— Но я этого не делала! — Гейл поднялась со стула и нависла над Уайтом. — Меня не судили. Мне не предъявили обвинения. А если бы судили, то непременно оправдали бы. Это нечестно!

— Полагаю, вы не вправе утверждать, виновны или нет. Но в любом случае это то, что требует обвинитель.

То, что требует обвинитель… Хорошо бы Мэл был сейчас с ней. Но они решили, что без него слушания пройдут в более сердечной обстановке. Гейл знала, что сказать. Беда в том, что ее слова не имели никакого значения. Решение приняли задолго до того, как она предстала перед комиссией.

Гейл стояла у стола. Она не чувствовала пола под ногами. Стены шевельнулись и двинулись в ее сторону. Трое членов комиссии смотрели на нее с таким равнодушием, что ей захотелось отхлестать их по щекам. Сделать хоть что-нибудь — повалить с мест, вышибить из них самодовольство. Возникло острое желание все переломать: стол, стулья, идиотские, никчемные папки, разрушить стены и дверь, всю проклятую тюрьму. Своими руками разнести по кирпичику. Удастся ли ей это сделать через двенадцать лет?

Гейл села и скрылась в темном омуте внутри себя, где находила убежище от собственной жизни. Ее больше не существовало. Место, где она находилась, было нереальным. Тут ничего не происходило. Не существовало ни небес, ни преисподней. Гейл представляла собой лишь скопище случайно соединившихся друг с другом частиц и последовательную цепь химических реакций, которые вели к новым химическим реакциям. А жизнь — это нечто такое, что случалось с другими. Не здесь, а там, в реальном мире.

Рокко взял со стола прокурорское письмо, расправил на столе страницы, вложил в папку и поместил ее в стопку других папок. Точная бухгалтерия: учет и суммирование людских преступлений и людских возможностей. Трое членов комиссии, поджав губы, холодно смотрели на Гейл. Вскоре ее вывели за дверь.

Она шла по коридору, и от непомерного усилия держаться прямо у нее подгибались колени. Но она шла. Черт бы их всех побрал! Гейл отмотала свои восемнадцать лет. С ней не имели права поступить подобным образом. Не имели.

Еще двенадцать лет. Двенадцать. Когда в следующий раз она предстанет перед комиссией по условно-досрочному освобождению, ей исполнится пятьдесят шесть лет. Эта цифра ее поразила. Восемнадцать лет позади. Двенадцать впереди. И свобода в пятьдесят шесть.

Будь все проклято!

Гейл добралась до своей камеры. Дверь оказалась заперта. Гейл ухватилась за решетку и потянула. Тщетно. Потянула снова. Решила, что сейчас расхохочется, но, ощутив на щеках влагу, сообразила, что плачет.

Заперта. Заперта вне своей камеры.

«Чейс» был устланным коврами ночным заведением в торговом ряду на окраине города. Здание из кирпича на юго-западный манер с коричневой вывеской из пластика с подсветкой не оскорбляло взглядов и, напротив, манило посетителей «Данкин доунатс»[7] и «Тако Белл».[8] Прохладный от кондиционеров воздух, полумрак в зале, пепельницы на треногах, а дальше места, где можно посидеть и выпить. Телевизоры с двух сторон обитого шпоном бара. Блеск в голубом неоновом отсвете нержавеющей стали аппарата для приготовления льда для коктейля «Маргарита», а над ним логотип пива «Лоун стар». Почти полночь, но в заведении много посетителей. Из колонок льется мелодия «Баллады о красных королях» Уилли Хаббарда: «…Тот, кто сумел подняться над слепой верой, тот, который не способен молиться. Он вспыхивает и увядает».

Дайана стояла в дверях и раздумывала, не поехать ли после дежурства домой, как поступила вчера. Но она не хотела, чтобы Эфирд решил, будто она опасается его или боится посидеть с ним в баре. Пусть знает: она умеет держаться в любых обстоятельствах. На службе и в свободное время.

Они заметили друг друга одновременно. Эфирд махнул ей рукой, приглашая к столику. Дайана узнала Раска и Картера, двух детективов, которые первый год работали в управлении. Они склонили головы над своими стаканами с пастельно-зеленой «Маргаритой» и внимали рассказам Кэти Райан, одной из семи женщин-патрульных. Кэти закончила повествование и, не поморщившись, сделала глоток загадочной бурой жидкости. В управлении поговаривали, будто она могла принять на грудь любое пойло, и с удовольствием. Дайана снова засомневалась, разумно ли ей сидеть в такой компании. Стоит приобрести репутацию Кэти, и ни один человек в управлении не станет воспринимать ее всерьез. Кэти считали лишь наряженной в форму девицей — для антуража, не более. И еще там находился парень, которого Дайана не узнала. Длинные светло-каштановые волосы завязаны на затылке в хвостик, черты лица несколько резковатые, шмотки от дизайнеров. На безымянном пальце левой руки золотое кольцо, на левой — ничего. На запястье дорогие часы. На столе рядом со стаканом мобильный телефон, в стакане, судя по всему, «Маргарита» безо льда. Дайана кивнула Эфирду и направилась к столику, сомневаясь, надо ли ей общаться с его компанией.

— Черт побери, девочка, — приветствовал ее детектив, — я ждал тебя вчера.

— Я же сказала, что не могу, — произнесла Дайана. — Пришлось какое-то время провести на месте преступления.

— А я, несмотря ни на что, надеялся. Ждал, пока меня не выставили отсюда под зад.

— Сочувствую. Но в конечном счете какая разница, вчера или сегодня. Всем известно, Эф, что вы каждый вечер здесь. — Дайана почувствовала неловкость, назвав его так, будто они были закадычными друзьями, но Эфирд, похоже, не заметил.

— Святая истина, — продолжил он. — Выкинули прямо за дверь. — Он сделал знак официантке и поставил рядом с собой стул. — Бросай сюда свои кости и отдыхай.

Дайана села и почувствовала, как ей в поясницу уперся пистолет. Он была в майке на лямках и блузке, под которой прятала пристегнутое сзади к поясу на джинсах оружие. Дайана потянулась и переместила пистолет направо.

— Ты со всеми знакома, — сказал Эфирд.

Она кивнула и стала здороваться с сидящими за столом, пока не наткнулась взглядом на того, с хвостиком. Парень встал и протянул ей руку.

— Джимми Рэй Смит, — представился он. — Искренне рад.

Рука теплая, сильная, но нежная. Дайана, скрывая удивление, улыбнулась. Она слышала о Джимми Рэе Смите. В правоохранительных органах округа Брирд, а может, и во всем Техасе все о нем слышали. Секретный агент отдела по борьбе с наркотиками управления общественной безопасности штата. Начинал добросовестным патрульным на шоссе, затем его перевели в отдел борьбы с наркотой. А теперь, по слухам, он сам сделался заядлым любителем кокаина, не пренебрегал даже метамфетамином, если ничего иного не оказывалось под рукой. Его начальники об этом знали, однако закрывали глаза — Джимми Рэй Смит распутал множество дел, и это было все, что им там, в их высших сферах, требовалось. Дай нам результат — и можешь вести себя как угодно. Джимми Рэй Смит жил в Остине, но часто приезжал к Эфирду. Обычно полицейские штата и местные копы не водят друг с другом дружбу, но Джимми и Эфирд вместе выросли, ходили в школу, играли в одной футбольной команде, один принимающим, другой квортербеком. Они были приятелями. Джимми вовсе не казался сломленным жизнью. Вел себя как джентльмен, иногда даже чуть-чуть переигрывая.

Эфирд повернулся к официантке:

— Всем еще по одной. — И посмотрел на Дайану: — Чем будешь травиться?

Она покосилась на стакан Джимми. Тот заметил ее взгляд.

— «Маргарита» безо льда и без соли, и пусть попросит, чтобы капнули ликера.

Эфирд перевел взгляд с Джимми на Дайану, откинулся назад и будто невзначай положил руку на спинку стула.

— Разгребла дерьмо на Брукшир-роуд? — Он сделал щедрый глоток «Лоун стар» и посмотрел на нее поверх очков.

— Записала рапорт на магнитофон, как только вернулась в контору — отправила стенографисткам, — ответила она. — Вы не получили?

— Нет. — Эфирд изогнул бровь и поставил на стол стакан с пивом.