А Разэнтьер принадлежал к старинному роду Эр-риану, людей, издревле служивших Высокородным компаньонами, когда надо — кормильцами, лекарями, няньками. Даже хранителями душ. Вечерами, когда мы останавливались отдохнуть в каком-нибудь леске, предпочитая держаться от селений подальше, я заслушивалась его рассказами об эпохе войн между двумя народами, о том, как насмешница-Судьба свела вместе бродягу Волка и рыцаря-инквизитора, как рыцарь, вместо того, чтобы отвезти пленника к своему магистру, решил помочь ему бежать, как их приютил последний Старейшина ифенху Тореайдр Змей. Как едва не убитый инквизиторами Ваэрден решил отстаивать честь своего народа и в этой войне к нему присоединился Воладар. Как Ваэрден передал ему свой дар и они навсегда стали близкими друзьями, почти братьями.
Много было историй. Я слушала, запоминала и складывала их как сокровища в самый дальний уголок памяти, чтобы потом, наедине с собой вытащить на свет и полюбоваться снова причудливой игрой судеб.
И вот, наконец, когда усталость от долгой поездки уже начала подбираться к нам, впереди замаячили огни предместий Тореадрима. Как пояснил Разэнтьер, столицу Империи в честь Старейшины назвали намеренно: и приятное Мастеру сделать, и его авторитет среди людей укрепить.
Мягкий весенний сумрак ложился на землю, как кот с разноцветными глазами-лунами. Вот-вот готовилась прийти ночь в звездной темной вуали. Грельвы и ашигхи резво цокали когтями лап по плитам широкого тракта. Пряные ароматы цветов, трав и земли смешивались с запахами близкого человеческого жилья, отнюдь не столь приятными. Люди пахнут слишком резко, даже если держат себя чистюлями. Как-то кисло, что ли. А уж если на дороге попался пьяница, у которого в жилах вместо крови бражка бежит, так от сивушного духа только удирать и остается. Мне хотелось чихнуть.
Но этикет никак не позволял. Потому что к нам приближался Эль-Тару.
Я выпрямилась в седле своей грельвицы, сбросила с плеч усталость. Меня, дочь Владыки соседнего мира, он обязан был встречать лично. И его черный злющий ашигх так и рвался в галоп, чуя желание всадника, но крепкая рука не давала ему слишком разогнаться и оставить позади свиту. За спиной Волка скакали Кланмастеры — я поняла это по блестящим наплечникам и властной манере держать себя. Я увидела их лишь мельком.
Весь окружающий мир в ту минуту сошелся в одном-единственном мужчине. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Мои зеленые смотрели в его желтые. Мы поравнялись так, что звери под нами заплясали и закружились с фырканьем. Здесь, на дороге, где в этот час не было ни единой человеческой физиономии, Ваэрден позволил себе открыто обрадоваться мне, не надевая маску железной властности и равнодушного величия. Но все равно, сколько царственности было в его радушной улыбке, в пожатии руки, стиснувшей мои пальцы для поцелуя. Неслышное мысленное «здравствуй» было предназначено только мне.
Я все-таки чихнула. И мы оба рассмеялись.
— Рад вас видеть, Илленн-эрхан. Я подумал, что вы будете против утомительного путешествия в компании толпы назойливых придворных, посему послал вам навстречу всего лишь маленький отряд. Вы простите меня?
— Прощаю, — кивнула я. — Лучшего подарка, чем знакомство с вашим миром воочию, вы не могли придумать, государь.
Я не я буду, если в этот момент все, кто был с нами рядом, не поняли того главного, что звенело между мной и Волком и что мы оба не осмеливались высказать. Но ифенху собирались молчать как рыбы, особенно в присутствии Зиерры. А мои сородичи скоро должны были отбыть назад.
— В таком случае, позвольте проводить вас, — любезно улыбнулся Ваэрден. — Официальный прием в вашу честь назначен на завтра, а сейчас вы наверняка устали с дороги.
— Благодарю, Эль-Тару, я вам крайне признательна за все.
Ох уж этот этикет с его обязательным словоблудием! Я была искренне благодарна Волку за то, что большую часть утомительного сплетения словесных кружев мне придется выслушивать завтра. На свежую голову, которую я очень хотела бы вымыть перед сном.
Я плохо помню тот первый проезд по вечернему Тореадриму — слишком хотела спать. В седле держаться умудрялась только благодаря выучке и, кажется, чьему-то телекинезу. Помню яркие огни световых шаргофанитовых кристаллов на главной городской улице, широкой, обсаженной похожими на обелиски деревьями, названия которых я не знала. Помню, как людские голоса сливались в невнятный шум, а лица — в ворох цветных пятен. Мир, говорят, слухами полнится, и о приезде «иноземной особы монаршей крови» многие прослышали. К тому же выезд Владыки с ближайшей свитой — зрелище редкое, а люди развлечения очень жалуют. Так что мы были вынуждены раздвигать людское море, как корабли раздвигают ледяные поля в холодных северных водах.
Помню, как мы пересекли реку, одетую в гранит набережной. Под могучим мостом свободно проходили небольшие барки, а в опорах скрывался механизм, позволявший развести его для прохода больших судов. Бросилась в глаза ажурная ковка перил — чугунная вязь складывалась во вздыбленных грифонов и змей. Я скользнула взглядом по прихотливым изгибам металла, сонно моргнула и уставилась на небо. Оно было расцвечено голубыми и зелеными полосами северного сияния, словно бы брошенного на шпили зданий ворохом роскошных шелковых шарфов. Мелькали перед глазами прозрачные силуэты духов, ставших в полудреме явственнее видимыми. Я предпочла следить за их кружением, чтобы отвлечься от оглушающего гвалта людских мыслей, и на меня снова накатила усталость.
Помню, как увидела издали замок, высившийся на холме над городом темной, подсвеченной огнями громадой. Его строили еще во время войн, и каждый камень в его стенах служил одной-единственной цели — защищать тех, кто укрылся внутри. Отголосок той военной суровости зыбким маревом витал над Волчьей твердыней, бился на ветру алыми знаменами с серебряным крылатым волком. Мы въехали в распахнутые крепостные ворота и оказались на огромной дворцовой площади, расцвеченной желто-оранжевыми и голубыми огнями кристаллов. Парадная лестница широким мраморным языком сбегала вниз от высокого крыльца, по бокам замерли в почетном карауле гвардейцы. Я улыбалась и кивала, что-то отвечала на приветствия, но на самом деле спала на ходу.
Потом, много позже, я очень удивилась, узнав, что в тот вечер пошел слушок, будто Эль-Тару намерен развестись со своей «супругой». Скажу честно, я б с такой на его месте не просто развелась — я бы ее убила. Но об этой особе я расскажу не сейчас.
На следующий день незадолго до полудня мне пришлось испытать на себе все прелести официального дворцового приема в Ифенху-Тариет.
Тронный зал, убранный ало-золотыми драпировками и отделанный янтарем, сверкал от обилия кристаллов и факелов. Дневной свет, скромно проникавший в узкие высокие окна-бойницы, отступал, словно старался стать незаметным. Воздух от множества дыханий, слившихся запахов благовоний и факельного дыма был спертым, так что несчастные гвардейцы-ифенху, замершие вдоль стен статуями навытяжку, старались шевелиться поменьше. Придворные делали вид, что им духота совершенно не мешает, перешептывались и шушукались, бросая редкие опасливые взгляды в сторону округлой колоннады, державшей купол над дальним концом зала. В сторону черного престола на возвышении из нескольких ступеней.
Черный базальтовый монолит, которого рука резчика коснулась совсем чуть-чуть, только чтобы государь мог воссесть и в спину не давили острые сколы, как будто обнимал застывшую на нем седовласую фигуру в парадном алом с серебряно-черной отделкой облачении. Вместо венца голову монарха почти незаметно охватывало плетение из тонких серебряных полос, большей частью сбегавшее по волосам на затылок. Жесткий взор янтарно-золотых глаз был устремлен прямо перед собой, правая рука лежала на эфесе внушительного фламберга зеленоватой стали с оскаленным клыкастым черепом в гарде. От оружия веяло Силой, хозяин брал его в руки не каждый день и не просто так. Пальцы иногда поглаживали блестящее оголовье кончиками когтей. Подле ног Эль-Тару сидела этаким черным грифом женщина, завернутая в дорогие блестящие шелка. Она поджимала тонкие карминовые губы и изо всех сил старалась держаться так, чтобы свет играл в бриллиантах ее диадемы. До нее успели дойти городские слухи, и она прекрасно поняла. Что вот-вот слетит со свего места.
