- Юра, ты? Заходи, заходи, - и глаза светятся, как будто отца родного встретил.

  - Здравствуй, Федя, - обнялись.

  А он мне и говорит:

  - Не Федя я больше, а...

  - Стой! Я к брату друга пришел, а не к попу!

  - Что ж ты так, сын мой!

  - Федя, я сейчас уйду!

  - Нет, нет, Юра. Не уходи, прошу тебя.

  Ох, хлопчики, дела то какие... Оказывается: стал Федька офицером-то! Стал. Даже повоевать успел не слабо. До старлея дослужился! А тут Сашку убили: моего друга, его брата. Капитаном был. Так же, как и Федька, и мы все - десантником. На последней гранате подорвался, чтоб в плен не попасть...

  Степаныч, резким движением вытер слезы, и, выбросив окурок, зло продолжил:

  - А я даже не знал! Так плохо мне стало, как будто предал его... Ну, а Федька после этого ушел из армии и отправился грехи замаливать, за себя и за брата! Какие грехи, хлопцы? Он же солдатом был, а не убивцем каким! И погиб, как герой...

  В общем: собрался Федя блокпосты объехать, солдатиков навестить. Наш-то командир уперся, не хотел пускать. Хороший он мужик, правильный - понимал, что не дело это... Вот только: Федька, упрямый оказался - убедил. Ну вот, а меня и еще пару бойцов в сопровождение отправили. Я если честно: сам попросился, ну а командир, не отказал.

  Говорит мне:

  - Ты присмотри там за ним. Хороший мужик - жалко, если что случится.

  В этот момент: Степаныч замер на некоторое время, вспоминая, и продолжил:

  - Случилось, хлопчики, случилось... Приехали на блокпост. Все собрались послушать проповедь. Эх, хорошо, все-таки Федька говорил - душевно... Вот только закончить ему не дали. Сук-ки!!! Выбрали же момент! Я бойцов с Федькой оставил, а сам автомат в зубы и помогать...

  Степаныч уронив голову на грудь замолчал. Мы, с парнями, затаив дыхание, ждали. И вот наконец-то, словно очнувшись, наш Дед продолжил прерванное повествование:

  - Сзади обошли, а там только Федька и мои парни... Серегу сразу наповал. Молодой совсем, девятнадцать еще не стукнуло - мальчишка. Федьку в живот пнули, он и упал, убивать почему-то не стали, а на Кирюху уже двое навалились. Даже выстрелить не успел, прижали к земле, и уже почти нож в живот воткнули. Но тут Федька подскочил и в руку вцепился, тянет на себя, не пускает. Шакал этот, нож из руки выпустил, второй подхватил и в бок ему. Потом оттолкнул, тот прям на Серегу и упал, а бандит Кирилла в живот...

  Тут-то Федя и подхватил "калаш"... Вспомнил, что офицером был. Завалил этих двух. Тут-то мы и услыхали, что сзади творится, бросились на помощь. А там уже и гранаты в ход пошли...

  А Федька лежит, рану на боку прижал и плачет. Я к нему:

  - Феденька, держись скоро подмога придет!

  А он, смотрит на меня зелеными глазами и плачет. Думал от боли, ан нет:

  - Прости меня, Юра!

  - За что же, Феденька?

  А он поворачивает голову к куче трупов и говорит:

  - Отрока не сберег... Долго я в себе старлея задавить пытался, а виж зря. Не сберег, грех на мне.

  - Так тебе же нельзя оружие в руки брать!!!

  - Ну и пусть, умер бы офицером... Грех на мне!!!

  А я и не знаю, что сказать, хлопцы! Взглядом только вокруг шарю, лишь бы в глаза ему не смотреть... Вдруг вижу, рука шевелится, под двумя трупами! Я туда. Кирюха, дурилка картонная - живой! Нож по обойме в разгрузке скользнул. Вот глубоко и не вошел, он то мне и рассказал потом, что произошло... Я к Федьке:

  - Жив, - кричу, - Кирюха жив!

  А он так счастливо улыбнулся:

  - Есть Бог на свете, есть!

  И тут как шандарахнет. Меня на землю швырнуло, в глазах туман, в ушах звон, боль во всем теле... И вот уже теряя сознание, увидел Федю. Он полз ко мне - окровавленный, в изодранной рясе. Полз, загребая одной рукой, а потом замер на миг и рухнул лицом в землю.

  В себя я пришел только в госпитале. Сразу скажу, Кирилл остался жив, его трупы спасли, которыми он был завален, почти все осколки им достались. А вот Федька погиб - как офицер погиб, как настоящий десантник, а не, как фанатик - которого из него сделали. За други своя, жизнь отдал!

  Степаныч, закрыв лицо руками, глухо произнес:

  - А у меня не хватило сил, даже на могилку съездить, матери в глаза посмотреть. Не смог я... Виноват перед ней... Мне как сказали, что Федька умер, так я и попросился, чтоб перевели меня куда подальше. Сломался я. Если бы не встретил тогда, парнишку одного, с такой же пустотой в душе, так, наверное, и не оправился никогда... Спасибо Руслану, к жизни меня вернул...

  - Какому Руслану, - не выдержал и так долго молчавший Балагур, - не уж-то нашему?

  - Нашему, нашему, - неожиданно лицо Степаныча озарила добрая улыбка. - Какому, же еще! - и хлопнув себя по ногам, скомандовал: - Ладно, хлопцы, берите "лавочку", и айда в казарму... Буду вам чаек на завтра варить. Пьеро, поможешь? Вот и хорошо!

  Встали с бревна, все еще пришибленные рассказом Степаныча, и поплелись отдыхать... Ну, по крайней мере, была такая надежда. Кстати: весьма вовремя, из-за угла показалась целая демонстрация, во главе которой вышагивал приезжий поп.

  А мы что? Мы ничего! Бревно тащим - стало быть, делом заняты. Рогожин то не всегда рядом, а так, ни у одного офицера язык не повернется остановить и попытаться озадачить. Это чужих касается, местные и так цепляться не будут.

  И вдруг из-за наших спин раздается громовой бас:

  - Юра? Юра!!! Иванов!!!

  Мы аж притормозили. Интересно ведь, кому это наш Дед так понадобился? Возле столовки, от которой мы так и не успели отбежать, стоял здоровенный, бородатый мужик в рясе. Наверное, это и есть приезжий поп - отец Евлампий. И раскинув руки вешал:

  - Юрка! Живой! Я ведь похоронил тебя давно!

  А наш Степаныч, бледный, с белыми губами шептал:

  - Федя, живой, живой!

  Вот кто бы сомневался? Только не я. Плавать мы на следующий день не пошли, "чаек" то варить не кому. Степаныч, естественно, завис со своим нашедшимся другом, и капитан, традиционно, гонял нас - в искусстве убивать себе подобных...

  Вот почему, все люди как люди, а я в спарринге постоянно с командиром? Нет, мое самолюбие, конечно, весьма на высоте от осознания того, что Рогожин считает, что для меня нет противников среди парней... Вот только, он с завидной регулярностью загоняет это самое самолюбие под плинтус, и оно тихонько там поскуливает! Вот может быть с Пеплом потягаться? Он парень резкий, всю жизнь единоборствами занимается. А, бесполезно - не разрешит, капитан меня только с Сашкой выпускает - на ножах. А без оружия - фиг. Хотя да! Прав командир, прав! Не то чтоб я совсем круче всех, парни то у нас резвые и настучать в ответку могут, но... Как сказал Рогожин, пару недель назад:

  - Еще месяц и будешь тренироваться с парнями, а пока ешь землю.

  - Ну, Руслан, сколько можно по морде получать?

  - А-а-а! Легкие победы любишь? Ясно, ясно...

  - Да что тебе ясно-то? Я понимаю, ты бы какие-нибудь приемы новые показывал, а так просто возишь меня по земле... Парни ржут, я так совсем авторитет потеряю! Что тогда? А так пусть и с ответкой, но постоянно напоминаю что сильней!

  - Ты с Лаки спаррингуешь - на ножах.

  - Вот именно. Я ему в половине случаев проигрываю! И что получается? Что я совсем ослаб?

  - Дурак ты, а не Мажор. С ними ты на месте стоять будешь, а против меня все время растешь! Потерпи, нужно создать зазор между вами... Стисни зубы и старайся! Давай так, как только свалишь меня с ног или синяк там поставишь - сразу же ставлю на спарринги... На пол тренировки, а потом снова со мной.

  - Ты прикалываешься? Где ты, а где я?

  - Ну, значит, жри землю!

  - Злой ты.

  - Сам дурак. Я из тебя бойца сделаю. Ну, или покалечу!

  - От спасибо, от это удружил!

  - Да, пожалуйста, обращайся.