Когда она выходила из комнаты, привычно пригибаясь, чтобы не стукнуться головой о дверной косяк, Тая с Венкой усаживались составлять список дежурств на следующую неделю, а Сабрина всё так же меланхолично перекладывала вещи, собирая сумку к завтрашнему походу.

Рауля, Ника и Мартимера Маша нашла за домом, где три бревна и одна шатающаяся лавочка образовывали ровный квадрат, в центре которого чернели остатки костра. Рассеянный листвой свет заходящего солнца ещё плясал на травинках, но к вечеру в лесу становилось прохладно, чем и пользовались комары. Едва успевая отмахиваться от лезущих прямо в лицо насекомых, Маша пробралась к ближнему бревну.

— Чего такие хмурые сидите?

— Да вот. — Ник оторвался он колоска, который разрывал на мелкие части. — Думаем, кому из нас идти с Лялей.

Приказ делиться на пары был вовсе не прихотью Горгульи. Так гласили правила полевой практики, так было заведено, что курсантов не отпускали в одиночестве расхаживать по этому участку заповедника, где энергетические аномалии встречались едва ли не чаще, чем маги в городе.

— Из всех нормальных людей ты одна умеешь с ней общаться, — хмыкнул Рауль. — Объясни, как ты это делаешь?

— Я умею? Вот уж не сказала бы. — Ещё обиженная за утренний розыгрыш, Маша поморщилась.

Комары грызли даже сквозь плотные камуфляжные брюки, и чем ниже клонилось солнце, тем невыносимее становилось постоянное комариное гудение в ушах.

— Наверное, придётся мне с ней пойти, — вздохнул Мартимер, когда Маша пришлёпнула у себя на шее сразу троих раскормившихся на курсантской крови насекомых. — Это же всего на семь дней…

Но по его тяжёлому вздоху стало понятно, что собственный аргумент вряд ли на него подействовал. Оглядывая задумчивые лица приятелей, Маша решилась на сложный шаг. Она растёрла между пальцами кровь, оставшуюся от комарья, и сказала:

— Ну, давайте я возьму Лялю на себя? Я, по крайней мере, знаю, чего от неё ожидать. Тогда кому-то из вас придётся идти с Сабриной.

Рауль поднял на неё взгляд и фыркнул.

— Не выдумывай. Ты всё-таки эээ… дама. Мы же не можем тебя так подставлять.

В стороне хлопнула дверь стационара, зашуршала под чьими-то ногами высокая трава. На тропинку, оглядываясь, выбежала Сабрина. Увидев Машу в компании парней, она поджала губы.

— Где ты ходишь? Тебя там Горгулья ищет, не может успокоиться. Пойдём.

Не дожидаясь ответа, она кивнула в сторону дверей — волосы, стянутые на затылке в хвост, тяжело качнулись — и сама пошла обратно, зябко потирая голые плечи. Маша поднялась с бревна и поняла вдруг, что совсем стемнело. Она едва различала тропинку среди травы. В прозрачном вечернем воздухе разносились крики ласточек.

— Разбирайтесь. — Маша махнула рукой. — Пойду. Спрошу, что ей от меня нужно.

Она нагнала Сабрину на крыльце. Она внимательно наблюдала за тем, как дежурные первокурсники готовят ужин — сегодня была их очередь. Оранжевые языки огня лизали закопченное дно кастрюли.

— Что случилось? — спросила Маша, взбежав по ступенькам на крыльцо.

Сабрина дёрнула плечом.

— Мне это не нравится.

Вместо объяснений она кивнула на распахнутую дверь: там, в полумраке коридора была ещё одна дверь, тоже деревянная, но плотно захлопнутая. За ней находились преподавательские комнаты — кабинет и спальня с печкой. Внутри Маша не бывала ещё никогда, но кое-что представляла по рассказам одногруппников и своим же случайным взглядам.

— Иди, она хотела тебя видеть.

От костра потянуло запахом каши, и Маша, сглатывая слюну и вспоминая, что последний раз ела в обед — несколько печений, выданных в качестве сухого пайка, пошла внутрь дома.

Дверь преподавательской тяжело поддалась, выпуская на коридорный пол лучик жёлтого света — на письменном столе горела высокая свечка. Горгулья, сидящая над бумагами, обернулась и прищурилась, рассматривая Машу.

— А, Орлова. Сколько уже можно тебя ждать! Входи. Дверь закрой за собой.

Маша аккуратно захлопнула дверь и шагнула ближе к столу, не решившись, впрочем, подойти совсем уж близко. Пламя свечки озаряло стену — брёвна с протыканным между ними утеплителем — и стол, заваленный бумагами. Маша различила список своей группы.

— Подойди ближе, что ты жмёшься, как несчастный родственник. — Горгулья сняла очки и сощурила уставшие глаза. В неярком свете на её лице особенно хорошо стал виден шрам, чёрной тенью залёгший от уголка рта до виска. — Садись.

Маша опустилась на край второго стула, простого и пыльного, замершего в углу комнаты. Из приоткрытого окна слышались далёкие голоса и звон посуды — остальные собирались ужинать, и Маша занервничала, представив, что ей не достанется каши.

— Думала на счёт завтрашнего задания? — Горгулья всегда была пряма, как палка. И захотела бы задать вопрос исподтишка, а не смогла бы. Маша за восемь пересдач успела неплохо изучить её манеры.

— Ну… да, — протянула она, всё же не понимая, куда клонит преподавательница на этот раз.

— Вам нужно будет найти несколько магических аномалий по карте, заснять их и приложить к отчёту, — объяснила Горгулья чуть разражено, словно Маша переспрашивала её об этом в сотый раз. — Хочешь получить отличную оценку в диплом?

Скользя взглядом по бумагам, разложенным на краю стола, Маша читала обрывки предложений и не понимала их смысла. Она подняла голову.

— Да… почему вы спрашиваете?

Горгулья постучала дужкой очков по столу, этим стуком словно бы стараясь заглушить последние Машины слова.

— Есть один небольшой секрет. Когда вы будете выполнять задания, оценки будут выставляться не группе, а каждому по отдельности. Поэтому советую быть попроворнее. Всё ясно?

— Нет, — честно призналась Маша. — Как надо быть?

Горгулья раздражённо бросила очки на стол.

— В паре всегда один работает больше, а другой — пользуется плодами трудов товарища. Что тут сверхъестественно сложного? Тот, кто сделал больше, должен получать более высокие оценки. Я хотела бы знать, кто в вашей группе работает упорнее. Чтобы переводить на третий курс только достойных, а не тех, кто примазался к славе. Ясно теперь?

Маша смотрела на неё, не зная, что ответить на такое заявление, и кусала губы.

— Почему вы меня об этом спросили?

Подобрав со стола очки, Горгулья нашла среди бумаг ручку и снова принялась сверять что-то в записях. Она углубилась в работу и едва нашла время, чтобы ответить на повисший в воздухе вопрос.

— Кое-кто попросил меня дать тебе фору, — буркнула она нехотя и гораздо тише, хоть и вряд ли собравшиеся к ужину курсанты могли бы подслушать их разговор. Маша вытянула шею и разглядела плюсики напротив некоторых фамилий. Каких — не успела прочитать, отпрянула. — А теперь всё, иди.

…На ужин была гречка с рыбными консервами. Порцию, отложенную для Маши в её белую пластиковую миску, Сабрина держала рядом с собой, никого к ней не подпуская. Сама она сидела у самого дальнего от костра края стола, и поэтому то и дело отмахивалась от назойливой мошкары. Маша устроилась рядом с ней, торопливо хватаясь за ложку.

Гречка с кусочком консервированной сайры после целого дня в лесу казалась почти счастьем.

— Так что там? — поинтересовалась Сабрина, терпеливо дождавшись, когда Маша ополовинит порцию.

Маша обернулась на подругу: та лениво отламывала кусочки от печенья и клала их в рот, просто чтобы занять руки. Чашка с кипятком исходила паром тут же, рядом, сдвинутая на самый край стола. Сабрина не обращала на неё внимания. Совсем близко, в обнимку с утащенной банкой сгущенки устроилась Тая. Она хитро глянула на Машу, наверное, тоже ждала продолжения рассказа.

— Да там… — Маша замялась. — Давай я тебе потом расскажу.

Ей не хотелось говорить о причудах Горгульи при таком количестве слушателей.

— Ладно, — смирилась Сабрина, немного поразмыслив, скорее всего, о том же самом. — Скажи хоть, о чём она говорила?

— О том, что я опять буду сдавать зачёт восемь раз, — вздохнула Маша, с сожалением вылавливая из каши оставшийся кусок рыбы.