От Кинкелей Рокотов вернулся в гостиницу на этот раз пораньше, в десятом часу. В светлых майских сумерках где-то на полдороге к отелю он засек за собой «хвост». Опять тот же хлыщ с личиком витринного манекена. Агентов, видно, у них негусто: могли бы заменить, ведь знают, что этого он уже «расколол». А может, не хотят раскрывать других? Действительно, было бы глупо тащить за собой «хвост» к Хосе. Ну, этого смазливого красавчика он бы крутанул, как тот раз, когда схватил у него перед носом такси. А если его дублирует второй, более ловкий агент? Никто не застрахован от ошибки.

Вернувшись из Люцерна, Фонтэн подробно рассказал о свидании с Хосе. Оказывается. Хосе привез Луи на автомобиле, высадил его, а сам отправился дальше, в Женеву. Он произвел на Луи весьма благоприятное впечатление. «Смелый, толковый парень. — попыхивая кривой трубочкой, сказал капрал, — считаю, не подведет. Тут нам с тобой повезло». Леонид с облегчением вздохнул: Луи в проницательности не откажешь. Хосе согласился — это уже половина успеха! А ведь если взвесить строго, он многим рискует, другой бы на его месте, наверное, отказался.

Едва они с Бурже встретились, Луи так и въелся, как он выразился, глазами в лицо майора: важно было уловить самую первую реакцию. Нет, этот человек не дрогнул — ни малейшего испуга. Он просто разразился бранью на чистейшем французском (потом выяснилось, они земляки — оба из южной Франции). Бурже очень эмоционален, ругался отборными словами: поносил немцев, а заодно и своих швейцарских коллег из контрразведки. Разговор происходил в доме Бурже — отдельный коттедж, в котором живет только его семья. Взрыв гнева у хозяина погас так же мгновенно, как и вспыхнул.

Не расспрашивая подробностей, Анри начал действовать. «Время сейчас дороже всего! Об остальном, мсье, вы расскажете мне в машине, мы сейчас же едем!» — решительно бросил он, выскочил из комнаты и очень живо, несмотря на свою грузную комплекцию, сбежал по лестнице вниз, в гостиную. Переговорил с женой, вернулся, позвонил своему подчиненному, отдав кое-какие распоряжения, потом вывел из гаража автомобиль — все это заняло не более десяти минут. «Такой быстрый, как бильярдный шар. — усмехнулся Луи. — Динамичная натура!» Выехав за пределы Люцерна, Бурже развил скорость на пределе возможного. Автомобиль он водит как гонщик. За время пути до Лозанны они успели обо всем переговорить. Конечно, Анри очень встревожен, но не сомневается, что удастся ликвидировать немецкую группу. «Он просил не предпринимать пока ни единого шага, — сказал под конец. Фонтэн. — Я его насчет этого успокоил. Теперь, Жан, ты с ним должен все обсудить в Женеве. Главное, не приведи на квартиру „хвост“, а там его люди, он сказал, будут страховать тебя».

В прихожей горело бра, но после яркого уличного света помещение казалось полутемным, а лица виделись смутно. Отворивший дверь рослый парень, отступив назад, молча смотрел на гостя.

— Вы ко мне, мсье? — Низенький толстый человек быстрыми шагами шел к Рокотову по коридору.

Леонид сказал пароль. Хозяин взмахнул короткими ручками.

— Очень, очень рад, прошу, мсье, прошу, проходите! — Толстячок крепко стиснул гостю руку и тотчас подхватил под локоть, потянув за собой. — Мы знакомы, правда, заочно, рад, очень, очень… Ваше посещение делает мне честь, прошу, прошу… — Он улыбался, блестя зубами, держась за согнутый локоть Рокотова и лукаво поглядывая снизу ему в лицо. Хозяин был импульсивен, необычайно подвижен. Его круглое, грузное тело словно каталось на маленьких ножках. Леонид улыбнулся, вспомнив слова Луи: «Действительно как бильярдный шар». Увлекаемый крепкой рукой толстяка, гость в два счета очутился в мягком кресле посреди просторной гостиной с наглухо зашторенными окнами. Бурже галантным жестом подкатил к самым его коленям сервированный столик с разной снедью и бутылками, молвив: «Прошу прощения, мсье», — и исчез, бесшумно скользнув по толстому ковру. Рокотов услыхал, как хлопнула в коридоре входная дверь, и Бурже тотчас вернулся, сияя крупными белыми зубами. «Он отпустил агента, это правильно, — с одобрением отметил Леонид. — Значит, мы одни, можно говорить свободно».

Хозяин стоял в дверях гостиной, уперев кулаки в бока, молча весело улыбался и разглядывал гостя с откровенным любопытством. Леонид тоже улыбнулся: этот толстяк нравился ему.

— О, прошу прощения, мсье, — будто спохватившись, воскликнул хозяин дома, — мы так давно не виделись, что я уже забыл ваше имя!

В самой этой шутке и в произношении слов было столько чисто французского, что Рокотов с удовольствием подыграл:

— Увы, мсье, безжалостное время не щадит нашей памяти. Но я все-таки помню свое имя и могу вам твердо сказать — меня зовут Жан Шардон, так значится и в моем паспорте.

Толстяк хлопнул себя по бедрам и захохотал. Одним махом сбросив с себя пиджак на спинку кресла, он подскочил к гостю, протягивая для рукопожатия обе руки. В белой сорочке и брюках с подтяжками он выглядел еще более круглым, чем в пиджаке.

— Превосходно! Рад, коллега, очень, очень!.. Будем знакомы: Анри Бурже. А вы, значит, Жан Шардон — как в паспорте! Рад, очень, очень…

Смех у него был легкий, приятный. Блестели плотные зубы, черные с крупными белками глаза. «Какой заразительно веселый человек»: Леонид невольно улыбался, разглядывая хозяина. Он очень походил на цыгана: черная, с блеском, копна волос, брови тоже черные, толстые, даже короткие мускулистые руки до пальцев густо заросли черным волосом. «Видно, большой любитель Бахуса и чревоугодник», — подумал Рокотов, наблюдая за подвижным толстячком с красными щечками и мясистым носом в лиловых капиллярах, который, подтянув рукава рубахи до локтей, словно катался туда и обратно по толстому ковру, что-то резал еще и размещал на столике, где уже почти не было места от обильной снеди. «Прошу прощения, мсье, — приговаривал хозяин, — еще минутку, минутку…» Ему явно доставляло удовольствие этим заниматься. А угощения были столь аппетитными, свежими и изысканными, что у Леонида выступила слюна во рту: черная икра и сардины, ломтики розовой ветчины и жареной телятины, форель в стрелках зеленого лука, маслины, дольки лимона, ноздреватый швейцарский сыр, брусок желтого сливочного масла… По военному времени царский стол!

Хлопоча над закуской и ловко откупоривая бутылки, Бурже как бы мимоходом, невзначай, задавал гостю вопросы: на каком языке мсье предпочитает разговаривать — на французском, английском или немецком, где он живет во Франции, о семье, хорошо ли устроился в отеле, заметил ли за собой «хвост» по дороге в Женеву. Отвечая, Рокотов ловил порой его косящий взгляд, быстрый и изучающий.

— Да снимайте пиджак! По-моему, тут довольно жарко. Сбросьте пиджак, галстук, вам будет удобней, прошу, мсье Жан, — вы позволите вас так называть? — Хозяин радушно улыбался, с любопытством рассматривая худощавого гостя, его смуглое продолговатое лицо с темно-карими смелыми глазами, шевелюру черных волос. — Повесьте пиджак сюда, на это кресло, вот так! Вам удобно, мсье?

— Вполне. В таких случаях говорят: как дома! — Улыбка не сходила с губ Рокотова. — Вы позволите называть вас по имени?

— Да, да, конечно, Жан! Мне будет приятно: ведь мы не только коллеги, но и друзья по борьбе, единомышленники, не так ли? Что вы курите — сигареты, сигары? Вот крепкие турецкие, превосходные, аромат бесподобный, попробуйте. Что вы будете пить, Жан? Такую встречу надо непременно вспрыснуть! Коньяк? Виски? Хотите красного бургундского? Мне привезли контрабандой из Франции полдюжины старого бургундского, я предпочитаю его любым другим винам — отменный вкус! Давайте выпьем! И надо обязательно поесть — икорка, ветчинка, советую кусочек телятины, очень нежная, свежая форель, попробуйте, только вчера выловлена, пальчики оближете, да берите же! С вашего разрешения, Жан, я положу вам это, это и вот это…

— Вы просто сирена, Анри, я уже соблазнен! — рассмеялся Леонид, оглядывая вазочки и тарелки с редкими деликатесами, которыми был заставлен весь столик.