Гейл ждала, что девушка начнет исповедоваться, и прикидывала, какое отношение к правде будет иметь ее рассказ.

— Я провела в этом проклятущем автобусе тринадцать чертовых дней! Неужели необходимо тринадцать долбаных дней, чтобы доехать из Бомонта, штат Техас, в этот хрен-знает-где, штат Нью-Йорк? Ведь я не ошибаюсь, это штат Нью-Йорк?

— Сандаун.

— В Сандаун. Что это еще за дерьмо?

Гейл улыбнулась. Судя по характерному тягучему произношению, женщина была явно из Техаса или близлежащих мест. Она замолчала. Гейл слышала, как новенькая старалась сдержать дыхание. Что это ей взбрело в голову, что камера больше дня останется в ее распоряжении? Тюрьма забита под завязку.

Наступила тишина. Затем наверху послышался шорох — новенькая устраивалась поудобнее.

— Дизельная терапия, — произнесла Гейл.

— Что?

— Здесь это так называется. Заключенную мурыжат в автобусе много дней подряд — везут, можно сказать, не спеша. Кому-то в голову пришла светлая мысль: проведешь столько времени в автозаке и смиришься с любыми порядками того места, куда попадешь.

— Гнусные извращенцы!

Гейл не могла вспомнить, сколько у нее сменилось сокамерниц, но не сомневалась в одном: ее нисколько не тянуло к полуночной беседе. Сокамерницы приходили и уходили. А она оставалась.

Откуда-то сверху послышался смех. Невеселый. Гейл повернулась лицом к стене, надеясь, что девушка на нарах над ней поймет, что время задушевного чаепития уже миновало.

В тишине опять раздался короткий смех и замер. Сокамерница кашлянула. Гейл ждала, но ничего не последовало. Она закрыла глаза, призывая сон. Минуты бежали одна за другой. Гейл ненавидела, когда у нее возникало ощущение времени: минут, секунд.

— Кстати, — проговорила новенькая, — меня зовут Дайана.

Гейл не ответила.

Дайана лежала на верхнем ярусе нар на животе, затем повернулась на бок. Матрас был до такой степени спрессован, что местами казался не толще листа бумаги на металлическом каркасе. От подушки несло заплесневелым пером, не иначе ее именно этим и набили. Но по крайней мере теперь у Дайаны появилась возможность растянуться, и ее больше не трясло в воняющем выхлопными газами автозаке. Она гадала, кто та женщина, которая спит на нижнем ярусе? За что здесь? А что, если она узнает, что Дайана служила в полиции, и пришьет ее? Следовало соблюдать осторожность — следить за языком, за тем, как обращаться к соседке, как вести себя. Следить за каждой мелочью каждую минуту бодрствования. Она вспомнила Эфирда и Джимми Рэя. Как бы они повели себя в подобной ситуации? Если ее спросят, за что посадили в тюрьму, надо придерживаться указанной в деле версии: хранение кокаина с целью продажи.

Дайана огляделась в полумраке. Шлакоблочные, окрашенные в светло-зеленый цвет стены. Цементный пол, в середине сток. Помещение можно мыть из шланга, как камеру предварительного заключения в полицейском управлении. Сколько подозреваемых она доставила туда! Пьяницы и наркоманы, грабители и воры, насильники, дебоширы из бара и избивающие жен мужья. Бывало, она сидела в канцелярии, печатала бумаги, передавала арестованных охранникам и возвращалась на улицу. А вот теперь заняла место своих подопечных. Однажды она подшучивала над братом, потому что тот читал книгу о мистицизме Эдгара Кейси, а он ей сказал: карма соответствует сущности человека. Только это оказалось неправдой. Ее сущность не предполагала, что придется соответствовать этому месту, — все было подстроено некоей третьей силой, не имевшей ничего общего с воздаянием, и тем более с самоусовершенствованием.

Она была повинна в том, что она сидела в бетонной камере с железными решетками, окруженная такими же камерами с осужденными. Это так же верно, как то, что на нее надел наручники агент из управления по борьбе с распространением наркотиков, который не видел ничего дальше собственной задницы, зато отлично подчинялся приказам: слушаюсь, сэр, рад стараться, сэр.

Хорошо, что не пристрелил ее на месте. Или она его.

Все произошло, пока она спала. С тех пор как Эфирд привез Дайану домой, миновало не более двух часов. Сон пришел не сразу, но потом она окунулась в нереальность и продолжала погружение в тошнотворную глубину. Свистяще громыхнуло — это входную дверь сорвали с петель, и Дайана одним движением вскочила с кровати. Схватила пистолет и заняла позицию в гостиной, готовая выпускать пулю за пулей, пока не опустеет магазин. И вдруг увидела двух мужчин в синем. Один из них закричал: «Управление по борьбе с распространением наркотиков! Ни с места! Управление по борьбе с распространением наркотиков! Оружие на пол! Лечь! Руки в стороны!» И еще множество команд, которые он выкрикивал настолько быстро, что Дайане не оставалось ничего иного, как медленно, очень медленно опустить свой девятимиллиметровый пистолет и, осторожно нагнувшись, положить его на пол.

Незнакомцы не двигались, стояли, направив на нее стволы. Дайана подошла к дивану, взяла шерстяное одеяло с изображением солнца, луны и планет и, скрывая свою наготу, завернулась в него.

— Я служу в полиции, — заявила она. — Мое удостоверение в задней комнате.

— Мы знаем, — ответил один. — У нас ордер на обыск.

Она села на диван. В это время сквозь разбитую дверь вошел третий агент, наклонился и опасливо подобран пистолет Дайаны.

— Предъявите мне ордер. Я желаю видеть ордер.

Формальности были соблюдены. Тайный агент, надежность информации которого подтверждал один из предъявивших ордер сотрудников, сообщал, будто в течение последних двадцати четырех часов он некоторое время присутствовал в квартире Дайаны Уэллман по адресу Блуберри-Ридж, 212, расположенной в округе Брирд, штат Техас, где собственными глазами видел значительное количество белого порошка и определил его как кокаин. Подписано судьей Уинстоном Л. Смитом из окружного суда.

Дайана отдала ордер агенту.

— Туфта. Подстава, и вы прекрасно об этом знаете.

Агент не сводил с нее глаз — ждал, как она поступит. Начнет буянить — придется утихомиривать. И тут Дайана сообразила, что ворвавшиеся в ее дом люди не в курсе, что попались на обман. Решили, что все это чистая правда и они накрыли с поличным полицейского-оборотня.

Дело заняло не много времени. Один агент сторожил Дайану, а двое других с величайшей осторожностью копались в вещах, точно выбирали в антикварной лавке особенный подарок.

Вскоре один добрался до кухни и, стоя перед холодильником, благоговейно прошептал:

— Бог ты мой!

В морозильнике лежал пакет «Зиплок»[14] с комочками белого вещества.

— Что там? — спросил, оборачиваясь, тот, что охранял Дайану.

Она замерла, не сводя глаз с пакета. Ее здорово подставили.

— Иди посмотри, — отозвался стоящий рядом с холодильником мужчина. — Сдается мне, что это кокаин. — Он потряс пакетом. — От десяти до пожизненного.

Дайана почувствовала, как что-то переворачивается у нее внутри — некая ее часть сжалась в пружину, но мгновенно превратилась в жидкость и испарилась. Она была не в силах пошевелиться. Сидела на диване, завернувшись в одеяло с изображением солнца, луны и планет. Когда Ренфро увидел Дайану в таком виде, то обозвал ее хиппи. Сидела и не двигалась. Полностью, абсолютно, бесповоротно в дерьме, и притом безоговорочно, официально оболганная…

Странный звук вернул ее обратно в клетку. Казалось, где-то дальше по коридору безуспешно пытались завести цепную пилу. Нет, человеческое существо не способно издавать подобные звуки. Храпела женщина. Храпа такой мощи Дайане не приходилось слышать. Он резал ухо, словно зазубренный колотый лед.

Оказывается, все правда. Она находилась в камере федеральной тюрьмы, и с этим ничего не поделать.

Невероятно!

Но так оно и было. И устроил это один человек.

Дайана подумала: «И где же он, наш выдающийся шериф округа Брирд Гибсон Эзра Лоув, сильный мира великого штата Техас, у которого вместо серого вещества дерьмо и кому явно бы пошло на пользу промыть мозги?»