.

Салман молчал. Он не знал, как выразить ей свою благодарность.

Сара подготовила и аттестат об окончании школы, на котором написала по-арабски и по-французски: «Салману – лучшему ученику». Она поставила дату и заверила документ своей подписью и тремя штемпелями: красным, зеленым и синим. Салман узнал печати, которыми пользовался ее отец.

– Прямо как ордер на арест, – засмеялся он.

Но все это случилось лишь девять лет спустя.

Вернемся в лето 1948 года, когда Салман навсегда покинул школу Святого Николая.

Когда потеплело, он часто совершал длительные прогулки по полям лишь в обществе Пилота, потому что Беньямин в это время работал с отцом в закусочной. Собака освежалась в протекающей в окрестностях города речушке и на обратном пути метила каждое деревце.

Пилот ел все, что давал ему Салман, и понимал каждое его слово. В отсутствие хозяина пес смирно сидел во дворе, поэтому сажать его на цепь было излишне. Он жалобно стонал, когда Салман оставлял его одного, но повиновался. Однажды в августе Пилот обратил в бегство двух крепких крестьянских парней, которые напали на Салмана во время прогулки. Оба были сильными и хотели, как видно, подшутить над городским слабаком. Услышав крик хозяина, Пилот выскочил из реки и примчался на помощь. Щеки Салмана раскраснелись от гордости. В тот день он дал Пилоту большую миску мясных объедков, а сам ушел в дом родителей во Дворе милосердия.

– Пойдем в убежище. Сегодня мы под надежной охраной, – сказал он матери.

– Бесполезно, – ответила та. – Он заберет меня среди ночи.

– Никто тебя не заберет. Пилот справился с двумя такими, как отец, – настаивал Салман.

Он не отстал от матери, пока та не согласилась уйти с ним в дом ткача. Увидев Пилота, Мариам удивилась, что пес так вырос. А когда Салман рассказал ей, как двое верзил удирали от него с дырками на задницах, рассмеялась.

– Они даже кричали какие-то заклинания, чтобы остановить Пилота, – говорил Салман.

– Эта собака не понимает по-арабски, – ответила мать.

Потом они ели хлеб и маслины, пили чай. Много лет спустя Салман вспоминал, что никогда маслины не казались ему такими вкусными, как в тот день.

Салмана разбудили отчаянные крики и ругань отца. Взяв свечу, мальчик спустился с лестницы посмотреть, что случилось. Отец лежал в коридоре на животе и скулил от страха, а над ним в позе победителя стоял Пилот.

– Никогда больше не приходи сюда, – пригрозил Салман отцу и свистнул собаку.

Отец исчез прежде, чем его проклятия достигли ушей сына. Мальчик никогда не видел его удирающим так быстро.

Не прошло, однако, и года, как наследники покойного ткача поладили друг с другом и сговорились продать «убежище» за хорошие деньги католической церкви. В ближайшее время на его месте планировалось построить современный Дом престарелых.

Собаке не нашлось места во Дворе милосердия. Не только отец, но и ближайшие соседи высказались против Пилота, опасаясь за своих детей. Напрасно Сара и Салман доказывали им, что пес не трогает маленьких. Особенно старалась Самира, боровшаяся с собакой со всей неутомимостью своего языка.

– Самира боится за мужчин, которые к ней ходят, – предположила Сара.

– Какие мужчины? – поинтересовался Салман.

– Это не для маленьких мальчиков, – ответила Сара и отвела в сторону полный значения взгляд.

Прибежище для Пилота дети отыскали в полуразрушенном здании бывшей бумажной фабрики, неподалеку от Восточных ворот. Там стояла маленькая сторожевая будка. Увитая плющом, она хорошо сохранилась. В ней и жил Пилот до самого своего таинственного исчезновения семь лет спустя. В течение этого времени в жизни Салмана произошло много важных событий, о которых мы не вправе умалчивать.

В свободное от занятий с Сарой, помощи матери по дому, случайной работы и прогулок с Пилотом время Салман играл на улице. Каждый раз компанию ему составляло с десяток мальчишек. Он охотно водился с ними, но так и не примкнул по-настоящему, всегда оставаясь немного в стороне.

Пятеро ребят, как и он, жили во Дворе милосердия и происходили из нищих семей. Однако, оказываясь в компании сытых и хорошо одетых ровесников, они всегда делали вид, что один только Салман беден как церковная мышь. Особенно часто предметом насмешек становились его оттопыренные уши. Сын Самиры Аднан рассказывал о них душераздирающую историю:

– Повитуха торопилась, а Салман все никак не хотел появляться на свет. Он боялся жизни. И тогда она схватила его за уши и вытащила наружу.

Позже Аднан называл его «сыном сумасшедшей», и тогда у Салмана холодело внутри. Да, мать болела. Сильно болела. Но при чем здесь этот недоумок?

У Салмана на языке так и вертелось «сын шлюхи». Однако страх загонял эти слова обратно в глотку, потому что Аднан был большой и сильный.

Позже Салман не мог точно сказать, когда именно он пристрастился к кулинарии. По всей видимости, это случилось в тот год, когда они с матерью окончательно ушли из дома ткача. Файза вспоминала, какой потерянной была тогда Мариам. Она боялась пускать ее на кухню одну и стала готовить и на себя, и на семью подруги. Иногда матери помогала Сара, и вот однажды к ним присоединился Салман.

– Научи меня готовить, – попросил он Файзу.

Но та только посмеялась над ним:

– Твое дело играть с ребятами. Кухня не для мужчин.

Делать нечего. Мальчик стал исподтишка наблюдать, как она моет рис, режет лапшу, чистит лук, толчет чеснок и раскалывает баранью ногу, чтобы добраться до костного мозга. Не прошло и года, как Салман научился множеству несложных блюд. Файзе и Саре нравилась его стряпня. А отцу? За пять лет он так и не заметил, что еду ему давно уже готовит не жена. Но теперь, когда Мариам становилось хуже, он не кричал и не бил ее. Однажды Салман, притворившись спящим, видел, как отец гладил мать по голове и что-то тихо напевал ей.

– Все у вас не так, как у людей: женщина валяется в постели, а мужчина убирается, – сказал однажды сосед Марун, когда Салман мыл окна.

Марун ютился с женой и десятью детьми в крохотной двухкомнатной квартирке напротив.

– Он спит одними только глазами, в то время как его задница музицирует так, что я слышу ее через свой матрас, – подмигнула Салману Сара, когда сосед удалился.

Марун работал билетером в «Аиде». Лучшие времена этого кинотеатра давно миновали, сейчас там шли только старые фильмы. Вход стоил двадцать пиастров. Салман был достаточно наслышан об этой вонючей дыре, чтобы никогда в нее не заглядывать. Публика там обыкновенно состояла из мужчин, тоскующих по мальчишеским задницам, а также голодных, драчливых и зачастую пьяных парней. Марун нередко возвращался с работы с подбитым глазом или в порванной рубахе.