Ныла рука, и Маше приходилось всё сильнее сжимать зубы, чтобы не пошевелиться. Кольцо даже не думало качаться.

— Иду я, иду, — буркнула она, наконец, запихивая цепочку поглубже в карман. — Только вернусь за сумкой, подожди секунду.

Сабрина теребила веточку ракитника и смотрела вдаль совершенно отсутствующим взглядом. Почувствовав за спиной шаги Маши, она уцепилась за ветку сильнее и быстро выбралась вверх по крутому склону. Маше на этом подъёме пришлось сложнее — вверху она остановилась, чтобы отдышаться и поправить расстегнувшуюся куртку.

— Как-то ты быстро согласилась. — Сабрина не обернулась, но её напряжённые интонации выдавали её с головой: ей самой происходящее нравилось ещё меньше, чем Маше.

— Да, а куда мне деться, — усмехнулась она. В кармане Маша нашла и сжала кольцо влажной ладонью: не хватало ещё его потерять. — Всё равно я одна никуда не дойду, а переубеждать тебя — ещё одно бессмысленное занятие.

…Я сидела на бревне боком — так пламя не обжигало лицо раскалённым дыханием. Все три бревна вокруг костра были заняты, и даже та лавка, которую поставили с четвёртой стороны, так, чтобы получился правильный квадрат. И, хоть лиц одногруппников разглядеть было нельзя, я знала, что все они — очень серьёзные и сосредоточенные.

— И вот какая вышла история… — продолжил Лев, прокашлявшись, как заправский оратор. — Жила она на самой окраине деревни, одна. Её считали странной, потому что она никогда даже с соседями не разговаривала, а местные мальчишки болтали, что ночью из окна её дома идёт странные зеленоватый свет, и не спит она ночами, а читает что-то нараспев. Что-то на непонятном языке.

Я невольно передёрнула плечами. Невзрачная, в общем-то, страшилка переливалась новыми красками, когда за спиной шумел ночной лес, а в лицо жаром дышал костёр. В окнах стационара играли отблески пламени, и в первую минуту, когда она их заметила, я долго вглядывалась в темные стёкла, сдерживая дыхание и желание ткнуть сидящую рядом Сабрину локтем в бок.

— Однажды случилось вот что.

Он замер на полуслове, глядя в темноту между деревьями. Все, кто сидел рядом со Львом, тоже начали нервно оглядываться и переспрашивать друг у друга, что случилось. Но тут он усмехнулся произведённому эффекту и продолжил:

— У кого-то из деревенских ночью загорелся дом. Дома, конечно, были деревянные, горели хорошо. Пока успели потушить — уже от целой улицы только головешки и остались. Несколько человек погибло, кто-то просто остался без крыши над головой. Ясное дело, во всём обвинили ведьму… И решили наказать её за всё.

Едва слышно рядом со мной фыркнула Сабрина. Она-то предпочитала не являться на такие сборища, но сегодня я вытащила её из дома за локоть, потому что когда она под боком, мне всегда спокойнее. Потому Сабрина сидела и фыркала, истории её ничуть не пугали и тем более не интересовали, просто предел её терпения ещё не был исчерпан, чтобы она начала высказывать это в открытую.

— Вечером следующего дня они всей деревней явились на окраину. Ведьма пыталась сопротивляться, но сил у неё было маловато. Когда она поняла, что соседи настроены весьма серьёзно, она убила заклинаниями пару человек, но это только разозлило всех ещё больше, а на что-то большее её и не хватило.

Он замолчал, отпивая из пластиковой бутылки, чтобы смочить пересохшее горло. Я попыталась повернуться к костру, но ветер всё ещё был в мою сторону, и лицо обдало жаром. Я снова повернулась боком, а так приходилось смотреть на замерший в ночной тишине лес.

— Они её убили, не особо задумываясь. Ну, зарубили топором. Хотели того… голову отрубить, а она начала дёргаться. В общем, средневековье. Только вот ничего хорошего не вышло. Ведьма прокляла деревню, и с тех пор она начала медленно вымирать. Сначала никак не могли восстановить сгоревшие дома — то загорятся сами по себе, то дождь пойдёт. Потом начали болеть и умирать люди. Конечно, сначала всё считали совпадением, но шло время… сначала на деревню обрушилась эпидемия мышиной лихорадки, потом ещё какая-то гадость. Те, кто был поумнее, уехали, куда глаза глядят. Постепенно деревню забросили, а дома начали разрушаться. Лес наступал очень быстро. Теперь там осталось очень мало напоминаний о деревне. В общем, что я вам тут рассказываю, скоро всё сами увидим.

Он замолчал, наслаждаясь восторженной тишиной, в которой только лес шептал старинные заклинания. Первой очнулась Сабрина — её терпение, кажется, подошло к концу.

— Ну и чушь, — буркнула она, не особенно заботясь о том, кто её слышит, а кто — нет. — Ты хоть думал, что вообще рассказываешь? Куча нестыковок. Ох, ладно, хорошо, я молчу, ведь вы все так обожаете глупые сказки.

— Главный скептик проснулся, — хохотнул кто-то с противоположной стороны костра. Наверное, Рауль.

Она отвернулась. Я открыла было рот, чтобы как-нибудь сгладить неловкую ситуацию, но Тая спохватилась первая.

— Ну-ну, — хмыкнула она. — Ты, конечно, знаешь, как всё было на самом деле, леди Круглая Отличница.

— Я могу только предполагать, так же, как и вы все, — веско вставила Сабрина, даже не оборачиваясь к ней. — И, между прочим, немного пользоваться своей головой. И лично я не вижу в этой истории никакой мистики.

Я только вздохнула — ссора нарастала, как пыльный комок под кроватью. Тая и Сабрина не то, что не переносили друг друга, у них друг на друга была чуть ли не аллергия — вплоть до красной сыпи и нервного заикания.

— Тогда давай, расскажи, что у тебя там, в голове!

— Ради Вселенского разума. — Сабрина села к ним так, чтобы быть вполоборота, и половина её лица освещалась янтарным, неровным пламенем. — Скорее всего, эта женщина была магом. Жила она в каком-то захолустье, из этого можно сделать вывод, что, скорее всего, она скрывалась. Может быть, сбежала из своего мира в наш. Ну, видно, в захолустьях слухи о магах как раз ходили не очень приятные, не удивительно, что её решили убить. А потом, вероятно, магичку начали искать, вот все и перепугались. Разбежались кто куда.

Наступила тишина, ещё более глубокая и задумчивая, чем после рассказа Льва. Я ждала продолжения спора, но с облегчением услышала, как хлопает входная дверь и как звучат шаги Горгульи по деревянному крыльцу. Она собиралась нас гонять — и в первый раз я обрадовалась этому.

Маша порядком выдохлась уже к полудню. Идти пришлось вдоль Болотинки, и потерять петляющую речку из виду было подобно смерти, вот они и старались держаться как можно ближе к берегу, но продираться сквозь густые заросли — то ещё развлечение.

Журчание слышалось справа, и иногда под ноги попадался крутой и скользкий глинистый берег. Тогда Маша забирала чуть влево, но всё равно то и дело оглядывалась: не осталась ли речка слишком далеко. Узкая, шага три в самом широком месте, она была глубокой и холодной даже на вид. Тёмная вода несла щепки и листья так быстро, что за ними невозможно было уследить.

— Слушай, по-моему, пора сделать привал, — чуть громче, чем нужно, предложила Маша Сабрине, идущей недалеко впереди.

Та на ходу обернулась. Прядь волос, выбившаяся из-под резинки, прилипла к щеке. Сабрина заправила её за ухо и сказала, как будто бы и не слышала слов Маши:

— Нужно перебраться на ту сторону реки, иначе нам придётся делать огромный крюк.

Маша отодвинула ветки ракитника, заполонившего тут всё, и грустно посмотрела на речку. Перебираться… как, интересно?

Но Сабрина уже нашла ответ на этот вопрос. Она вышла к берегу, и когда Маша последовала за ней, она увидела липу, ствол которой был переброшен между берегами. Дерево, толщиной ровно такое, чтобы можно было поставить на него ногу — и всё, тёмноё и, наверняка, скользкое. И без веток. Неужели те, кто делал мост на скорую руку, не могли найти дерево потолще?

Маша подошла ближе и пнула ствол. Он оказался крепким, куда крепче, чем можно было ожидать.

— Я по нему не полезу, — сообщила она тем не менее. Бурлящая и исходящая белой пеной вода внизу показалась ей ещё темнее и ещё холоднее, чем за минуту до этого.