— Добрый вечер, сударыня, — раздается голос рядом.
Я лежу на животе, где-то витая мыслями, и, повернувшись, впервые замечаю обладателя голоса: это молодой стюард. Видно, Капитан велел ему сторожить бассейн.
Встав, отвечаю: «Добрый вечер. Какая луна!»
Недоверчиво посмотрев на меня, он соглашается: «Да, луна, сударыня».
Демонстрирую ему пустые руки: «Смотрите, у меня при себе нет ни одного подозрительного предмета. Я невиновна».
Молодой стюард тут же краснеет. Я весело добавляю: «А вам все-таки доброго вечера. Надеюсь, сегодня ночью вам удастся схватить дерзкого преступника».
По пути в каюту я все еще смеюсь. Давно так не веселилась.
Сажусь в кресло, беру в руки «Комнату Иакова». Правда, в следующий миг выясняется, что сегодня ночью развлеклась не я одна. Девочка с хохотом вбегает ко мне и бросается в кресло напротив меня.
Вытирая с глаз слезы, она продолжает хохотать: «Ты испортила… Ты испортила всем вечер! Капитан… Капитан…»
Не в состоянии договорить, она продолжает заливаться смехом, чуть постанывая и подпрыгивая на кресле. Не удержавшись, смеюсь вместе с ней. Известно же, что смех — заразителен, особенно искренний и в самых неподходящих случаях.
Через несколько минут она, уже устав смеяться и прижав руки к заболевшему от смеха животу, говорит: «Ах, что же ты наделала!» И опять смеется.
— И что же я такого наделала?
Успокоившись и переведя дыхание, она говорит:
«Ты, говорят, исписала стены бассейна отвратительными словами, опозорив нашего Капитана. Пачкать стены храма! Унизить благороднейшее из сердец! Как ты могла?»
— Господи, он и за столом нес свой бред? Нет, такой человек не может быть капитаном — он же сумасшедший!
— Еще как нес! Сначала я решила, что он выпил. Но видела бы ты лица Парвати Норан и других дурней! Видела бы ты их лица!!!
— Могу себе представить, — говорю я. — Ему, бедному, не хватает ни ума, ни смелости. Он страдает от комплексов, вот и выдумывает невесть что. Просто шизофреник. А еще грубый, потому что сумасшедший.
— И все-таки я кое-чего не понимаю. Зачем ты все же исписала стены бассейна?
Она ничего не помнит. Ну и пусть не помнит.
— Для Капитана каждый уголок корабля — храм, — говорю я. — Каждый его поступок это доказывает. И все, что во вред его храму, считается грехом. Я давно заметила, что он человек неуравновешенный, меня еще в первый вечер взбесили его монологи, и я решила над ним подшутить…
— Понятно, — нетерпеливо перебивает она. — Но ты же догадывалась, какой будет его реакция? И как ты все провернула?
Начинаю говорить медленно, чтобы успеть придумать правдоподобный рассказ. Потом внезапно все складывается.
— Смотри, — говорю я. — Когда я ушла от тебя, мне совершенно не хотелось спать. Решила прогуляться по кораблю. Смотрю — из бассейна спустили воду. И мне вдруг ужасно захотелось написать что-нибудь на его стенках. Когда я писала все это, то смеялась, представляя, как шокированы все будут утром, когда это увидят.
Подняв бровь (совсем как Мэри Джейн), она замечает:
— Ты стырила у меня баллончик с краской.
— Ага. Увидев пустой бассейн, я вернулась к тебе в каюту и взяла его. А ты спала себе крепким сном.
— Ну и что ты написала?
Направляюсь маленькому столику, чтобы она не увидела выражения моего лица — врать я совершенно не умею. Выдаю первое, что приходит мне в голову:
— Я написала «СМЕРТЬ МИККИ-МАУСУ».
— Ты написала это на всех стенах?
— Нет-нет. На одной стенке я написала «СМЕРТЬ МИННИ-МАУС». А на дне бассейна…
Тут мне вспоминаются слова героя какого-то детектива: «Сообщай как можно меньше, чтобы снизить до минимума возможность быть пойманной на вранье». И я умолкаю.
Она ничего не замечает.
— Очень смешно рассказываешь, — хихикает она. — Я тобой горжусь. Горжусь тем, что путешествую с самым смелым пассажиром на всем корабле. Госпожа Тамара — самая умная женщина на свете, раз она взяла тебя мне. Когда я злилась на нее за то, что они никак не могут найти мне компаньонку, она сказала мне: «Не беспокойся, обязательно появится именно такой человек, который тебе нужен. Не стоит поддаваться панике. Твоя компаньонка сама найдет нас».
Я тихо говорю:
— И вот ваша компаньонка перед вашим величеством!
Моя крохотная утлая лодчонка сейчас в крайне опасных водах. Тут можно запросто утонуть. Поскорее меняю тему:
— Скажи, пожалуйста, разве Парвати Норан со своим другом ехали не до Афин? Они же собирались в Афинах сойти!
Она улыбается:
— Ты, конечно, ждешь не дождешься, когда они свалят, но тебе не повезло! Выражаясь словами томной Норан, они решили продолжать путешествие, так как еще не насладились в полной мере путешествием на этом дивном корабле, с этими дивными пассажирами (кроме тех, конечно, которые испачкали бассейн) и с этим необыкновенным Капитаном. Ой, а еще ты сегодня упустила одного мужчину. Вот кто был настоящей звездой вечера!
— И кто же это?
— Некто Дональд Карр. Тридцатипятилетний писатель из Америки. Его книга вышла в прошлом году и сразу же стала бестселлером. Ему бы извлечь из этого хороший доход и хороший урок да бросить все это — так нет же! Теперь он пишет второй шедевр. По прогнозам, книга тоже будет хорошо продаваться. Пишет что-то такое, как и все сейчас. Ну, знаешь, книга бывает успешна года три, в ней все, что нужно, — эротика там, ритм, примеры из повседневной жизни…
— Послушай, откуда ты все это знаешь? Ты что, уже читала?
Но ее детскую уверенность не сбить ничем:
— Я читала отрывки из его книги в одном журнале. Еще видела несколько пустых критических статей, где книгу превозносили до небес, хотя превозносить там нечего. Мне нравятся писатели, которые ранят человеческую душу.
— Например?
— Например, Федор Михайлович Достоевский.
— В его книгах текут все мутные реки нашего подземного мира — нашей темной и бездонной души, — задумчиво говорю я. — Но он не чурается крови. Ведь своим героям он, по сути, вскрывает грудную клетку — чтобы небрежно швырнуть и их душу, и сердце к себе на страницы.
— Как ты красиво выразилась! — радуется она. — Я хотела сказать то же самое, только у меня не получалось сформулировать. Знаешь, мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
— На самом деле, это ты хорошо говоришь, — краснею и смущаюсь я. — Тебе двенадцать лет, а рассуждаешь ты как взрослая. Я все время забываю о том, что ты ребенок. Мне иногда кажется, что в тебе живет мудрый всевидящий древний старец. Ты меня постоянно поражаешь.
— Это звезды мне тебя послали, — радостно бросается она мне на шею, осыпая мне веки, виски, щеки поцелуями. — Знаешь, что я придумала? Игру! Потрясающую игру для нас с тобой! Называется «Путешествия в подземный мир»! Обойдем с тобой наш подземный мир. Вытащим все, что до сегодняшнего дня не хотели видеть, нырнем на самую глубину, как ныряльщики за жемчугом. Расскажем друг другу все наши мечты, все наши сны. Все детские воспоминания, все раны, о которых мы вроде бы забыли… А когда нам будет страшно рассказывать, глядя в глаза друг другу, мы будем писать друг другу письма. В заголовке будем писать «Вести из подполья». И в письме напишем все, что получится и что захочется. Согласна? А?
Говоря это, она ворошит своими красивыми руками с тонкими пальцами мои волосы. Мне не хочется, чтобы она убирала руки. У меня на сердце будто идет прекрасный теплый летний дождь. Слабым голосом отвечаю: «Как хочешь».
Как только я произношу эти слова, что-то меняется. Я чувствую, что те тысячи теплых рек, омывших мне душу, внезапно пересохли. Как хочешь. Все только так, как хочешь ты.
Осторожно отстранив ее, встаю с кресла.
— Ну и что еще такого произошло вечером?
Она тоже вскакивает и внезапно похолодевшим голосом говорит:
— Да больше ничего особенного.
А потом, смахнув со лба треугольную челку, как ни в чем не бывало продолжает:
— Этот тип влюбил в себя всех женщин за столом. Видела бы ты нашу ледяную принцессу Мэри Джейн! Под взглядом этого парня она таяла, как статуя из сливочного масла. Не растерялась одна Парвати Норан. Вовсю проявила свою божественную сущность и победила. Дональд Карр весь вечер не сводил с нее глаз.
