И всё же Марине было интересно. Она знакомилась со снабженцами других предприятий, расспрашивала о методах их работы. И не без горечи убеждалась, что её начальник в кругах снабженцев слыл мошенником и плутом. С ним не хотели иметь дела, не верили ни одному его слову, если оно не подкреплялось надёжным документом, и не без оснований. Ковшов не гнушался никакими средствами, чтобы пополнять и без того забитые заводские склады. «Всё для завода!» — вот его лозунг, и ради этого, считал он, не грех и слово нарушить, и обмануть.
Пользуясь многолетним опытом и связями, Ковшов не раз «перехватывал» для своего завода материалы, предназначавшиеся другим предприятиям. Такие «удачи» сразу сказывались на его настроении. Ковшова нельзя было узнать. Он ходил весёлый, помолодевший, шутил со всеми.
— Вот как у меня делается, — говорил он Марине не то в шутку, не то всерьёз. — Я ведь снабженец хитрой школы. Не всюду теперь таких разыщешь. Учись, тебе повезло!
— Но вы ведь обманули людей.
— Вот язва! Для себя я, что ли? Для родичей? Для знакомых?.. Нет ведь! Для завода.
— А на другом заводе ни с чем остались.
— Нет, вижу, из тебя снабженец — как из лаптя сапог!.. Какое тебе до того завода дело? Пусть не зевают. А ты рот разинешь — у тебя урвут. Это не шуточки — снабжение! Помнишь, я тебе ещё тогда говорил?
Марина спорила, не соглашалась. Ведь заводы государственные, их снабжение производится в плановом порядке. Почему же нельзя без обмана? Конечно, если хитришь сам, то и другие с тобой так же. А если честно, то и люди к тебе с открытой душой. Она решила только так и поступать.
Однажды без разрешения Ковшова выписала снабженцу другого завода шариковые подшипники, которых на складе было великое множество. Нашлась добрая душа, сообщила Ковшову, и он поднял страшный крик.
— Объявляю выговор за самоуправство, — бросил он ей, багровый от ярости. — А в следующий раз накажу похлеще. Я бьюсь, достаю, берегу, а она, понимаешь, разбазаривает.
Наказание было так несправедливо, что Марина от обиды весь день не могла найти себе места.
А вскоре после этого Ковшов дал Марине первое самостоятельное поручение:
— Езжай на мебельную фабрику, добудь двести стульев для красного уголка. Погляжу, как ты развернёшься.
В голосе Ковшова явственно прозвучали ехидные нотки. Почему?
Это Марина поняла только на мебельной фабрике.
— Стулья? Ковшову? Не выйдет, — отрубил снабженец, к которому она обратилась за содействием.
— Не Ковшову, а заводу искусственного волокна.
— И говорить не хочу! Клюнуть на пустой крючок можно только раз. А потом — шалишь!
— Что же всё-таки случилось?..
Оказывается, несколько месяцев назад работники мебельной фабрики обратились к Ковшову с просьбой помочь отремонтировать на заводе два электромотора. Тот взялся, но попросил взамен произвести некоторые плотницкие работы в заводоуправлении — там как раз шёл ремонт.
Мебельная фабрика честно выполнила свои обязательства. Ковшов же ничего не сделал. Он тянул, обещал, обманывал. Наконец терпение мебельщиков лопнуло, они увезли свои так и не отремонтированные моторы.
— Вам надо было к нашему директору! — возмутилась Марина.
— А! — махнул рукой снабженец. — Это же Ковшов! Он и директору наплёл бы кошели с лаптями. И мы бы ещё стали виноватыми.
— Хорошо. Можете отпустить нам стулья или не отпустить — это ваше дело. Но моторы мы вам всё равно отремонтируем. Я добьюсь.
Говорить с Ковшовым было бесполезно. Марина выпросила у заведующего столовой грузовик и привезла моторы на завод. Пошла в комитет ВЛКСМ; вместе с секретарём комитета уговорила комсомольцев электромастерской отремонтировать моторы в неурочное время. Условились, что заработанные деньги пойдут на строительство заводского тира.
Ровно через десять дней торжествующая Марина привезла на мебельную фабрику отремонтированные моторы.
— Вот! Не думайте больше плохо о нас.
Озадаченный снабженец взялся рукой за подбородок.
— А я, по правде говоря, не очень верил… Много вам стульев нужно?..
Ковшов вовсе не обрадовался, когда Марина доложила, что поручение выполнено.
— Чуть не две недели убила на такую ерунду! И главное — где: на мебельной фабрике! Там же простак на простаке сидит и простаком погоняет…
Он явно злился, и Марина отлично понимала почему.
Странные отношения сложились у Марины с начальником. С одной стороны, Марина многому у него училась. Сама же она, со своей огромной работоспособностью и добросовестностью, освобождала его от множества мелких дел. Но, с другой стороны, у них вечно происходили столкновения. Кривить душой Марина не умела. И один на один, и на производственных совещаниях она критиковала «самодержавность» и «хитрую школу» начальника отдела. Ковшов хмурился, мрачнел, а потом брал слово и разделывал Марину так, что на неё было жалко смотреть. Ведь и у неё были недостатки. Ковшов умел беспощадно обнажать их и выставлять в таком свете, что они заслоняли собой все её достоинства.
Ковшов поручал Марине самые разнообразные дела. К одному только участку работы он не допускал её: к снабжению завода химическим сырьём.
Химикаты были святая святых отдела снабжения. Стулья, электролампочки, даже спецодежда — всё это не шло ни в какое сравнение с химикатами. Нет стульев — можно и постоять. А перебои в получении химикатов грозили остановкой всего завода. Вот почему Ковшов, никому не доверяя, полностью держал этот участок в своих руках. Начальник группы химикатов Пасечник, вялый, малоподвижный человек с унылым лицом и тихим голосом, по сути дела, только носил бумажки на подпись Ковшову и заказывал для него междугородные телефонные переговоры с заводами-поставщиками.
В конце лета у Ковшова стало пошаливать сердце. Стоило ему немного поволноваться, как он сразу же начинал часто и тяжело дышать, хватая воздух открытым ртом.
— Лечиться нужно, Степан Сергеевич, — говорили ему в заводоуправлении.
— Ничего, меня никакая хвороба не возьмёт. А потом, как оставить отдел? С купоросным маслом ещё не закончено. А они будут тут лодыря гонять.
Но всё же недуг оказался сильнее его. Однажды, вернувшись от директора завода, Ковшов позвал к себе Пасечника и Марину.
— Путёвка. — Он показал глазами на розовую бумагу, лежавшую на столе. — Заставляют ехать лечиться. Кисловодск или как там его. Завтра вылетаю. Чёрт знает что такое — никогда в жизни на курорте не был, а вот довели всё-таки.
— Совсем неплохо. — В голосе Пасечника слышалась зависть. — Отдохнёте, погуляете. Опять же нарзанные ванны…
— Будет! — хмуро оборвал Ковшов. — Не тебе гулять!.. За меня останется заместитель директора. А ты, Пасечник, смотри в оба. Хоть каплю кислоты заводу недодашь — шкуру спущу. В помощники тебе Марина.
Ковшов уехал. И надо же так случиться: вскоре после его отъезда произошла неприятность.
На завод ежедневно, без единого перебоя, поступали две цистерны купоросного масла. Обе они тотчас же шли в дело. Ковшов давно бился, чтобы создать запас, но не так-то просто было раздобыть нужной ёмкости и прочности тару. Незадолго до отпуска ему наконец прислали откуда-то более или менее подходящие баки, выцарапанные для него каким-то предприимчивым дружком. Но пока их приспосабливали, пока испытывали, он уехал на курорт, так и не осуществив своей задумки насчёт резерва купоросного масла.
И вот теперь одна из цистерн не пришла. В пути загорелась ось, и цистерну поставили на ремонт на каком-то полустанке. Ремонт пустяковый, масло должно было прибыть к ночи. Но если произойдёт какая-нибудь случайность и цистерна задержится лишний час, станет под угрозу беспрерывное прядение.
Пасечник побоялся доложить о случившемся директору. Вместо этого он побежал к врачу за освобождением от работы. Марина подняла на ноги весь отдел снабжения. В результате удалось насобирать некоторое количество купоросного масла на соседних предприятиях. Доставали по крохам, вымаливали каждый килограмм. Так и не знали: хватит или не хватит? Поминутно звонили на кислотную станцию; сообщений оттуда ждали, как сводку с фронта.
