— А ну-ка выпрямитесь, леди Курослепа, — послышался голос. — Камер-фрейлине королевы не пристало сутулиться в присутствии ее величества, правда, маменька? Правда. Только Хранительнице Подножной Скамейки дозволяется сидеть в присутствии ее величества. Извини, маменька. Ты что-то сказала?

Мать не ответила.

— Ну вот. Все на своих местах? И вы, леди Белоножка? Прекрасно. Теперь слушайте.

После короткой паузы девочка принялась распевно декламировать:

Странное ликование охватило Джона, едва он услышал первые мелодичные строки. Пастух сделает своей любимой ложе из роз, рассказывала девочка. Вплетет цветы в ее шелковые волосы, украсит ее плащ миртовой листвой и соткет ей наряд из ягнячьей шерсти. Она уже почти пела.

Потом голос понизился. Джон подался ближе к двери и напряг слух, силясь разобрать следующие слова, а потом вдруг потерял равновесие, схватился за косяк и случайно задел щеколду. Дверь распахнулась, он полетел носом вперед и растянулся в полный рост. Дверь позади него захлопнулась, щеколда защелкнулась.

Джон лежал на полу в длинной галерее с высоким потолком и рядом больших окон, сквозь которые лились потоки солнца. Когда глаза, на миг ослепленные, привыкли к яркому свету, он увидел девочку примерно своего возраста, сидящую на приоконном диване с черной книжицей в руках.

Она повернула свой острый нос в сторону Джона и заявила:

— Это лестница в кухню. Но ты одет не как поваренок. А скорее как бродяга. Или вор.

На девочке было темно-зеленое платье с ярко-красной отделкой. С шеи спускалась тонкая серебряная цепочка и исчезала под корсажем. Туго заплетенные косы были уложены на голове затейливыми кренделями. Ноги в одних чулках болтались над пыльным полом, рядом с диваном валялись черные башмачки со шнурками с серебряными наконечниками.

— Так кто же ты?

Джон глянул по сторонам:

— Я не вор. И не бродяга.

От нее слабо пахло розовой водой. В уголках губ пряталась улыбка, словно не решаясь показаться. Темные глаза внимательно изучали Джона.

— Вообще-то, передо мной положено преклонять колени, — заметила она. — Или стоять навытяжку, опустив глаза. Ты что, не признаёшь меня?

Про то, как вести себя при встрече с девочками, Джош в своих наставлениях не упомянул. Джон поднялся на ноги.

— Я леди Лукреция Фримантл, дочь сэра Уильяма и леди Анны из поместья Долина Бакленд, — объявила девочка и, поскольку Джон молчал, добавила: — У меня есть и другие титулы.

Он стоял перед ней, в пахнущем сыростью линялом плаще, замызганной ветхой рубашке и потрепанных штанах в грязных разводах. С торчащими на голове клочьями волос, под которыми нестерпимо зудела кожа.

— У тебя есть имя? — осведомилась Лукреция.

— Джон Сатурналл.

— Джон Сатурналл, ваша светлость, — поправила она. — Что же привело тебя сюда, мастер Сатурналл?

— Я прибыл, чтобы поступить в услужение.

— Но взял да сбежал.

— Меня все равно не возьмут.

Она без всякого смущения разглядывала Джона, неловко переминавшегося с ноги на ногу. В нише позади нее он заметил плащ, разостланный наподобие одеяла, и свернутую валиком одежду взамен подушки. С этой самодельной постели на него таращились четыре куклы. Леди Курослепа, подумал мальчик. Леди Белоножка. Маменька. Он вспомнил болтовню юных служанок в хозяйственном дворе и сказал:

— Вы тоже сбежали.

— Такое вряд ли возможно, Джон Сатурналл, — насмешливо ответила девочка. — Я здесь живу. А тебя что привело в Бакленд?

Она быстро окинула глазами пыльную галерею. Одна из ее косичек открепилась на затылке, заметил он. И руки у нее грязные.

— Я услышал, как вы пели.

— Я? Пела? Да не было такого.

— Было-было. — Джон откашлялся и попытался воспроизвести напевный голос девочки: — Приди, любимая моя…

Там было еще про горные кручи и разные наряды, но он осекся, когда Лукреция без улыбки покачала головой.

— На какое место ты хотел поступить? — спросила она.

Джон вспомнил огромное сводчатое помещение внизу и гуляющие по нему волны запахов и вкусов.

— В кухню.

— Стряпать? — В ее голосе слышалось отвращение.

— Так если не стряпать, тогда и кушать будет нечего, — сказал Джон, — ваша светлость.

— Кушать? — Она сморщила носик.

Лицо у нее что тонкий белый фарфор, подумал мальчик. Холодное и гладкое, как у одной из ее кукол. Лукреция молча смотрела на него. Потом тишину нарушил некий звук.

Протяжное бульканье, низкое утробное урчание разнеслось по длинной галерее, гулко отдаваясь от дощатого пола и стен. Услышав этот глухой рокот, Джон изумленно нахмурился, но почти сразу расплылся в ухмылке. Ибо щеки Лукреции Фримантл залила краска. Урчание исходило из ее желудка.

— Похоже, вам нужно кушать сытнее, — сказал Джон, продолжая ухмыляться.

Но девочка не улыбнулась.

— Замолчи! — прошипела она.

— Так шумлю-то здесь не я вовсе.

— Да как ты смеешь!

Теперь она покраснела до корней волос, глаза у нее сузились и полыхнули яростью. Джон недоуменно уставился на девочку.

— Это ж просто ваш желудок, — попытался он успокоить ее. — Просит пищи.

— Да как ты смеешь! — снова выпалила Лукреция. Открепившаяся косичка качнулась туда-сюда, когда она резко встала с дивана.

Прежде чем Джон успел вымолвить еще хоть слово, за дверью галереи послышались возбужденные голоса. Он увидел свой собственный ужас, отразившийся в лице девочки. Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга, объединенные общим страхом. Потом глаза Лукреции сузились, рот разомкнулся.

— Сюда! — пронзительно крикнула она. — Он здесь!

Джона притащили обратно в кухню, где ждал мистер Фэншоу.

— Известите констебля, — приказал клерк-секретарь двум своим подчиненным. — Потом отведите мальчишку к воротам.

— Минуточку, мистер Фэншоу, прошу прощения, — услышал Джон голос Джоша. — Позвольте мне сперва объяснить ему… — Перед Джоном возникло лицо погонщика. — Видишь ли, у сэра Уильяма не нашлось для тебя места. Ты отправишься в Каррборо…

— В работный дом, — пояснил Коук, чья плоская физиономия расплывалась в широкой улыбке.

— Там не так плохо, как я думал, — промямлил Джош.

— Ага, если любишь собирать тряпье да кости, — насмешливо фыркнул поваренок.

— Довольно, Коук, — нахмурился мистер Фэншоу. — Уведите его.

Тяжелая ладонь легла Джону на загривок и толкнула вперед. Но не успел он пройти и трех шагов, как раздался низкий голос:

— А ну-ка, отпусти мальца.

Руку у него с шеи убрали, и Джон медленно выпрямился. Возле очага стоял высокий седовласый мужчина с коротко подстриженной бородой и серо-голубыми глазами, в красном кухонном жакете и длинном белом фартуке. На веревке, обвязанной у него вокруг пояса, висел медный половник. Мистер Фэншоу с принужденным видом отвесил низкий поклон и приветственно произнес:

— Мастер Сковелл.

— Добро пожаловать, посторонний, — отозвался Сковелл, и мужчины в красных ливрейных куртках с усмешкой переглянулись между собой. — Домохозяйство решило нанести визит Кухне?

Клерк-секретарь неловко переступил с ноги на ногу:

— Нас привел сюда ваш поваренок Коук, мастер Сковелл. Мы разыскивали этого мальчишку. — Голос мужчины подрагивал от плохо сдерживаемого раздражения.

— Он докучал леди Лукреции, — вставил Коук.

— Его прошение отклонено. Вот оно. — Фэншоу вытащил из своей счетной книги потрепанные грязные листки и вручил Сковеллу. Тот пробежал глазами размашистые строки и воззрился на мальчика: