Литмир - Электронная Библиотека
A
A

SR — «Советская Россия». Эти белые буквы предписывалось носить на спинах русским в концерне Круппа; «Р» — полякам; остальным выдавались повязки — белые, синие, красные или зелено-белые.

Арбайтс карте — документ «восточного рабочего».

Арбайтс крафт (Arbeitskraft) — рабочая сила.

Бауэр (Bauer) — крестьянин:

Хольцшуэ (Holzschuhe) — колодки.

Особая мера — смертная казнь.

Шнель (schnell) — быстро!

Рус швайн (Russischee Schwein) — русская свинья.

Фрессен (fressen) — жрать.

Уничтожение работой — официальная установка на конечную цель использования «восточных рабочих».

Штеппенфольк (Steppenvolk) — обозначение «восточных рабочих» как дикарей, отсталого, неграмотного народа из степи, далекого от европейской цивилизации.

Тотальная мобилизация (Totaleinsatz) — объявлена 13 января 1943 года. Все немцы (мужчины в возрасте от 16 до 65, женщины от 17 до 45 лет) подлежали привлечению к работам военного назначения. В оккупированных странах «мобилизация» охватывала целые поколения. В Чехии (протекторат Богемия и Моравия) — 1921, 1923, 1924 года рождения, в оккупированных районах Советского Союза — «всех мужчин и женщин рождения 1926, 1927 года», и даже подростков 10–14 лет.

Хиви (Hiwis, Hilfswillige) — желающие помогать, добровольные помощники. Так в частях вермахта, немецких службах называли «Иванов», которые шли к ним в услужение.

Гестапо (Gestapo — сокр. от Geheime Staatspolizei) — тайная государственная полиция. Система органов политического сыска и контрразведки фашистской Германии. Приговором Международного военного трибунала в Нюрнберге гестапо признано преступной организацией.

СД — SD, сокр. от Sicherheitsdienst — служба безопасности рейхсфюрера СС. Играла ведущую роль в разработке Генерального плана «Ост».

ОКБ — OKW, — Верховное командование вермахта. Начальник штаба ОКВ — генерал-фельдмаршал Кейтель.

ОКХ — ОКН, — Главное командование сухопутных войск.

Гиммлер Генрих — рейхсфюрер СС, министр внутренних дел фашистской Германии. В мае 1945 года покончил жизнь самоубийством.

Геринг Герман — рейхсмаршал, начальник Главного экономического штаба Восток, Генеральный уполномоченный по 4-летнему плану Один из главных организаторов нападения на СССР, разграбления оккупированной советской территории и массового угона советских людей в рабство. Нюрнбергским трибуналом приговорен к смертной казни; покончил жизнь самоубийством.

Заукель Фриц — обергруппенфюрер СС и СА, гаулейтер, имперский наместник Тюрингии. 21 марта 1942 года декретом Гитлера назначен Генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы. Казнен по приговору Нюрнбергского трибунала.

Розенберг Альфред — один из идеологов германского фашизма. В июле 1941 — апреле 1945-го возглавлял министерство по делам оккупированных восточных территорий. Казнен по приговору Нюрнбергского трибунала.

Шпеер Альберт — с 1942 года министр вооружений и боеприпасов гитлеровской Германии. По приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге отбыл 20-летнее тюремное заключение.

Сколько помнит себя, столько помнит он увеличенную фотокарточку в самодельной рамке на высоком столике у зеркала в узком простенке между двумя окнами, которые на ночь запирались ставнями. Ставни были непременной принадлежностью каждой хаты в рабочем поселке. Когда темнело и окна мазанок, как экраны немых фильмов, высвечивали жизнь под дешевыми абажурами, он выбегал во двор, сдвигал деревянные створки с облупившейся зеленой краской и прижимал их наискось тяжелой железной перекладиной.

На конце ее болтался стержень, который полагалось внутри прихватить. Но этого, как правило, никто не делал. Так что скорее ставни были неким символом защищенности, прикрытием от чужого скользящего взгляда. Утром, когда мать распахивала ставни и солнце заливало комнату, самым первым, что он видел со своего узкого диванчика, обтянутого черным дерматином, была та фотография. Его старшего брата Ивана, названного по отцу. Брат прикусил веточку белой акации, и в это мгновение щелкнул затвор фотоаппарата.

На том снимке ему шестнадцать. Он пробует акацию, не догадываясь, что это последнее лакомство детства и скоро-скоро он услышит стук других затворов. Завтра — война. Через пару месяцев, еще вроде далекая, она подступит к поселку первым налетом, первыми беженцами… Иван с друзьями соберется в военкомат, но вместо фронта их отправят на Днепр рыть окопы.

Никто никогда не считал, сколько народу туда нагнали. Шахтеров, сформированных на рудниках в отряды, школьников, студентов, домохозяек… Одних, к счастью, успели эвакуировать. Вторые уходили сами. Третьи ждали приказа, который некому было отдать…

Они все еще будут долбить выжженную землю и прислушиваться к далеким раскатам, когда немцы пришлют автоматчиков на этот бесславный сталинский рубеж, собирать в своем тылу Arbeitskraft — рабочую силу для великой Германии. Ах, как весело смеялись те здоровые, сытые парни, хохотали до колик, показывая друг другу на оборванное, голодное воинство с лопатами.

— Поработали на Россию, теперь потрудитесь на Германию. Шнель, Иван, шнель!

Вот и все, что знает мой давний товарищ, Василий Иванович Захарчук, о своем старшем брате Иване, добровольце трудовой армии сорок первого года. Он пытался найти тех, кого успели вывезти в последнюю минуту из окружения, объездил приднепровские села. Но что узнаешь о человеке, когда в той войне бесследно пропадали дивизии и армии. А тех, с лопатами, вообще не считали. Захарчук слышал, что в Германии аккуратно хранятся все документы на «восточных рабочих», добрые люди вроде бы присматривают за их могилами… Может быть, умоляет он, удастся что-нибудь узнать и про Ивана. Вон, ссылается Василий Иванович на газетную публикацию, в городе Ален (Вестфалия), в местном архиве нашлись «арбайтер-карты» трех восточных рабочих — Станислава Орловского, Александра Фираго и Валентина Андреева. Их увезли на принудительные работы в Германию из Белоруссии в сорок третьем году. Германских гимназистов, наткнувшихся на старые документы, интересовало военное прошлое своего городка, жизнь «цивиль-арбайтеров».

Вполне возможно, что они впервые услышали об иностранных рабочих, занятых в Германии во время Второй мировой войны. Иностранные рабочие — такое спокойное слово, их полно вокруг — турки, югославы, поляки. Вот и русские появились, украинцы… Сами просятся… И с теми, в войну, все шло так же? Или иначе?

В деревне Метиж под Минском отыскался Александр Васильевич Фираго, почти Фигаро. Отправляя эшелон, немецкий офицер позволил себе пошутить: «Фираго здесь, Фираго там…»

Архивы, действительно, сохранились. Те, что не сожгли в конце войны. Не упрятали в тайные штольни или на дно затерянных в горах озер. «Все документы концерна Круппа, содержавшие упоминание об иностранных рабочих, военнопленных или заключенных концентрационных лагерей, имели гриф «совершенно секретно» и целые тюки их были сожжены», — пишет биограф династии Круппов У. Манчестер. Но кое-что сохранилось. Когда листаешь их, в глаза бросается совсем другая терминология. Никаких иностранных рабочих. Всюду — «рабы», «рабский труд», «рынок рабов», «скот», «рабовладелец» — так называли Альфреда Круп па.

Могилы? Оставались. Если рабы не истаивали дымом из труб крематориев. Если не разносились пеплом по германским полям под будущий урожай. Если трупы просто не выбрасывали, как мусор.

На «пушечного короля» гнули спину 300–400 тысяч рабов. Такой была только одна, правда, самая большая колония. А еще заводы «И. Г. Фарбениндустри», Сименса, Юнкерса, фирма «Байер», предприятия концерна Геринга, где, по свидетельству немецкого историка Г. Моллика, обращение с «рабочими рабами приобретало особо безобразные формы». Впрочем, продолжает он, такое обращение не слишком отличалось от порядков на других предприятиях. То есть безобразные формы — насилие и жестокость — считались в рейхе нормой.

2
{"b":"191364","o":1}