Может быть, так и надо поступать? Как с Водой ‑ просто послать усилие и выразить волю. Надо попробовать.
Правая ладонь тяжелеет, эмитируя то, что позволяет мне управлять водой. Ее отражение отстает еще больше и чуть размывается. За мой медленно скользящей рукой по доселе гладкой ледяной грани проявляется, загибаясь гребнем, следуя за ладонью, волна. Медлительная волна ожившего Льда.
Да я прямо поэт.
Я поднимаю правую ладонь с зависшим над ней вращающимся бугристым шаром из Воды. И чуть снимаю контроль.
Комок тут же сплющивается‑размывается в фигуру, похожую на две сложенные вместе глубокие тарелки. А затем в стороны вылетают три раскручивающихся, удлиняющихся и истончающихся до толщины моего мизинца, жгута.
Сухой треск и скрип окружают меня. Снег летит со всех сторон. Сердце екает. А затем я, открыв рот, смотрю на представление.
Поднявшийся в воздух снег кружит вокруг, чтобы затем осесть на землю. Вот он только что летел в меня со всех сторон. Затем снежинки отклоняются, словно попав в поток ветра, дующий вокруг меня. А затем, вращаясь вокруг меня против часовой, медленно оседают вниз. Я стою на тонком насте. А вокруг меня ‑ тридцать сантиметров уложенного вертикально снега. А далее ‑ ветви срубленных кустарников.
Интересно, что это было? Этот вихрь...
Я просто пошел за дровишками для очага, чтобы можно было варить конину. А заодно получил еще одну загадку. Теперь, кроме Воды и Льда, надо разбираться и с этим вихрем.
Интересно, все же. Люди верят, что Лед ‑ это Вода и Ветер. Неужели, я получил Сделкой еще и эту силу?
Но не стоит распыляться. Сначала ‑ Вода и Лед. Сейчас зима. К тому же, с ними я уже начал работать. А Ветер, или что это там было, оставлю на потом.
Уже идя домой с порезанными Водой ветками за спиной, подумал, что, возможно, Ветер и не причем. Снег ‑ это и лед, и вода. Может, именно так я его взял под контроль?
Ладно, не к спеху. Есть более приоритетные задачи.
Хотя... я тут около двух недель. А уже есть этот фокус с водой. Может быть, еще через месяц доведу его до нормального уровня?
Лед медленно меняет форму. Ледяная стена, протянувшаяся от пола до крыши, идет медленными, невысокими кругами‑волнами. Точно в воду кинули камень, после чего замедлили время раз в тридцать. Отчасти красиво.
Как странно, все же. Я отчетливо помню, что лед должен быть холодным. Да и снег на улице холодит руку, если его зачерпнуть. Да и вода не греет. Однако этот лед, находящийся в доме, отличается от того, каким должен быть. Возможно, это связано с тем, что он был создан искусственно? Сойдет как одна из версий?
Версия хороша. По крайней мере, она дает сразу два приятных бонуса. Надежду на то, что я тоже научусь создавать такой лед. И объяснение, почему эта форма воды не несет с собой стылого Холода моей прошлой жизни.
Я невольно вздрагиваю. Судорога прокатывается от плеч к пальцам рук. Чуть сводит мышцы бедер. Неприятные воспоминания. Хотя мысли о той Пустоте не вызывают страха, тело все равно реагирует.
Тепло, даже жар, идущий от туловища, выгоняет неприятное ощущение в теле. Еще одна реакция тела. На этот раз на мысли об оружии, которое я смогу создавать, если научусь делать Лед. Теплое, твердое. Бесплатное. Как тепло становится где‑то в груди от этих мыслей.
Когда я выглянул на улицу, отогнув рогожу, я сам не понимал, зачем это делаю. Кажется, телу захотелось морозного и оттого кажущегося более... "свежим", воздуха. Требования тела, которое можно и побаловать в меру. Не знаю, как еще иначе охарактеризовать тот прорыв.
Как бы там ни было, покрытое белым снегом поле в этот пасмурный, хоть и светлый, день, выглядело уныло. Плоское как стол, с деревьями по периметру. Кажется, среди них мелькнула удаляющаяся от меня человеческая фигура.
Показалось, наверное. Кто будет ходить здесь зимой?
Прошла еще неделя. Ледяная глыба превратилась во вторую комнату. Последнее творение прошлого хозяина этого тела. Я не могу растопить этот лед, сделанный на грани жизни и смерти. Но изменить его форму ‑ вполне. И дом снаружи все больше покрывается ледяной коркой, теплой на ощупь, греющей меня. Теплый Лед. Я вытягиваю его из помещения, чтобы прикрыть дом снаружи. Хочу получить еще одну комнату.
Шум снаружи. Я выхожу из дома, стоящего посреди замерзших полей. Время сеять сою еще не пришло. И для этих полей, похоже, не придет еще десять лет. Некому.
У входа в дом стоят всадники и спешенные. Всего ‑ десять человек. На меня направлены самострелы. Опасно.
Я ныряю внутрь за секунду до того, как стрелы рвут занавеску у входа и впиваются в стены. Это... за мной?
Голоса... язык я, наверное, получил от Хаку. Нужно сосредоточиться, чтобы узнать слова.
‑ Заходите внутрь. Обыщем дом.
Страх. Липкий страх за свою жизнь. Я только начал жить, но мне уже понравилось. Я не хочу умирать. Ками.
Я ныряю в подпол. Скрючиваюсь в углу. Шепчу тихо‑тихо заветные слова.
‑Меня нет. Меня нет. Меня нет.
Топот ног. Шорох отлетающей циновки. Ее край царапает пол подо мной.
‑ Крысиный тайник ‑ сухо и громко говорит тот, кто, я точно знаю, среди них ‑ главный.
Люк открывается и внутрь спускаются люди. Один, другой. Четыре человека.
Они ищут меня и сгребают в кучу семейные запасы Хаку. Нет, мои запасы. Я терплю. Лишь бы они меня не заметили.
Картинка перед глазами расплывается. По щекам течет горячее. Слезы?
Страх, липкий и холодный страх. Холод снова догнал меня.
В распахнутый люк мягко спрыгивает пятый. Я вижу его, как и остальных, размыто, но его одежда ярче. Главный?
‑ Не можем найти его ‑ говорит один из пришедших ранее.
Три быстрых шага. Он делает всего три быстрых шага по погребу и выстреливает руку. И вот я болтаюсь в воздухе, удерживаемый за ворот одежды.
‑ Так вот же он. Иллюзию со страху навел. Улучшенный, мля.
Я чувствую, как нарастает мой страх, когда левой рукой усатый человек в коричневой с желтым одежде достает нож.
Я не хочу умирать! Не хочу обратно в голодную холодную тишину!
Холодно. Страшно.
И я выстреливаю свой страх и желание жить из себя. Как это сделал Хаку два дня назад.
Разжимаю пальцы держащей меня на весу руки. Не поддаются. Пытаюсь снова.
Забавно, должно быть. Впереди стена льда, из которой вылезает человеческое предплечье. Оно оканчивается кистью и пальцами, сомкнутыми на вороте моей одежды.
А если иначе? Я ведь прижат не к стене, а к углу. Упираюсь в стены ногами и вылезаю из одежды, похожей на халат. Рука, торчащая изо Льда, появившегося так вовремя, теперь сжимает висящую в воздухе тряпку.
Я зажат между землей и льдом. Лед, теплый Лед снова спас меня, поглотив всех, кто был в подвале. И я почему‑то твердо знаю ‑ он поглотил и всех, кто был в доме. Теперь я упираюсь спиной в земляную стену, а в полутора шагах от меня находится ровная ледяная стена, в которой видны смутные силуэты людей. Как в ТОЙ части дома.
За два дня я уже научился управлять им. Лед переползает мне за спину, освобождая нишу между замерзшими людьми. Я делаю шаг ‑ и Лед смыкается за спиной, освобождая еще шаг пути вперед. Я прохожу в узком проходе, огибая силуэты застывших людей. Лед отступает за мою спину, образует лестницу, ведущую наверх. Лед, спасший меня, помогает мне. Снова. И он не холодный. Он теплый. Родной.
Десять лошадей во дворе испуганно ржут. Десять силуэтов людей в новой глыбе льда. Значит, никто не сбежал. Лошади ‑ это хорошо. Мясо не портится среди льда. Я смогу дожить до конца холодов, если ко мне снова не придут эти люди.
Нож уже лежит в руке. Я подхожу к первой лошади и отвожу ее за дом. Ни к чему остальным видеть ее смерть.
Кровь стреноженных лошадей течет на землю. А затем ‑ превращается в Лед. Мне достаточно оставить одну лошадь ‑ на всякий случай. Вдруг придется ее использовать? Местные кони не привередливы. Смогу прокормить, наверное.
Девять лошадей... мяса хватит надолго. Когда я уйду отсюда, во Льду еще останутся запасы. Интересно, сколько Лед продержится, когда я уйду? Может быть, стоит подумать, как сохранить его?
