Как вспоминал Борис Терентьевич Бацанов, начальник секретариата Председателя Совмина СССР, уже будучи тяжело больным, Косыгин вынашивал идею о том, чтобы вдохнуть новую жизнь в деформированные остатки кооперации в Советском Союзе. Он часто бывал за границей, пытливый взгляд его примечал не только высокую организацию крупного производства, быстрый научно-технический прогресс, но и всепроникающую сферу услуг, доступность ее простому человеку, который может хорошо отдохнуть не только по профсоюзной путевке раз в год, но и просто расслабиться за кружкой пива в уютной и дешевой пивной или придорожном кафе. А наш унылый и неопрятный общепит навевал на него воспоминания о работе в сибирской кооперации в годы нэпа. Он часто рассказывал, как хорошо и сытно кормили в придорожных трактирах на Ленском тракте, как чисто и уютно было на постоялых дворах. Одно удовольствие проехать на перекладных несколько сотен километров… Он вспоминал об этом с какой-то ностальгией, ведь это было тоже при советской власти, было, но ушло.

Уже в больнице, в 1980 году, он дал поручение председателю правления Центросоюза Смирнову подготовить предложения о расширении и перестройке деятельности потребительской кооперации, в руках которой находилось до 40 % розничного товарооборота в стране. Суть его замысла состояла в том, чтобы на кооперативных началах коренным образом (он говорил: «до европейских стандартов») — поднять качество торгового и бытового обслуживания не только сельского, но и городского населения. Он стал перечитывать ленинские работы о кооперации, выделяя в них мысль о ней как имманентном элементе социализма, а также то, что «…кооперация в наших условиях сплошь и рядом совершенно совпадает с социализмом».

К сожалению, по-настоящему заняться этим делом Косыгин уже не успел. А его преемник Тихонов был настроен на другой лад и уж совсем не собирался начинать свое премьерство с «реформаторских» инициатив.

В начале 1930 года Сибкрайсоюз получил депешу из Москвы. В ней говорилось, что краю выделяется три места на «факультете потребительской кооперации при институте имени Рыкова». Фракция ВКП(б) Сибкрайсоюза приняла такое решение:

«1. Послать одного батрака, поручить подобрать грамотного. 2. На оставшиеся два места выдвинуть А. Косыгина и В. Пузакова».

Из автобиографии А. Н. Косыгина:

Тринадцать, вопреки расхожим представлениям, Косыгин считал счастливым числом. Именно тринадцатого января 1936 года приказом по Ленинградскому текстильному институту имени С. М. Кирова ему было присвоено звание инженера-технолога. «Косыгин. Оценка за проект 5, защита 5, итог 5» — написано в документе, которым гордится музей Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна, так называется теперь косыгинский вуз. Справа от входа мемориальная доска с бюстом Косыгина напоминает о том, что в тридцатые годы XX века в этих стенах учился будущий Председатель Совета Министров СССР. Тогда вуз в духе времени называли комбинатом; он объединял институт, техникум и рабфак.

Нынешнему молодому читателю, больше наслышанному о коммерческих факультетах, слово «рабфак» мало что говорит. Поэтому напомню. Перед Октябрьской революцией один студент приходился на 20 дворян и на несколько десятков тысяч рабочих. Крестьянских детей во всех вузах России числилось 2850. Стоит повторить прописью: две тысячи восемьсот пятьдесят человек. Вскоре после революции Совнарком принял постановление о рабфаках. «Основной задачей рабочих факультетов, — говорилось там, — является широкое вовлечение пролетарских и крестьянских масс в стены высшей школы». Первый рабфак открылся в Москве второго февраля 1919 года. Рабфаковцами стали 985 молодых рабочих Замоскворечья. Им прислал теплую телеграмму Тимирязев, поздравил с открытием «первого свободного рабочего факультета, бывшего моей мечтой в течение долгих лет». К началу 30-х годов в стране действовало 1025 рабочих факультетов. За двадцать лет своего существования рабочие факультеты подготовили для учебы в вузах около миллиона будущих «красных специалистов». Одним из них был и Алеша Косыгин. Кстати, к рабфакам имел самое прямое отношение и брат Косыгина Павел. Во второй половине тридцатых годов он был директором рабфака Красногвардейского района Ленинграда.

…В большом кабинете ректора Университета технологии и дизайна мое внимание привлекли два портрета. С противоположных стен внимательно смотрели друг на друга Алексей Николаевич Косыгин и незнакомый мне господин в аксельбантах. Явление Косыгина здесь понятно. А кто второй?

— Это граф Канкрин, крестный отец нашего института, — ответил Виктор Егорович Романов, сам выпускник текстильного, который окончил в 1963-м, был младшим научным сотрудником, зав. кафедрой, деканом и проректором. В 2002 году его, доктора технических наук, заслуженного деятеля науки и техники РФ, избрали ректором в четвертый раз.

— Но текстильный был образован в 1930 году, через много лет после кончины Егора Францевича, — продемонстрировал я свою осведомленность. — А графа, как мне помнится, называли реакционным государственным деятелем, ревностным слугой самодержавия.

— В 1930-м Прикладной технологический институт, основанный за сто лет до этого по предложению министра финансов России Канкрина, разделился на два самостоятельных вуза, — ответил ректор. — Технологический, техноложку, как говорят в Питере, она осталась на прежнем месте, и Текстильный. Наш институт начал новый отсчет. Граф Канкрин и император Николай I считали создание «Практического технологического института», как говорилось в царском указе, «благом для империи нашей», необходимым «для развития мануфактурного производства».

Да, соседство двух государственных деятелей XIX и XX веков в кабинете ректора XXI века вполне оправданно. Портрет Косыгина здесь — не только дань уважения талантливому выпускнику. Всю свою жизнь Алексей Николаевич деятельно заботился о развитии «мануфактурного производства», реального сектора экономики, как сказали бы сейчас, о кадрах индустрии, науки. Об этом знали, конечно, не только в текстильном институте, но примечательно обращение к Косыгину именно из этого вуза. И когда! В феврале 1942 года, во время блокады.

«Уважаемый Алексей Николаевич!

К Вам обращается с просьбой о помощи бывший преподаватель Ленинградского текстильного института имени С. М. Кирова Е. А. Самков. В течение 10 лет в свободное время я работал над проблемой комплексного использования льносоломы. Принципиально эта проблема решена. Предполагая в ближайшее время эвакуироваться из Ленинграда, я прошу Вас помочь мне устроиться на лабораторно-преподавательскую работу с тем, чтобы в свободное время продолжать свои исследования, имеющие, на мой взгляд, большое хозяйственное значение. Без лабораторной базы работать же нельзя…»

На этом письме, оригинал которого хранится в бумагах секретариата А. Н. Косыгина в Государственном архиве РФ, есть пометка: «В Ленинград сообщено через Горчакова. А. К.» Горчаков — начальник секретариата Косыгина, работал с Алексеем Николаевичем и во время войны, и много лет после — до трагической гибели в автокатастрофе. Помощь была оказана, и профессор Самков продолжил свои исследования. Но военные годы еще впереди. А пока студент Косыгин, втиснувшись в трамвай, неторопливо погромыхивающий к Невскому, поглядывает на часы: не опоздать бы на первую пару.

Какими были его студенческие годы? Какой след оставили в душе? Воспоминания друзей, коллег в основном связаны с военными и послевоенными годами, когда Алексей Николаевич вышел на большую орбиту. А где найти свидетельства о Косыгине-студенте? Заглянем в архивы, перелистаем страницы институтской газеты «Основа». Этим термином ткацкого производства были названы несколько изданий, и потому нужную мне «Основу» не сразу нашли даже в отделе газет Российской национальной библиотеки в Петербурге, где о периодической печати знают все.