– Полностью согласна.
У меня не хватило дыхания на окончание последнего слова. Рик смотрит на меня.
– Ты уверена, что все в порядке? Если скорость тебе не подходит, скажи, не стесняйся. Тебе следует беречь себя, а то снова начнешь хромать…
Он впервые обратился ко мне на «ты», и это для того, чтобы позаботиться обо мне. Сегодня десятое августа, восемь часов двадцать девять минут. Все просто замечательно, кроме моего сердечного ритма.
Мы пробежали мимо пригородного квартала и направились в сторону бывшего завода. Рик смотрит на меня все чаще, у него встревоженный вид. Представляю, как ужасно я выгляжу…
За высоким решетчатым забором виднеется парк. Рик произносит:
– Сделаем паузу.
– Это необязательно.
– Мне так не кажется.
Возле входа он останавливается.
– Сейчас найдем скамейку, и ты немного отдохнешь.
– Я не хочу тебя задерживать.
Я в первый раз обращаюсь к нему на «ты». Он показывает мне на ближайшую скамью.
– Давай сядем сюда. Не торопись, отдыхай сколько нужно. И если хочешь вернуться, нет проблем.
Мне стыдно. Я не хочу, чтобы он прерывал пробежку из-за меня.
– Беги дальше один, тебе же это нужно, ты сам сказал.
– Все нормально. Я с удовольствием побуду с тобой.
Когда он говорит такие вещи, глядя на меня, я чувствую волнение. Но угрызения совести не дают мне покоя. Внезапно меня осеняет:
– Я просто подожду тебя здесь. Ты беги, а на обратном пути захватишь меня. Я как раз отдохну, и мы нормально добежим до дома.
Он задумчиво смотрит на меня.
– Ты уверена?
– Конечно! Беги спокойно, я тебя дождусь.
Он провожает меня до скамейки. Я опускаюсь на нее, он садится на корточки напротив. Смотрит на часы.
– Нормально будет, если я вернусь через полчаса?
– Просто отлично. За это время я приду в себя, и мы сможем вместе вернуться домой.
Он улыбается и встает:
– Тогда до скорого.
Я пытаюсь выдавить из себя улыбку. Машу ему рукой. Он устремляется вперед. Я смотрю, как он удаляется, легкий, гибкий. Когда он разговаривает со мной, он само очарование, но со спины – это действительно очень плохой парень.
15
Утро предвещает погожий летний денек. Небо абсолютно голубое. Солнечные лучи ласкают мою кожу и озаряют листья липы, под которой я сижу. Легкий ветерок шевелит нежно-зеленую листву. Синицы с писком прыгают друг за другом с ветки на ветку. В парке пока никого нет, за исключением пожилого мужчины, выгуливающего пса на другом конце главной аллеи. Что я здесь делаю?
Я жду мужчину, которого едва знаю, но с которым уже веду диалог, более свойственный семейной паре: «Я с удовольствием побуду с тобой». «Беги спокойно, я тебя дождусь». «Мы сможем вместе вернуться домой».
Очарованная Риком, я даже не обратила внимания на место, где оказалась, и на воспоминания, которые оно вызвало в моей памяти. На этот раз, похоже, штурм ностальгии будет успешным, и вместе с несколькими сообщниками она прорвется сквозь линию обороны.
В последний раз я приходила в этот парк, когда мне было шестнадцать лет. Погода тогда была не такой приятной. Я училась в лицее «больших надежд». Одна из моих лучших подруг Наташа жила как раз рядом. У нее был старший брат Давид. Многие из нас считали его красавчиком. В субботу утром, шестого марта, он разбился на скутере, который только что подарили ему родители. Эта новость стала для нас всех большим шоком. Мы впервые теряли близкого человека, такого молодого и так внезапно. Это были первые похороны, на которых я присутствовала. Я их никогда не забуду. Все эти люди в черных одеждах, стоящие вокруг гроба… Слезы, невыносимое чувство беспомощности, осознание непреодолимой черты между «до» и «после».
Вскоре после этого семья Наташи распалась. Они не смогли справиться с потерей и чувством вины. Глядя на них, я поняла важную вещь: смерть постоянно бродит рядом с нами и никогда не упускает случая схватить тех, кто слишком неосторожно к ней приближается. После гибели Давида мы все повзрослели. Утешая Наташу часами напролет, я приняла решение любить людей, пока они со мной, и говорить им об этом, пока они рядом. С тех пор меня преследует чувство затаенного страха, что каждое «до свидания» может превратиться в «прощай».
В ту пору я много времени проводила с Наташей, чтобы помочь ей пережить трудный этап жизни. Мы приходили в этот парк почти каждый вечер. Устраивались на скамейке, расположенной чуть дальше на боковой аллее. Я вижу ее отсюда. Лавровые деревья вокруг нее выросли. Мы долго разговаривали, часто до самой ночи. На нас даже иногда проливался дождь, но мы оставались сидеть под его струями, дрожа от холода, но довольные тем, что смогли выдержать это маленькое испытание. Я почти забыла об этом. Ведь прошло уже двенадцать лет.
Наташа с мамой не захотели здесь оставаться. Все им напоминало Давида: гимназия, где он играл в гандбол, школа, небольшой магазин, возле которого он встречался со своими друзьями и где работал летом, его комната, дом, звуки скутеров… Их жизнь здесь стала невыносимой. Они переехали.
Я не теряла связи с Наташей, но с течением лет наши встречи становились все более редкими. Она больше никогда не заговаривала о трагедии. Сегодня мы лишь время от времени обмениваемся сообщениями. Она живет в Англии. А я сижу здесь совсем одна, во власти воспоминаний, которые неожиданно нахлынули на меня этим утром. Есть вещи, о которых мне порой хотелось бы забыть навсегда.
Мои ноги расслабляются, дыхание приходит в норму. Меня мучает такая жажда, что я бы с удовольствием выпила затхлой воды из центрального фонтана. Я думаю о Рике. Он должен вернуться через десять минут. Мне кажется, он будет пунктуален. Но как я могу об этом судить? Я совсем его не знаю. Мы встретились меньше недели назад, а он уже занимает все мои мысли. Интересно, это он на меня так действует или же я придаю ему столько значения только потому, что у меня нет ничего другого в жизни? Хороший вопрос. И все же я чувствую, что с ним все по-другому. Он заставляет меня реагировать. Сначала его имя, потом его почта, затем руки, глаза и все остальное. Честно говоря, я считаю, что он – не просто повод разнообразить мою жизнь. Во всяком случае, я еще ни с кем не чувствовала ничего подобного.
Когда я увидела его вдалеке, моим первым порывом было побежать навстречу и броситься ему на шею. Мне удалось себя сдержать только потому, что я знаю: именно из-за таких поступков парни считают нас ненормальными. Я терпеливо ждала его на скамейке. Он по-прежнему бежал легко и даже не запыхался. Остановился передо мной, уперев руки в бока, против света. Статуя греческого бога.
– Ты выглядишь гораздо лучше. Я сожалею, что навязал тебе такой ритм.
– Ты здесь ни при чем. Мне следовало потренироваться, прежде чем бежать с тобой. Надеюсь, ты на меня не в обиде.
Он удивленно поднимает брови:
– Смеешься? Я чувствую себя таким виноватым, что, если бы у тебя разболелась нога, я бы донес тебя на руках.
«Моя нога ужасно болит. Пожалуйста, возьми меня на руки на эти пять километров и прижми к себе крепче, чтобы подлая ностальгия не смогла втиснуться между нами».
Мы добежали обратно рысцой. Физически это было почти приятно. Я ощутила что-то новое между нами, словно наше расставание на полчаса каким-то парадоксальным образом нас сблизило. Нет, я точно ненормальная. Мне начинает казаться, что мои мечты сбываются.
Когда мы подбегаем к нашему дому, меня охватывает чувство глубокой грусти. Мы снова расстаемся, и у меня нет никакого плана, чтобы скорее его увидеть. Мы поднимаемся по лестнице. Он оставляет меня у моей двери.
– До скорого! – бросает он со своей неотразимой улыбкой.
«До скорого» – как я ненавижу это выражение! На меня, которая панически боится потерять людей, эти простые слова навевают тоску. Они означают: не известно, когда состоится встреча. Подразумевается, что все решит случай. Это невыносимо. Я хочу быть уверена, что увижу тех, кем так дорожу. Только в этом случае я смогу спать спокойно. Я должна знать, когда именно мы увидимся. Никогда не следует говорить: «До скорого», нужно уточнять: «Встретимся через неделю» или «Увидимся через два дня», а еще лучше: «До встречи через 18 дней, 16 часов и 23 минуты». Ясно одно – если дело касается Рика, я не хочу ждать восемнадцать дней.