Интересно, он правильно понял мой вопрос? Я спросила его про командировку Ивана, а что имел в виду он, когда ответил: «Надолго!» Бомбу?!
Господи, сделай так, чтобы Ванька приехал из Японии как можно скорее!
Что ему делать там, в чужой стране? Картины писать? Так это и дома можно прекрасно делать. В России. Съездил, напитался впечатлениями — и пиши! По памяти. Совсем необязательно для этого уезжать надолго.
Придя на работу, я первым делом позвонила на Греческий. Я знала, что в квартире сейчас никого нет (все семейство, кроме Ивана, летом живет на даче), поэтому безбоязненно оставила сообщение на автоответчике:
— Ваня, это тетя Наташа Короткова. Позвони мне сразу, как вернешься!
Я продиктовала все свои телефоны и повесила трубку.
Потом подумала, подумала и перезвонила еще раз:
— Ванечка, это опять я. Ты только не пугайся, пожалуйста, но твоя мама сейчас больна. Она лежит в Михайловской больнице. В Питере. Позвони мне сразу, как приедешь из Японии. Не волнуйся. Все будет хорошо.
Ничего лучшего придумать в тот момент я не смогла.
Глава 21
— Si-iegfried! Si-iegfried!!! Ich Hebe Si-iegfried!!! — страстно взывала Брунгильда.
Зал замер. Сотни глаз устремлены на сцену. На одном дыхании, словно единое целое, внимали зрители страданиям оперной дивы.
— Si-iegfried!
Нет, это невозможно! Я уронила бинокль. Опять. В пятый раз с начала спектакля. Мне сегодня определенно не до любовных перипетий Зигфрида и Брунгильды. Впервые в жизни музыка Вагнера оставила меня равнодушной.
И это в Мариинке! Дирижирует сам Гергиев!
Кошмар какой-то!
Извиваясь всем телом, я скользнула вниз, нашарила на полу бинокль и, вернувшись на место, обиженно посмотрела на Митрофанову.
Сидит — само внимание, даже слезу пустила. Сопереживает Валькирии.
Я же, по ее милости, сама не своя. Подруга, называется! Взяла и испортила мне настроение. Знает ведь, что я без ума от Вагнера. Нет, надо было перед самым спектаклем завести этот бессмысленный, никому не нужный разговор.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — хорошо поставленным голосом поинтересовалась Аннушка, едва только мы вошли в шестую ложу бенуара.
— Места изумительные.
— О-бал-деть! — на весь зал рявкнула подруженька, обозревая полный партер иностранцев.
— В смысле? — рассеянно поинтересовалась я, сверяя билеты.
— Я тебе еще раз повторяю, — она раздраженно загромыхала стульями, пробираясь на первый ряд, — на тебя было покушение. И не одно! А ты только глазами хлопаешь. Программку купила?
— Какую программку, Аня? Зачем ты меня пугаешь? С чего ты взяла, что на меня были покушения?
— А по-твоему, не было?!
— Не было.
— Не ври! — Анечка выхватила у меня из рук либретто. — Кто сейчас опоздал на полчаса, а потом оправдывался?! Я?!
— Ань, я тебя умоляю, сколько можно психовать из-за пустяка? Ты тоже иногда опаздываешь.
— Я тебе еще раз повторяю, я опаздываю только потому, что всегда езжу на машине. А ты?! Ты же сегодня приехала на метро!
— Правильно, — разобиделась я, — в метро пробок нет, но до метро еще надо дойти, а я после того, как на меня нечаянно наехал велосипедист, парком ходить боюсь. Пошла в обход, по Бассейной, вот время и не рассчитала.
— Нечаянно?! Сначала бомж на кладбище, потом велосипедист в парке! И все нечаянно? За тобой охотятся! Неужели ты этого не понимаешь?
— Нет, конечно. Зачем на меня охотиться?
— То есть ты у нас ни во что не ввязывалась, ничего не видела, ничего не слышала, ничего никому лишнего не говорила и убивать тебя не за что?
— Не за что, — совершенно искренне заверила я.
— О-бал-деть! — Нервно скомкав программку, Митрофанова свирепо уставилась на пожилую супружескую пару иностранцев, сидящую в соседней ложе.
Вопреки Аничкиным ожиданиям, маневр ее не удался. Супруги ни капельки не смутились и продолжали разглядывать нас с неподдельным восторгом.
И не только они. Наш эмоциональный диалог привлек внимание многих зарубежных любителей оперы.
Митрофанова поправила бриллиантовое колье:
— А бомба?
— Что — бомба? — чуть слышно пролепетала я, страдая от повышенного внимания окружающих.
— Бомба, взрывное устройство, которое перед самым твоим приходом подложили в картинную галерею! О-бал-деть! Почему мне никто никогда и нигде не подкладывал бомбу? А ведь я, кажется, далеко не последний человек в этом городе! Согласись!
— Нет, Аня, это невозможно! При чем здесь бомба? Тебя послушать, так можно подумать, что бомбу в урну неподалеку от Ванькиной картинной галереи подложили из-за меня! Где галерея, а где я, Аня?! Кто мог знать, что я пойду в тот день к Ивану, если я и сама не знала, что собираюсь к нему идти? В последний момент надумала. Это случайность!
— Там нечаянно, здесь случайно! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Рассуждаешь, будто святая!
— Ань, я тебя умоляю, почему сразу — святая? Нет, конечно, но и убивать меня не за что.
— Не за что?! — На холеной шее вздулись жилы. — Не за что, говоришь! Я тебе еще раз повторяю, несколько покушений подряд — это не случайность! Не бывает таких случайностей! Понимаешь?! За тобой охотятся. Нутром чувствую. Что там у нас с Валерой? Когда он возвращается?
— Не знаю, — без малейшего зазрения совести соврала я.
Какой Валера?! Господи! При чем здесь Валера?! Мне нужен Валера сейчас, когда у меня на хвосте Крыласов?! Нет!
Сразу видно, что Анькин муж — единственный ребенок в семье. Анечка понятия не имеет, что такое деверь. Да еще когда твой деверь — полковник ФСБ!
Да Валерка из меня всю душу своими вопросами вытянет! И не захочешь, да все ему выложишь. Как на духу!
Сама не заметишь как!
Я уж его манеру «разговоры разговаривать» за столько лет родства изучила. Начнешь рассказывать про одно, а расскажешь совсем-совсем про другое! Про аферу с романтическими свиданиями, например.
Кошмар какой!
Господи, когда уже закончится эта рыбалка? У меня вся надежда на ФСБ. Вот вернется Валерочка — и найдет мне Люськиного господина Будина. Как пить дать, найдет. Из-под земли достанет. Для него это не вопрос.
— Нет, так нет. Обалдеть! — Грозно мазнув взглядом притихшую публику в соседней ложе, Митрофанова развернулась всем корпусом в мою сторону. — Мы и сами не лыком шиты. Разберемся! Что там у нас на сегодня с «Марьяжем»?
— Да вроде нормально все, — не совсем уверенно сказала я, старательно отводя взгляд. — Налоги платим вовремя, зарплату девочкам тоже.
— Налоговая за тобой по старым кладбищам на велосипеде гоняться не будет. У них другие методы. Может, конкуренты?
— Да нет. Никаких наездов не было.
— Тогда клиенты? Гомики, например, или трансвеститы. Они все с прибабахом.
— Какие гомики, Аня? Я тебя умоляю! «Марьяж» позиционирует себя как брачное агентство. У нас своя ниша — знакомства для создания семьи!!! Нетрадиционными ориентациями, групповухой и прочей экзотикой мы не занимаемся. Откуда у нас гомики?
— Ну, хорошо, — тяжело вздохнула она, — допустим, ты права — в агентстве все тип-топ. А в библиотеке? Может, ты там что-нибудь натворила?
— В библиотеке?! Аня! Что такое можно натворить в библиотеке, чтобы за тобой охотились? Ты меня поражаешь!
— Нет, моя дорогая, это ты меня поражаешь! Я тебе еще раз повторяю, у вас там такое творится! Олигархи отдыхают!
— У нас? В Публичке?!
— У вас, Натусечка, у вас. Сколько лет отсидел за вашу Публичку этот, как его, из головы выскочило… Фамилия у него на букву "Я"… Мордатый такой!
— Януковский?
— Точно. Януковский. Генерал Дима! — чересчур радостно подтвердила она.
— Аня, я тебя умоляю, он же книги украл. Редкие!!! При чем здесь Публичка?! Разве можно обвинять лучшую российскую библиотеку в том, что какой-то подонок польстился на ее уникальные фонды и совершил кражу? Какое отношение имеет твой Януковский к Публичной библиотеке? Он ведь не был нашим сотрудником.
