Этот ритуал аудитория хорошо знает, поэтому зал уважительно молчит, пока Перельман идет по сцене, усаживается на стул, берет в руки скрипку и начинает играть. Точно так же и в этот вечер, все, кто пришел послушать концерт, уважительно молчали, ожидая начала игры маэстро. Только в этот раз случилось непредвиденное. Как только великий скрипач взял первые аккорды, лопнула одна струна на его скрипке. Все поняли: сейчас маэстро положит скрипку на место, встанет, соберет ноги, защелкнет скобы, возьмет костыли, доковыляет до конца сцены — и будет искать другую скрипку или новую струну.

Но этого не произошло. Маэстро выждал паузу, закрыл глаза и дал сигнал дирижеру начинать. Оркестр начал с того места, на котором прервался. Музыкант играл с такой страстью, с такой мощью и ясностью, которой раньше никто не слыхал. Любой знает, что сыграть симфоническое произведение на скрипке с тремя струнами невозможно. Но этим вечером Исаак Перельман отказался знать об этом. Зрители могли видеть, как переорганизовывалась, изменялась и воссоздавалась по-новому эта пьеса в его голове. Как из нескольких неправильных звуков он создавал нужный…

Когда Перельман закончил, в зале воцарилась тишина. Потом все встали, и зал взорвался аплодисментами. Люди кричали «браво», каждый хотел выразить свой восторг.

Исаак Перельман улыбнулся, вытер пот с бровей, взмахнул смычком, чтобы в зале стихли аплодисменты, и тихо вдумчиво сказал:

— Вы знаете, иногда артист должен узнать, сколько музыки он может извлечь из того, что ему остается.

Что за мощное определение! Мне это запомнилось на долгие годы. И кто знает, быть может, это определение касается не только артистов, но и каждого из нас?

Человек, который всю жизнь готовился извлекать музыку из четырех струн, очутился посреди концерта в ситуации, когда струн стало три. И он так сыграл на этих трех струнах, что музыка стала красивее и запомнилась слушателям на всю жизнь.

Так может быть, наша задача в этом нестабильном, изменчивом, проблематичном мире — это извлекать музыку и из того, что мы имеем, и, когда это оказывается невозможным, из того, что нам остается?

На одном психологическом тренинге собрались семейные пары с проблемами в общении. Ведущий дал им задание:

— К следующей пятнице выпишите на листе бумаги пять дефектов, которые ваш муж или жена должны исправить в первую очередь и в срочном порядке.

После получения задания все пары разъехались. По дороге домой один из супругов-слушателей остановил машину, вышел, купил пять роз, вернулся и преподнес их своей жене с запиской: «Мне не приходит в голову ничего, что тебе нужно исправлять. Я люблю тебя такой, какая ты есть». Женщина расчувствовалась, расплакалась, нежно обняла своего мужа…

Пришла пятница. Женщина сохранила подаренные мужем розы в таком же состоянии и принесла их на занятия с той запиской, которую ей написал муж И когда подошла ее очередь зачитывать список дефектов, объяснила, что произошло.

Остальные супруги натянуто улыбались, пока она говорила. Им было стыдно, ведь они принесли с собой не по одному, а по нескольку листов, заполненных жалобами и колкими замечаниями, не оставшимися безответными с противоположной стороны.

Но урок запомнили все. Особенно женщина, получившая пять алых роз, женщина, у которой наверняка были свои недостатки, но теперь у нее был мощный стимул их исправить.

Что думает сын о своем отце.

В 4 года: «Мой папочка может все».

В 5 лет: «Мой папочка знает все».

В 6 лет: «Мой папа знает больше, чем твой».

В 8 лет: «Думаю, что, может быть, мой папа знает не абсолютно все».

В 10 лет: «В прошлом, когда мой папа рос, все было другое».

В 13 лет: «О, в натуре, отец ничего об этом не знает, он слишком старый для этих вещей».

В 15 лет: «Не слушай моего предка, он отстал».

В 17 лет: «Иногда я себя спрашиваю, как мой старик мог продвинуться в жизни, так плохо разбираясь в вещах».

В 21 год: «Мой старик? Боже мой, он абсолютно не в теме, он из прошлой эпохи».

В 25 лет: «Думаю, что мой папа кое-что знает. Это логично, ведь он прожил столько лет».

В 30 лет: «Может, мне посоветоваться с отцом, спросить, что он об этом думает? Все-таки у него большой опыт».

В 40 лет: «Не буду ничего делать, пока не проконсультируюсь с отцом».

В 50 лет: «Как моему отцу удавалось контролировать все это? Он такой мудрый, и у него огромный жизненный опыт».

В 55 лет: «Я бы отдал все, что угодно, за то, чтобы мой отец сейчас был вместе с нами, чтобы поговорить об этом с ним. Жаль, что я не понимал в свое время, каким мудрым он был. Я бы столькому мог у него научиться!..»

В одном небольшом поселке пастор принес с собой на воскресную службу старую птичью клетку и подвесил ее рядом с кафедрой. Прихожане вопросительно смотрели на нее. А пастор, отвечая на их безмолвный вопрос, стал говорить:

— Вчера я проходил по поселку, когда увидел одного мальчика с этой клеткой. В ней сидели три птички, дрожа от голода, холода и страха. Я остановил мальчика и спросил:

— Что у тебя тут, сын?

— Тут только несколько поганеньких птиц, — ответил он.

— И что ты думаешь с ними делать? — спросил я.

— Принесу домой и буду развлекаться с ними, — ответил мальчик. — Буду их дразнить, мешать им, пугать, выдергивать перья и заставлять драться друг с другом. Это будет сегодняшним развлечением для меня и моих друзей.

— Но ты рано или поздно устанешь от птиц. Что ты тогда с ними сделаешь?

— У меня несколько котов, — сказал мальчик. — Они любят есть птиц. Я дам им их на десерт. Они будут очень этому рады.

Я помолчал немного, а потом спросил:

— Сколько ты хочешь за них, сын?

— А? Зачем они вам? Это простые старые птицы, они не поют. Хоть бы красивые были, да и того нет.

— Сколько? — настаивал я.

Мальчик смотрел на меня, как на сумасшедшего, а потом сказал:

— Десять долларов.

Я нащупал свой кошелек и всунул в его руки десятку. За секунду мальчик исчез. Я забрал клетку, донес ее до конца улицы, где росло два раскидистых дерева, поставил клетку на землю, открыл ее и тихонечко постучал по прутьям, чтобы уговорить птиц выйти из клетки на свободу.

Это вся история о подвешенной здесь клетке. Я принес ее потому, что мне вспомнилась другая история, более известная. Как-то раз Иисус и искуситель Адама и Евы разговаривали между собой. Последний только что вернулся из Эдемского сада и был в хорошем расположении:

— Только что поймал целый мир людей там, внизу. Я поставил им ловушку с наживкой, я знал, что они не смогут устоять. Они поймались! Все.

— И что ты будешь с ними делать? — спросил Иисус.

Его оппонент ответил:

— Я буду развлекаться! Буду впаривать им любые иллюзии, чтобы они думали, что они могущественные и мудрые. Закончат, разругавшись друг с другом. Даже любящие пары разведутся. Даже хорошие вещи, которые они придумали, их же и погубят: секс и деньги. Эти людишки, которых ты так любишь, станут алкоголиками и наркоманами. Я их научу, как изобрести оружие, и они уничтожат друг друга… Вот повеселюсь!

— И что ты с ними сделаешь, когда устанешь?

— О, поубиваю!

— Сколько ты хочешь за них? — спросил Иисус.

— Сколько? Всего лишь твоя жизнь до последней капли крови.

— Договорились, — сказал Иисус.

С этими словами пастор снял клетку, открыл двери и вышел из церкви.

Одна девушка попросила священника прийти к ней домой, помолиться о здоровье ее тяжелобольного отца. Когда священник зашел в комнату больного, он увидел его, лежащим на кровати. Голову мужчины поддерживали подушки, рядом с кроватью стоял стул. Священник подумал, что к его приходу готовились.

— Вы меня ожидали? — спросил священник.

— Нет, а кто вы? — спросил больной.

— Я — священник. Ваша дочь пригласила меня помолиться с вами о здоровье. Когда я увидел пустой стул рядом с вашей кроватью, предположил, что вы знали о том, что я приду навестить вас.