Порыв ветра пронесся над склоном, прошелестев в темных кронах деревьев. Симеон Парфитт, несущий дозор на сторожевой башне, услышал, как скрипят на ветру обугленные створы ворот. Рыжеволосый паренек зевнул и бросил взгляд на противоположную башню — там на фоне предрассветного неба вырисовывалась тощая фигура Хески.

Еще два часа до завтрака, подумал Симеон, шаркая по доскам и зябко ежась от холода. Пустой желудок урчал в ожидании миски жидкой овсянки.

Леди Лукреция настояла, чтобы ворота по-прежнему охранялись. «Иначе наши враги примут усадьбу за одну из своих церквей и примутся распевать псалмы на лужайке», — заявила она. Но когда к воротам подошло войско народного ополчения, баклендские часовые оказали слабое сопротивление.

Симеон вспомнил, как головорезы в темных плащах бегали по коридорам, разбивая окна и малюя кресты на стенах, как выносили охапки бумаг из комнат мистера Паунси, а потом вытащили и самого стюарда. Портьеры и гобелены, спрятать которые не успели, полетели в огромный костер — черный шрам от него до сих пор оставался на лужайке. Потом их женщины скатили с телеги колоду, всю в бурых потеках, и полковник разбойничьего войска выволок Яппа из церкви.

Жуткая эта картина горела огнем в мозгу Симеона. Когда руку Яппа заковали в железный наручник, прибитый к испятнанной кровью плахе, бедняга обмочился — в паху у него расползлось темное пятно. Сверкая безумными голубыми глазами, полковник провозгласил обвинительный приговор. Топор уже был занесен, когда сквозь толпу пробилась леди Лукреция…

Резкий треск, донесшийся из-за деревьев внизу, вывел Симеона из задумчивости. В усадьбу Бакленд и днем-то мало кто наведывался, а уж перед рассветом и подавно. Лиса, решил Симеон. Или барсук. Он поплотнее закутался в тонкий плащ. Но потом из леса у подножья холма показалась неясная фигура.

На восточной башне Хески перегнулся через парапет, всматриваясь в темноту.

— Ты видишь? — прошипел он.

— Вижу. — Говорил Симеон более уверенно, чем себя чувствовал.

На дороге стоял худой мужчина в длинном плаще и низко нахлобученной шляпе с обвислыми полями. Чуть погодя он двинулся вверх по склону, к воротам. Кивком позвав Хески, Симеон быстро спустился по ступенькам, и они с товарищем встали плечом к плечу под закопченной каменной аркой.

— Чего ему нужно? — прошептал Хески.

— Откуда мне знать? — откликнулся Симеон, тоже шепотом.

После битвы при Нейзби несколько недель кряду группы оборванных солдат брели по гуртовым дорогам, возвращаясь домой. Но последние из них прошли здесь месяцы назад. В усадьбу до сих пор приходили немногочисленные нищие в надежде получить хлебное подаяние на приемном дворе. Но хлебные лари пустовали еще с первой зимы. Может, дезертир из ополченцев, подумал Симеон. Однако темная фигура шагала к воротам весьма целеустремленно.

— Сабли у него вроде нет, — с надеждой пробормотал Хески. — Ты видишь саблю?

Симеон отрицательно покачал головой и оглянулся на темную громаду дома. Все оставшиеся слуги спали там, скорчившись на соломенных тюфяках. В надворных постройках теперь никто не ночевал: ни Диггори в голубятне, ни служанки в маслодельне, ни даже Барни Керл в хозяйственном дворе. Один только Цапля остался в своем сарайчике у прудов, с улыбкой помотав головой в ответ на настойчивое предложение мистера Банса перебраться в дом.

Фигура приближалась, широко шагая длинными ногами вверх по дороге. Преодолев последние ярды, мужчина остановился перед часовыми, пряча лицо под полями шляпы.

— Кто идет в усадьбу Бакленд? — осведомился Симеон, стараясь говорить басом.

— Смотря кому она принадлежит сейчас, — ответствовал ночной гость.

— Сэру Уильяму Фримантлу, — объявил Симеон. — Как и всегда.

Мужчина кивнул, потом повернулся и негромко свистнул. Из-за деревьев у подножья холма стали выходить люди. Некоторые хромали сами по себе, другие ковыляли, опираясь на своих товарищей. Колонна оборванцев медленно потянулась вверх по склону.

— Кто идет? — громко повторил Симеон, теперь не на шутку встревоженный. — Что вам здесь надо?

Вместо ответа, мужчина снял шляпу. Глаза Симеона расширились.

— Мастер Сатурналл!

Половник висел на своем прежнем месте. Сняв его с крючка, Джон прикоснулся железным черпаком к огромному медному котлу, и знакомые звуки ожили в памяти. Сначала котел зазвенел тихо, не громче, чем пустая бутылка, если по ней легонько стукнуть шампуром. Угли в очаге тускло мерцали, отбрасывая красноватые отблески. Потом звон набрал силу, и по всей кухне заспанные головы стали подниматься одна за другой из своих драных гнезд, между тем как товарищи Джона гуськом входили в помещение за ним следом. Дверь подсобной распахнулась, и в проеме выросла знакомая дородная фигура с ситниковой свечой в руке.

— Вот те на! Уж не Филипа ли я вижу? — вскричал мистер Банс. — И Пандар здесь? Вы все вернулись?

— Не все, — угрюмо ответил Пандар, но слова его потонули в радостном шуме.

Старший по подсобной похлопал по спине Льюка и Колина, потом бросился к Джеду Скантлбери. Мистер Стоун потрепал по голове братьев Джингелл, потом Адама Локьера и Питера Перза, а Тэм Яллоп встал у двери и пожимал руки всем входящим. Даже Барни Керл приветственно осклабился, и Бен Мартин неохотно улыбнулся в ответ. Уцелевшие работники баклендской кухни, кто твердым шагом, кто хромая, вступали под своды огромного помещения, похлопывали ладонями по столам, обводили глазами висящие на крючках котелки и сковороды или просто с наслаждением вдыхали знакомый запах.

— Посторонние могут войти! — громко объявил мистер Банс, заметив Бена. — И добро пожаловать!

Окруженный Симеоном и Хески, Джон продолжал бить поварешкой по котлу, и металлический звон летел из очага вверх по жаровым каналам и разносился эхом по всему дому. В Большом зале Диггори Винг и Мотт перевернулись на спину и потянулись. Слуги, спавшие в бывшей питейной кладовой, зашевелились и начали подниматься с постелей. Наверху миссис Гардинер оторвала голову от соломенной подушки. В покоях, некогда украшенных драпировками и гирляндами, набатный звон резко отразился от голых стен, пробудив ото сна мужчин, которые встали со своих тюфяков и, как были, в ночных рубашках и колпаках, побрели вниз по кухонной лестнице.

— И вы, Мотт! — приветствовал мистер Банс садовника. — И вы входите! И вы, Квиллер! Все посторонние могут войти!

Мистер Квиллер двинулся вперед, вслед за ним толпой последовали его подчиненные. Когда к шумной толпе, толкущейся между столами, присоединились поварята, возглавляемые Венделлом Терпином, по лестнице спустилась женщина в чепце. Сквозь общий гомон прорезался пронзительный возглас:

— Ты! — Джемма на миг застыла на месте, не веря своим глазам, потом кинулась на шею покрасневшему Филипу. — Живой!

Пока они обнимались, миссис Гардинер заключила в крепкие объятия сконфуженного Альфа, а миссис Поул сновала между вернувшимися с войны мужчинами, быстро кивая налево-направо, точно клюющий зерно цыпленок.

— Генри погиб? — ошеломленно воскликнул мистер Банс, уставившись на Колина. — Мы слышали про Андерли — но Генри? Быть такого не может…

— Много чего быть не может, — промолвил Пандар, озирая пустые полки. — И тем не менее это случается.

Лица у них заметно осунулись, видел Джон, ливреи все в заплатках. Но металлическая рукоятка ладно лежала у него в ладони, мелко вибрируя после каждого удара. Скоро в кухне уже было не протолкнуться, однако он продолжал колотить по котлу, шаря взглядом в толпе, и музыка поварешки раскатисто гремела под гулкими сводами. Подошла Мэг, потом Джинни, чьи глаза округлились при виде Джона. Потом сквозь толпу протиснулась третья служанка, в полинялом платье из тонкой хлопчатой ткани, со связкой ключей на поясе.

Она сердито вырвала у него из руки половник:

— С какой блажи, скажи на милость, ты будишь моих слуг в неурочный час?

Только тогда он узнал Лукрецию.