Напоминает бог, что Плотин был благ, добр, в высшей степени кроток и сладостен; что душа его была бодрственной и чистой, всегда устремленной к божественному, куда влекла его всецелая любовь. Все силы свои он напрягал, чтобы преодолеть горькие волны этой кровавой жизни. Так, божественному этому мужу, столько раз устремлявшемуся мыслью к первому и высшему Богу, являлся сам этот Бог, ни облика, ни вида не имеющий, свыше мысли и всего мысленного возносящийся, тот Бог, к которому и я, Порфирий, единственный раз на шестьдесят восьмом году приблизился и воссоединился. Плотин близок был этой цели — ибо сближение и воссоединение с Всеобщим Богом есть для нас предельная цель: он четырежды достигал этой цели, не внешней пользуясь силой, а внутренней и неизреченной.
Сами боги не раз в окольных его блужданиях ниспосылали ему лучи света, чтобы он узрел божественное и по видению этому написал то, что он написал. В созерцании своем, говорит Феб, изнутри и извне увидел ты многую радость, которую немногим дано видеть из занимающихся философией, — это потому, что человеческое умозрение хоть и выше людского удела, но при всей своей отрадности с божественным знанием сравниться не может, ибо не проникает в глубь вещей, как проникают боги. Вот что совершил Плотин и что с ним совершилось, пока был он в смертном теле, говорит Феб, а избавляясь от этого тела, взошел он в божественные сонмы, где обитают дружба, страстность, радость, любовь божественная и где обретаются так называемые судьи над душами — божьи сыны Минос, Радаманф и Эак, к которым он идет не на суд, а для беседы, подобно иным высочайшим богам. И беседу эту ведут вместе с ними Платон, Пифагор и все остальные, кто воздвигал хор о бессмертной любви. Вот где родина блаженнейших божеств; такова будет и его жизнь, завидная самим богам».
* * *
…И вдруг так стало беспредельно ясно: Он создает теперь мир точно так же, как Он всегда делал и как всегда будет делать. И я — это Он, и Я — этот Мир, и Я — это Делаю, и Я — это Всегда…
* * *
Когда капля дождя стучится в окно —
это Мой знак!
Когда птица трепещет —
это Мой знак!
Когда листья несутся вихрем —
это Мой знак!
Когда лед растопляет солнце —
это Мой знак!
Когда волны смывают душевную скорбь —
это Мой знак!
Когда крыло озарения коснется смятенной души —
это Мой знак!
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Статуя Рамзеса II в Луксоре.
Рельефы храма в Фивах.
Фреска в Луксоре.
Барка бога Ра. Фреска в гробнице Рамзеса I.
Пирамида Хеопса и Сфинкс. Гиза.
Панорама Александрии. Фото автора.
Роспись погребальной камеры, иллюстрирующая «Книгу мертвых». Сюжет: ежедневное умирание и воскресение бога Солнца. В данном случае его ладья изображена в полночь, когда бог и его свита должны войти в тело огромного змея, откуда выйдут утром, вновь став «детьми».
Рим. Арка Септимия Севера.
Рим. Храм Солнца. Реконструкция.
Рим. Руины дворца Септимия Севера.
Древнеримские монеты.
Рим. Колонны храма Венеры Прародительницы форуме Юлия Цезаря.
Плотин
Филипп I Араб. Мрамор. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж.
Пупиен. Мрамор. Рим. Ватиканские музеи.
Бальбин. Мрамор. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж.
Гордиан III. Мрамор. Париж. Лувр.
Отацилия. Мрамор. Англия. Частное собрание.
Деций. Мрамор. Рим. Капитолийские музеи.
Галлиен. Мрамор. Рим. Музей Торлониа.
Салонина. Мрамор. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж.
Рим. Арка Галлиена и Салонины.
Аппиева дорога.
Рим. Золотой Дом Нерона. Криптопортик.
Основу второй фототетради составили фрагменты картин С. Боттичелли, М. Чюрлениса, Р. Магритта, С. Дали и фотографии А. Маркелова, П. Тишковского, М. Киша.
Любовь к Единому есть действительное начало истинного бытия и истинного познания.
Все возникает через Единое, так как Оно везде. Но возникает все через Единое как различное с Ним, поскольку Единое — нигде…
И созерцание природы бесшумно, но все же оно достаточно сумрачно, словно бы во сне. Природа и творит потому, что не может удовлетвориться этим сонным, несовершенным созерцанием.