Первым «шизика» заметил сержант Мамонов, сидевший за рулем патрульной машины ОВД «Митино».

Определенно гражданин этот, что угодил ему на глаза, вызывал сильное подозрение. Своим внешним видом, своим странным поведением…

Он, этот странный тип, находился явно не в себе.

Начать хотя бы с того, что одет, мягко говоря, не по сезону: в десятиградусный январский мороз ни один нормальный гражданин без верхней одежды и головного убора по улицам шляться не станет. Да еще в четверть второго ночи.

Милицейская машина двигалась по улице Лациса в сторону «Планерной». Человека этого Мамонов засек с приличного расстояния: тот метался по заснеженному тротуару, пытаясь энергичными жестами остановить какой-нибудь попутный транспорт. Вот он в порыве отчаяния выскочил на проезжую часть… И едва не угодил под колеса подержанной иномарки; легковушка резко вильнула, объезжая выскочившего на дорогу придурка, а ее водитель вдобавок возмущенно посигналил.

– Оп-па! – тут же подал реплику старший патруля Онищенко. – Приткнись где-нибудь, Коля! Надо проверить этого субчика!

Описав неширокий полукруг на пустынной в этот поздний час улице, канареечного цвета «уазик» затормозил возле нервно пританцовывающего у обочины гражданина.

Но мужчина, увидев милицейскую машину, неожиданно сорвался с места, перебежал улицу буквально под носом у ментов, а затем стремглав понесся в сторону панельных многоэтажек.

Онищенко плюхнулся обратно на переднее сиденье «уазика». Пристроив короткоствольный «АКСУ» на коленях, захлопнул за собой дверцу, затем зло процедил:

– О-от же чмошник!.. Давай-ка, Коля, рули в ближний проезд! Попробуем все ж отловить этого борзого хмыря.

Патрульные, естественно, знали район как свои пять пальцев. Поэтому они не стали преследовать по пятам подозрительного субъекта, которого Мамонов сразу нарек про себя «шизиком», а двинули в объезд. На руку им играло также и то, что двери всех подъездов здесь оборудованы кодовыми замками и домофонами. И если этот тип не из местных, то есть шанс отловить его прежде, чем он успеет выскочить за пределы квартала.

– Он стоял возле роддома, – подал реплику Мамонов. – Может, он того… новоиспеченный папаша? Клюкнул, как это бывает, на радостях… ну и потерял голову.

– Не, не похоже, – качнул лобастой головой в ушанке Онищенко. – Видел, как он подорвал, когда нас засек?! Стреканул, как заяц! Не похоже, чтоб он был бухой…

Погоня оказалась недолгой.

Патрульная машина обогнула с внешней стороны длинную многоэтажку, насчитывающую шесть подъездов. Едва Мамонов затормозил у торца здания, как его более опытный напарник Онищенко выскочил наружу, не забыв прихватить с собой «калаш».

Прежде чем он увидел движущегося навстречу ему человека, Онищенко услышал характерное поскрипывание схваченного морозцем снега, а также учащенное, смахивающее на короткие и частые всхлипы дыхание.

– Стоять!! – рявкнул Онищенко, выходя из тени. – Замри, кому сказано! Так… Лечь на землю! Быстро!!! Я тебе побегаю, блин… Ты у меня голым по снегу будешь бегать! Морду вниз, руки на затылок!!

Подбежавший к ним Мамонов выкрутил задержанному руки – тот не сопротивлялся, – надел на его запястья наручники, сноровисто прошелся руками вдоль тела, перевернул на спину, как колоду, довершил шмон, исследовав нагрудный и боковые карманы пиджака, после чего рывком заставил «шизика» подняться на ноги.

– Ничего, – сказал он несколько обескураженно. – Ни документов, ни денег… вообще ни хрена!

– Пустой, значит?

– Да, пустой.

Онищенко исподлобья посмотрел на задержанного. На вид этому мужику было лет тридцать пять. Рост выше среднего… примерно сто восемьдесят три, плюс-минус… Черты лица правильные, славянские, шатен, волосы недлинные, прямые, растительность на лице отсутствует… Одет в черные брюки, теплые ботинки на ребристой подошве, в темно-серый пиджак, под который поддет тонкий шерстяной свитер; на брючине и спине налип снег. Лицо мертвенно-бледное, глаза полузакрыты, из сведенного судорогой рта вырывается учащенное дыхание…

Старший передал Мамонову «калаш», стянул варежку с левой руки, затем, подойдя вплотную к задержанному, встряхнул его как следует за плечи, пытаясь привести «шизика» в чувство.

– Кто такой? Фамилия? Где проживаешь? Почему бегаешь от милиции?! Почему в таком виде? И где твои документы?!

– Он в ступоре, старшой, – подал реплику сержант. – Надо в отделение его свезти! У меня, кстати, в машине есть одеяло…

Онищенко хотел сопроводить задержанного к машине, которая находилась шагах в пятнадцати от них, но тот неожиданно стал упираться.

– Н-не надо в отделение! – сказал он, стуча зубами то ли от холода, то ли от нервного напряжения. – Х-хотя… Вы в-ведь не из… этих, д-да? Вы об-бычная милиция, в-верно?

– Мы вообще-то нормальные менты, – отдуваясь, сказал Онищенко, которому теперь пришлось едва не волоком тащить этого хмыря к «уазику». – Пока такие мудаки, как ты, не действуют нам на нервы!

– Подождите… одну минуту! – скороговоркой выпалил задержанный. – То есть нет… надо спешить! Быстрей!! Они тут б-будут с секунды на секунду! У в-вас есть рация? Х-р-р-р… Свяжитесь с дежурным по ФСБ!! И еще… Да, вызовите усиленную опергруппу! Если… только не поздно!

Онищенко, которому подсобил напарник, рывком преодолел последние несколько шагов, отделявших их от «уазика», и тут же, чтобы задержанный впредь вел себя потише, вполсилы приложил того грудью и подбородком о капот.

– У-у-й!.. Б-больно же…

– Будешь трепыхаться, мужик, – раздраженно произнес Онищенко, – в отделении еще не так схлопочешь!

– Я вас заклинаю… – коротко всхлипнув, сказал задержанный. – Не теряйте времени даром! Они очень… очень мобильны! Свяжитесь с фээсбэшным оператором на их волне! Или хотя бы с вашим дежурным по городу! Вызовите наконец опергруппу!

– Во артист! – усмехнулся Мамонов. – Ты, дружок, часом, не из «дурки» сдернул?

– У-ф-ф… Моя фамилия – Глебов! Глебов Игорь Валентинович… Я работал… да и сейчас работаю… в программе «Нимрод»! У вас есть в машине рация? Нельзя терять ни секунды времени!!

– Сейчас прогуляемся в отделение, – сказал Онищенко, – а там быстро установят, что ты за пташка!

– Старшой, у него на руке какая-то фиговина, – подал реплику Мамонов. – Что-то вроде браслета… Я, когда закоцал его в наручники, обратил внимание, но не врубился, что это за вещица.

Онищенко, прижимая левой рукой задержанного мужчину, по-прежнему лежащего грудью на капоте, правой рукой подтянул наручники повыше, чтобы получше разглядеть красовавшийся на его правом запястье предмет.

Да, определенно это был браслет. Не часы какой-нибудь престижной фирмы – и оригинальной формы, – а именно браслет, сделанный из неизвестного Онищенко металла либо сплава светло-серого цвета, с едва заметной глазу насечкой в виде узких поперечных дорожек желтого металла, литой, сантиметра примерно три шириной, до полусантиметра толщиной в средней части, чуть сужающийся к краям. Он, этот браслет, довольно плотно обхватывал запястье правой руки этого странного человека, который только что назвал себя Глебовым.

Что характерно, браслет сплошной, без каких-либо защелок или других соединительных механизмов. Онищенко убедился в этом, когда ему удалось, хотя и не без труда, прокрутить чертов браслет вокруг чужого запястья. Интересно, как он смог напялить его себе на руку? Да и снять его, видно, тоже будет непросто. Ведь вещица эта, судя по всему, очень и очень прочная.

И еще… Если от наручников или, к примеру, вороненого металла «калаша» стынут пальцы на холоде, то браслет на ощупь был таким же теплым, как человеческое тело.

«Интересно, из какого металла сделана эта вещица? Может, из платины… чем черт не шутит? Но как его снять? Обидно будет, если мужики в отделении сами разберутся, что к чему, и скоммуниздят эту хреновину…»

Он повернул голову к напарнику, и тот, прочтя все у него на лице, понимающе покивал головой.