«Интересно, что ему от меня понадобилось? Так упорно искать…» она аккуратно затянула сумку покрепче на плече и двинулась к арке. Если ей повезет — она успеет забраться незамеченной на забор. А там уже родные места. нЕ менее заросшие.
Хмырь злился все больше. Он уже обшарил полдвора — и нигде ее не нашел. Ругнувшись, он вдруг замер и…упал на землю. Девушка замерла от неожиданности — неужели приступ? Злодей-злодеем, но оставить так на земле…
С земли донесся довольный смешок и…. мужчина вдруг резко поднялся и рванулся в ее сторону.
«Как он…черт!»
Выбегая пулей из кустов, Таша корила себя за беспечность. Да, за густой зеленью в темноте не видно рыжих волос и зеленого платья, но белые мокасины в темноте видны очень хорошо! Их он и заметил!
До конца забора оставалось совсем чуть-чуть. Жесткая трава выскальзывала из рук, камни крошились под ногами. Еще немного…
— попалась!
Хмырь уцепился за край платья.
— не дождешься!
Таша уцепилась за край забора, подтянулась и пнула ногой по кладке. Каменные крошки полетели мужчине в глаза. Тот ругнулся сквозь зубы, отпустив платье. Девушка белкой соскользнула со стены и бегом добралась до родных дверей.
«Кажется, повезло…»
— ага, повезло. Кто ж спорит?
Девушка резко обернулась — за спиной никого. Только тени медленно качались в такт подвесному фонарю. Заросший кленами двор был тих. Никого.
— да ты не бойся. Он сюда не пройдет, я уж постарался.
Немного зловещий смех откуда-то из-за плеча. Сто к одному — там тоже никого не окажется. А голос… молодой мальчишеский голос. Чуть насмешливый. Ничего особенного. Может, кто из соседей потешается? Видел, как она через забор прыгала и неслась к дому?
— Эй, кто ты? Покажись!
Опять смех. Уже сверху, с карниза. Это уже начинало раздражать…
— а ну, спускайся! Что за моду взяли — так шутить! Если видел, что я убегала, мог и помочь! А не дразнить сейчас!
— а я и помог. И никого я не дразню. — Голос прозвучал даже несколько обиженно. — Но раз девушка просит…
Над головой Таши в кроне старого, наполовину сгоревшего от удара молнии клена, что-то зашуршало, заскрипело. И мешком рухнуло в клумбу. Собственно, мешок это и оказался. Холщовый, с тысячами маленьких рожиц и бубенчиков. Как будто клоунский…
За спиной послышалось фырканье.
— Да-да, клоунский. Именно так. Позвольте представиться, миледи…
Таша обернулась и…закрыла рот рукой. В желтоватом пятне пляшущего света стоял…
— Джокер.
Выбеленное краской лицо. Широкая рисованная улыбка — будто разрезанный острым ножом рот. Темные, почти черные глаза. Выбивающиеся из-под шутовского колпака рыжие, чуть вьющиеся волосы. Будто пришелец из кошмара…
Красное, с черно-серебряной окантовкой трико. Обтянутые гольфами крепкие ноги в остроносых алых туфлях. Как у восточных правителей. Только вот не золотым шнуром они обшиты, а черным с серебром. Широкий черный ремень на поясе…и кинжал в чехле. Откровенно, напоказ висящий кинжал. И кажется…
Назвавшийся Джокером, пожав плечами, проследил направление ее взгляда.
— ну да, он в крови немного. Ведь тебе же нужна была помощь?
Ночной ветер лениво шевелил ржавый фонарь. На небе желтым пятном висела полная луна. Двор медленно, но верно погружался в свой темный сон. Взгляд наткнулся на неровную кромку забора. Сбитые за много лет детскими ногами кирпичи кладки рассыпались в нескольких местах. Жесткая трава пробивалась то тут, то там… Таша посмотрела на свои руки. Каменная рыжая пыль покрывала ладони. Как будто…
— кровь…
Слово вырвалось само по себе. Она в ужасе посмотрела на стоящего рядом.
— Ты…ты убил его??? Он же тебе ничего не сделал! Кто тебе позволил отнимать чужую жизнь??
Джокер фыркнул, усмехнувшись.
— ты прямо как ребенок. Он ведь шел тебя убить, — он порылся в кармане, достал какой-то серый сверток. — Посмотри, если мне не веришь.
Сверток оказался на удивление легким. Таша аккуратно развернула ветхую тряпицу. Внутри лежало маленькое, с ладошку, черное стальное перо и записка.
— Квежи, 24–65. твой адрес. Не так ли? Не думай, что он шел по доброте душевной передать тебе эту вещицу.
Джокер подошел к девушке, протянул руку. Бледные тонкие пальцы и испещренная линиями ладонь. Не как у обычных людей. Будто бы ребенок чиркал карандашом по бумаге, рисуя какой-то свой лабиринт.
Перо пропало в его бездонных, казалось бы, карманах. А глупая записка вспыхнула синеватым огоньком и сгорела.
