Молоточки в висках у Хиршбурга застучали часто-часто, он почувствовал, как по голому черепу к затылку скользит холодная капля пота. Руки сделались ватными, и он не смог смахнуть ее. Так и остался сидеть, вдавленный в кресло силой, исходившей от Винера. Она была осязаемой, плотной, как предгрозовой зной.

Только что Винер на правах члена Высшего совета объявил Эндкампф — Последнюю Битву, в которой дозволено все. Значит, сложная и филигранная комбинация, выстроенная стараниями Хиршбурга, больше не нужна. Ситуация вышла за рамки обычной дуэли спецслужб. Противостояние поднялось на уровень извечного конфликта тайных Орденов.

С этой минуты Винер, охваченный священной яростью, станет сметать одну фигуру за другой, сталкивать их лбами, заставит делать ходы против всех правил и логики, и всего лишь для того, чтобы в конце остаться один на один с тем, чье незримое присутствие спутало все планы.

Максимов уехал из редакции, так и не дождавшись возвращения Гриши Белоконя.

Терпения хватило ровно на десять минут. Их хватило, чтобы в уме выстроить не одну схему явных и тайных связей, опутавших поиски клада. И всякий раз слабым звеном в цепи оказывалась Карина. А как известно, где тонко, там и рвется.

Как рвут, режут и кромсают чужие жизни хладнокровные хозяева игр, когда рушат их расклад, Максимов знал. И установил для себя правило: всех случайных, лишних и не причастных надо отводить на безопасное расстояние.

Смерть в его работе была постоянным фактором, своя и чужая. Но чем больше на тебе невинной крови, тем меньше шансов уцелеть.

Максимов гнал машину на предельно допустимой скорости. Стрелка дрожала на отметке восьмидесяти километров в час, на большую скорость в чужом городе он не решился. Потратить сейчас время на объяснения с ГАИ означало безнадежно, непоправимо опоздать.

— Господи, дай мне ее вытащить. Свечку поставлю, обещаю! — Максимов мельком взглянул на шпиль кирхи предместья Понарт.

Вывернул руль, плавно ушел в поворот. Слева потянулся забор больницы.

Максимов свернул с основной дороги на узкую дорожку, ведущую к дому Карины, остановился у обочины. Решил не устраивать торжественного въезда во двор на радость скучающим бабкам. Выскочил из машины. Нажал кнопку на брелоке, поставив банковский «фольксваген» на сигнализацию.

Во дворе шел бой. В тени раскидистых каштанов мелькали низкорослые фигурки. Мальчишки лет по семь отрабатывали тактику боя в городских условиях.

— Прикрой меня!.. Первый, пошел! — звенели детские голоса.

Максимов профессиональным взглядом оценил их действия. Играли детки по-взрослому. Группа двигалась змейкой, каждый отслеживал свой сектор обстрела и страховал соседа. Перебежки делали по одному, от укрытия к укрытию.

«Дожили...» — поморщился Максимов. В годы его детства играли в нормальную окопную войну по сценарию киноэпопеи «Освобождение». «Наши» против «немцев». А здесь — не разберешь, чей спецназ в чьем разбомбленном городе. Баку, Сухуми, Грозный?

Детский спецназ нарвался-таки на засаду. Из окна на лестничном пролете вылетели литровые бутылки из-под пепси-колы, взорвались, окатив опешивших бойцов водой с головы до ног. Следом с грохотом распахнулась дверь подъезда, и наружу высыпала команда визжащих боевиков. Воздух наполнился электронной трелью игрушечных автоматов, щелчками пневматических пистолетов и классическим «тра-та-та, ты убит!».

— Гаси их! — закричал кто-то срывающимся командирским фальцетом.

Над головой Максимова свистнула пулька. Рефлекс войны тут же выстрелил в кровь удвоенную дозу адреналина. Мышцы сделались тугими. Максимов поймал себя на, том, что глазами инстинктивно ищет укрытие.

— Тихо, тихо, — прошептал он, успокаивая себя, как. наездник осаживает разыгравшегося коня. — Это детки балуются. Смена растет.

Через кусты, чтобы не идти мимо окон, срезал по тропинке к подвалу.

Первым делом отметил, что следов протекторов на земле нет. Значит, либо Карина отсыпается, либо оставила мотоцикл в подвале. Последнее было худшим вариантом.

Бросив взгляд по сторонам, быстро спустился по лестнице вниз. Вспомнил, что предпоследняя ступенька подломлена, и вовремя сбавил ход.

Металлическая дверь толчку не поддалась. Пришлось стучать. Сначала тихо, потом так, чтобы поднять спящего мертвым сном.

— Ну и чо ты долдонишь, дятел?-раздалось сверху.

Темная фигура заслонила свет.

Максимову сразу же не понравилась приблатненная манера растягивать гласные. Но сейчас так говорят практически все школьники, менты, челноки и эстрадные юмористы.

— Кошелек потерял, — ответил Максимов.

— Чо ты гонишь, какой кошелек? — прогнусавила тень.

«Сам думай», — усмехнулся Максимов, поднимаясь наверх.

Пока неизвестный размышлял о кошельке, Максимов успел подняться, став на одном уровне с его ногами кроссовки. Выше виднелись темно-зеленые адидасовские штаны.

Максимов поднялся еще на одну ступеньку и, подняв голову, встретился взглядом с молодым, накачанным, как бычок, парнем с коротким бобриком светлых волос. Утренний любитель пива, оказалось, успел протрезветь и прийти в себя.

Процесс узнавания занял у него больше времени, и Максимов успел приготовиться.

— Так это ты, падла! — выдохнул парень.

И кроссовка пришла в движение, метя в лицо Максимову.

Максимов плавно отступил в сторону, позволив кроссовке просвистеть в сантиметре от носа. Двумя пальцами подхватил ногу противника под пятку и потянул на себя и вверх. Слабого импульса хватило, чтобы у нападавшего сместился центр тяжести и он ногами вперед влетел в подвал. Максимову пришлось вцепиться в штаны и рубашку противника и плавно опустить его на ступени, иначе парень сломал бы себе позвоночник минимум в трех местах. Хлопком ладони в солнечное сплетение Максимов отправил его в нокаут.

Поднялся наверх. Осмотрел окрестности. Напарников нападавшего не обнаружил. А двор был поглощен рукопашной схваткой малолетних бойцов и ее комментированием из распахнутых окон.

Максимов снова быстро спустился вниз. Склонился над сипло дышащим парнем, с силой растер ему твердые бугорки за ушами. Едва веки у парня задрожали и кровь прихлынула к бледному лицу, Максимов рывком поставил .его на ноги. Прижал спиной к стене. Едва не задохнулся от запаха кислого пота, выползшего из-под спортивного костюма.

— Открой глаза! — приказал Максимов, словно ударил кнутом.

Парень уставился на него мутным взглядом.

— Как зовут?

— Леня, — прочел Максимов по вялым губам.

— Идешь со мной. Шаг в шаг. Ты мне полностью доверяешь, Леня. Да?!

Леня безвольно кивнул.

Максимов убедился, что моментальный гипноз сработал. Хлопнул Леню по плечу.

— Пошли!

Двор не обратил внимания на мужчину в светлом пиджаке, ведущего под локоть парня в спортивном костюме. Голосистые бабки никак не могли унять развоевавшихся детишек.

Город остался в трех километрах за спиной. По шоссе изредка проносились грузовики. А здесь пахло зеленью и болотистой землей. Ветер шелестел листвой придорожной рощи, почему-то солидно обозначенной на карте как Цветковский лес. Лучшего места для приватного разговора Максимов второпях вспомнить не смог.

Максимов вышел из машины, снял пиджак. Критически осмотрел бурое пятно на локте и темно-зеленую полосу на правом плече. Светлые брюки тоже несли следы быстрой схватки в сыром полумраке подвальной лестницы.

«Придется ехать в гостиницу переодеваться», — решил Максимов и бросил пиджак в салон.

В салоне раздалось глухое урчание, перешедшее в нечленораздельный мат.

Максимов открыл заднюю дверь, и наружу вывалился Леня.

Руки его были связаны особым способом: кисти сходились в промежности, а большие пальцы были прикручены друг к другу шелковым шнурком. Боль в нежном месте едва позволяла сидеть, а бежать лучше и не пытаться. Леня побрыкался немного, поскреб щекой по земле, но потом затих, поджав под себя одну ногу. Дышал тяжело и сипло, как бычок, заваленный на родео.