Ильм поколебался несколько мгновений и выбрал пергамент, обрекающий его на два года служения славному городу Туров. Две зимы это не очень много. За это время он успеет понять, что к чему и определится с дальнейшими планами.

Уже собираясь уходить, Ильм ненавязчиво поинтересоваться судьбой своего предшественника. Лейтенант криво усмехнулся в ответ на его вопрос, и, поднявшись из-за стола, вразвалочку подошел к окну. По-хозяйски распахнул его и смачно плюнул куда-то в шумную сутолоку лежавшего внизу переулка. Потом обернулся к Ильму и с выражением провел себе ребром ладони по шее, словно демонстративно перерезая ножом горло…

На следующий день началась совершенно иная жизнь. Жизнь полная новых забот, тревог и совсем редких радостей.

Лошадь вошла под низкие, закопченные своды надвратной башни. Подковы ее звонко застучали по каменному полу. Солдат, стоявший у стены, качнул алебардой, приветствуя Ильма, поправил погнутый металлический шапель на голове и заливисто свистнул в два пальца. Кобыла вздрогнула от неожиданности и нервно закрутилась на месте.

— Ась? — из одной из бойниц, обращенных во внутренний проход, высунулась бородатая физиономия в кольчужном колпаке.

— Опускай решетку, магик наш вернулся, — владелец погнутого шлема, в подтверждение своих слов ткнул алебардой в сторону некроманта. На остро отточенном лезвии отразились огненные языки факелов. Лошадь под Ильмом испуганно всхрапнула и сделала попытку ретироваться обратно в лоно природы. Ильм покачнулся в седле, но попытку к бегству решительно пресек.

— Ась? — бородач приложил к уху ладонь.

— Решетку опускай, пенек безухий, — раздраженно гаркнул стражник.

— Это мы завсегда могем, — донеслось сверху, — а, ну, родимая…

Над головой Ильма в толще каменных недр башни, что-то громко звякнуло, словно меч о меч ударился, потом глухо зазвенели цепи, защелкали зубья подъемного механизма и огромная кованая решетка скрипя и высекая искры медленно опустилась, надежно оградив город от окружающего мира. Ильм спешился и, взял лошадь под уздцы и ленивым шагом подошел к зданию караулки. Стоявший у двери совсем еще молодой паренек бросился к нему навстречу. И откуда такой ретивый взяться только успел? С утра вроде не было. Некромант пытливо вгляделся в его лицо. Совсем еще мальчишка. Похоже из последнего осеннего набора. Точнее добора. В этот раз набирали только деревенских. Для всяких мелких поручений, чтобы строевых людей зря не гонять по разным пустякам. Платили им сущие гроши и то серебром, экипировали не лучше, но для сельского люда это был предел мечтаний. Город манил. Манил крепкими стенами, за которыми гораздо спокойнее сидеть, чем по родным селам, да лесным заимкам. Манил настоящей службой. Манил сомнительными развлечениями и удовольствиями. Да и повод появлялся вполне обоснованный по возвращении в родные края пройти гоголем перед раззявившими рты, увязшими по уши в навозе и земле родственниками. Смотрите, мол, какие мы теперь горожане… Вам не чета.

Этот туда же, похоже. И пусть на нем одет стеганный поддоспешник на два размера больше, чем надо, пусть меч ржавый на боку, нелепо бьет по ногам, обутым вместо сапог в обмотки, но на курносом лице желание выслужится. Кстати, из таких пареньков, по словам многих бывалых служак, частенько выходил толк. Потом. С годами. Если хватало ума выжить на ночных улицах.

— Мастер? — в серых глазах мелькнула готовность выполнить любой приказ.

Ильм нахмурился. Не был он одет в форменную одежду. Мало ли просто прохожих по вечерам в город въезжает. И что этот дурачок каждому будет поклоны отбивать? Стражнику, пусть и молодому, негоже так себя вести с первым встречным.

— С чего ты решил?

— А вот, — измазанный в саже палец, робко указал на перстень с черным самоцветом.

— Что вот?

— Ну, камушек… вот… у колдунов такие, у тех у которых…

— Ну?

— Ну, которых, мертвяки…,- голос молодого бойца сорвался на испуганный шепот.

Причем, похоже, его пугало не само присутствием живого костяного мастера, а собственная наглость.

— Верно, — усмехнулся Ильм, — откуда про перстни знаешь?

— Тятька сказывал.

— Ишь ты… Тебя у двери в наряд поставили?

— Не-а, — несколько разочарованно протянул знаток драгоценностей, — дядька сержант выставил. Воздухом воздышать, значит. Свежим.

— А сам что?

— Кто?

— Сержант.

— С девкой закрылся.

— Что ж ты каждому встречному об этом докладывать станешь?

— Я…

— Что б больше никому ни слова, понял?

Парнишка смущенно покраснел.

— Не слышу ответа.

— Да, мастер. Никому ни слова, мастер.

— То-то же.

Ильм немного скабрезно ухмыльнулся. Что-что, а маленькие вольности сержантского состава он успел узнать досконально. Как впрочем, и лейтенантского и капитанского. Все везде было одно и то же. Единственная разница в цене.

Он отцепил меч от седла, закинул его за спину, повесил сумку через плечо и указал на лошадь.

— Отведи животное в конюшню. Да и еще…,- в свете фонаря пока еще успешно разгонявшего вокруг себя негустые сумерки блеснули две монеты, — железо тебе за работу. Серебро отдашь конюху. Он там один. Со шрамом на лице. Скажешь от Ильма за лошадку. Все понял?

Паренек облизнул пересохшие губы и часто закивал головой.

Некромант кинул ему поводья.

— И не вздумай чего перепутать. Понял?

Солдатик испуганно выпучил глаза и потянул упирающуюся лошадь за собой.

Ильм немного потоптался на месте, провожая их взглядом до ближайшего угла. Очень не хотелось нарушать любовную идиллию, но что поделать… Раз Санти просил заглянуть на обратном пути, значит придется ему личную жизнь немного подпортить. Ильм зачем-то поправил перевязь меча и решительно направился к двери. Постучал на всякий случай, чтоб не стать свидетелем слишком откровенных сцен и взялся за кованную, отполированную до блеска ручку.

Караульное помещение при северной надвратной башне встретило его терпким запахом оружейной смазки и легким ароматом дешевых духов. Мимо проходили века, а заведения подобного рода были похожи друг на друга как братья — близнецы: не мытый с момента постройки пол, обязательный большой камин у стены, для обогрева личного состава в холодное время года, да узкие как козьи зрачки окна. Вся остальная обстановка никак не выбивалась за рамки сурового армейского быта. Крупных вещей было всего пять: ковер, превратившийся в жирный блин с неряшливыми кистями по краям, коренастый стол, попирающий его четырьмя массивными ногами, и три длинные засаленные до темных пятен лавки. На стенах красовались драные гобелены, а так же щиты, боевые топоры, и арбалеты, матово блестящие любовно натертыми металлическими частями.

Посреди всего этого великолепия на стуле, в одних шерстяных штанах восседал сержант Санти, человек, без всякого сомнения, во всех отношениях бывалый. На его мужественных коленях вольготно устроилась молодая девица весьма потасканной наружности. Ильм без особого интереса понаблюдал некоторое время, как нежные пальчики поглаживают мускулистые, покрытые шрамами и неприличными татуировками плечи. Все однозначно указывало на то, что до отдельно взятого некроманта сладкой парочке совершенно нет никакого дела. Его просто не заметили.

Ильм демонстративно кашлянул и еще раз громко постучал костяшками пальцев по деревянному косяку. На этот раз результат не заставил себя долго ждать.

Сержант недовольно рыкнул и прервал затянувшийся поцелуй. Однако, свирепое выражение на его лице сразу сменилось на приветливое, едва он разглядел вошедшего.

— А, ну-ка, — Санти поцеловал баловницу в щечку, ссаживая с колен, — иди-ка пока посиди в соседней комнате. Видишь, господам офицерам поговорить надобно.

Девица недовольно сморщила носик, с урчанием провела острым ноготком по небритой щеке своего клиента, потом изящно изогнувшись, подхватила брошенные на пол предметы своего туалета, ловко ухватила со стола кубок с вином и, окинув с головы до ног Ильма томным, влажным взглядом, покачивая бедрами, соизволила удалиться.