Часы с цепочкой — подачка. Литературный гонорар не подачка. Его брать не зазорно. Это — плата за труд. И, добиваясь самостоятельности, он пришел к мысли, которую затем высказал в своем «Разговоре книгопродавца с поэтом»: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать».
Если журналы не питают поэтов, он обратится к книгопродавцам, к издателям книг.
Лавки таких книгопродавцев, как Глазунов, Плавильщиков, Сленин, Заикин, в Петербурге знали все, кто разумел грамоте. Пушкин тоже знал их еще с лицейских лет. Правда, сперва заочно. Просматривая свежие газеты в лицейской Газетной комнате, он не раз читал такие объявления в «Санкт-Петербургских ведомостях»:
«В книжной лавке против Гостиного Двора Зеркальной линии, идучи от Невского проспекта по левую руку от ворот в крайней под № 1 Матвея Заикина, продаются следующие книги…».
Теперь он увидел эти лавки воочию. Его друзья-литераторы предпочитали из них две: Плавильщикова и Оленина.
Василий Алексеевич Плавильщиков открыл свою книжную торговлю в конце XVIII века. И что тогда особенно поразило петербургских жителей — лавка Плавильщикова была теплая. Обычно же книгами торговали вразнос или в открытых помещениях так, как описано в одном из тогдашних стихотворений:
Завален книгами гостиной двор Торжок,
Выходишь, например, на рынок за свечами,
Тут просвещение в корзинах за плечами,
Шаг дале — лавок ряд, в них полки в семь аршин,
Там выставлены все по росту книги в чин;
В кафтанах разных мод, или в тюках огромных
Иные век лежат в углах себе укромных.
Иду — глушит меня книгопродавцев шум;
Все в такт кричат: сюда! Здесь подешевле ум!
Всяк Митридат
[28] из них, на память все читают.
Книг роспись предо мной — уступку обещают,
Лишь только б как-нибудь меня к себе привлечь.
В такие лавки зимой покупатели почти не заглядывали — боялись замерзнуть. А книгопродавцы для согрева в огромных количествах поглощали горячий чай.
Теплая лавка Плавильщикова была новинкой. Новостью была и открытая им библиотека, где можно было за небольшую плату брать любые книги. До тех пор книгопродавцы для прочтения давали лишь то, что нельзя было продать: книги испорченные, старые.
Литераторы пользовались библиотекой Плавильщикова безвозмездно. Они приходили делать выписки, сверять тексты.
Библиотека и лавка Плавильщикова помещались на Мойке, у Синего моста. Когда Пушкин начал заглядывать сюда, хозяин лавки был уже стар и всем распоряжался его приказчик — сметливый, обходительный, по фамилии Смирдин.
Через несколько лет, унаследовав торговлю Плавильщикова, Смирдин стал самым известным петербургским книгоиздателем. Он издавал и Пушкина.
Дом, где помещалась книжная лавка Сленина на Невском проспекте у Казанского собора. Литография. 20-е годы XIX века.
Лавка другого корифея книжной торговли — Ивана Васильевича Оленина помещалась на Невском, у Казанского моста. Она была без зазыва, без лубочных картинок в окнах, которые так привлекали многочисленных зевак.
Поднимались к Оленину по лестнице во второй этаж, дергали колокольчик у двери — и тотчас же слышали торопливые шаги хозяина. Он с улыбкой и поклоном впускал покупателей.
К Оленину ходила «чистая» публика, которая, как известно, предпочитала французские романы. Здесь их был большой выбор.
Литераторы превратили лавку Сленина в клуб. Так уж повелось, что сюда, отдуваясь, поднимался Иван Андреевич Крылов. Он гулял по Невскому и не прочь был отдохнуть, посмотреть новые книги. Здесь бывал Карамзин, приходили Гнедич, Дельвиг, Александр Измайлов, Федор Глинка.
Шутник Измайлов даже описал лавку Сленина в стихах:
У Сленина в лавке на креслах сижу,
На книги, портреты уныло гляжу.
Вот брат наш Державин, вот Дмитриев, Крылов,
А вот Каталини
[29] — под нею Хвостов.
Тимковского ценсора тут же портрет.
Есть даже Гераков
[30] — Измайлова-с нет.
Авось доживу я до светлого дня,
Авось в книжной лавке повесят меня.
У Сленина читали стихи, обсуждали новости, ссорились, мирились, спорили.
Хозяин не отставал от гостей. Занимаясь своим делом, он прислушивался к разговорам и время от времени вставлял острое словцо, эпиграмму, экспромт. Он был немного поэт.
Пушкина привлекало в Сленине то, что в отличие от большинства книгопродавцев он заботился не только о собственном кармане, но и о пользе русской литературы. Потому издавал не «Барбоса-разбойника», гадательные книги и сонники, а сочинения серьезные, стоящие. Он выпустил второе издание «Истории государства Российского» Карамзина.
Может быть, он захочет издать и его, Пушкина?
Осенью 1818 года Александр Иванович Тургенев среди других новостей сообщал в Варшаву Вяземскому, что книгопродавцы говорят, будто Пушкин собирается печатать свои «мелочи», то есть мелкие стихотворения.
Книгопродавцы не ошиблись. Пушкин и вправду собирался напечатать сборник своих стихов. То, что отобрал перед окончанием Лицея, думая, чем ознаменовать свое вступление в свет. Он отобрал тогда лучшее. Замечания Жуковского, его собственные поправки, переделки, дополнения — на это ушло два года. И только теперь он решился выпустить «Стихотворения Александра Пушкина». Переписал их набело в особую тетрадь. Переписал и призадумался. Он знал, что между рукописью начинающего писателя и печатным станком лежит немало препятствий. Первое — деньги. За бумагу, за печатание — за все надо платить. А денег нет. Что же делать? Выход один: искать издателя, того, кому поверят в кредит и хозяин бумажной лавки, и типографщик.
Пушкин принялся искать. А пока что — по заведенному порядку — объявил подписку на собрание своих стихотворений в двух частях и даже напечатал подписные билеты. Платите десять рублей и получайте билет. Он прикидывал барыши. Не потому, что был жаден, а потому, что видел в этом единственную возможность добиться независимости, стать самому себе хозяином, избавиться от унизительной необходимости просить денег у отца.
Он надеялся издать сперва свои стихотворения, потом «Руслана и Людмилу», потом…
Все сложилось иначе, чем он предполагал.
«Волшебный край»
На святой неделе вся обширная площадь перед Большим каменным театром была запружена народом. Балаганы, катальные горы, качели… В эти праздничные пасхальные дни простой петербургский люд веселился как мог. Кто посмелей, взбирался на дощатые катальные горы, чтобы сесть в низенькую деревянную колясочку на четырех колесах и со смехом и визгом мчаться вниз с высоты. Более степенные предпочитали качели. Любители зрелищ — балаганы.
Эй! Господа!
Сюда! Сюда!
Для деловых людей и праздных
Есть тьма у нас оказий разных:
Есть дикий человек, безрукая мадам!
Взойдите к нам!
Балаганные зазывалы, взгромоздившись на балкончики, приглашали почтеннейшую публику посмотреть фокусников, силачей, «монстров» — уродов, акробатов, которые «делают разные сальтомортальные воздушные скачки взад и вперед».